Сам головной атаман Петлюра горько жаловался на безурядицу в военном ведомстве и, несмотря на личное недоброжелательное отношение ко мне, в конце концов тоже начал настаивать, чтобы я принял возможно скорее военное министерство, когда-то мною уже организованное, и снова наскоро организовал его хотя бы в упрощенном виде. Винниченко настойчиво хотел, чтобы мне подчинен был и полевой штаб, но я сам категорически отказался взяться сразу за два дела и добился разделения военного министерства и полевого управления войск, так как сложных и спешных задач по министерству было с избытком достаточно, чтобы еще браться за руководство боевыми операциями войск, особенно таких, как имевшиеся налицо.
8-го января 1919 г. был, наконец, сформирован кабинет Чеховского. Премьер, кроме своей прямой роли, взял на себя еще министерство иностранных дел. Прежде, чем приняться за дела министерства, я просил директорию разрешить мне поехать на Раздельную, чтобы там сдать все моему преемнику, но мне было отвечено, что преемника мне назначено не будет, так как моя бывшая должность будет упразднена и мои формирования будут держать “фронт против Одессы” с подчинением их штабу Петлюры, и что я должен возможно скорее приняться за новую должность. Получилась неожиданная и нелепая картина обрыва начавшей уже давать заметные результаты организационной работы и использование ее в неведомых мне целях “против Одессы”. Как и при правительстве Скоропадского, выхватывалось из рук дело, в которое положено было много труда, и весь продуманный план его переходил в чужие руки, губя из-за личных счетов и соображений дело. Оставалось подчиниться велению “верховной власти” и приняться за розыски всех распуганных следователями Осецкого скромных работников бывшего военного министерства, чтобы создать хоть какой-нибудь центральный аппарат, и за формирование действительных войск из кадров корпусов, так как большевики уже заняли Белгород и подходили к Харькову.
Велико было мое изумление, когда уже 9-го января поздно вечером я был спешно вызван в генерал-губернаторский дом и Винниченко объявил мне, что на следующий день я должен выехать в Одессу для переговоров с “французским консулом” (слова Винниченко) г-ном Энно (о военном французском командовании не упоминалось ни слова). Забыта была вмиг спешность работы по министерству, о которой мне только что так наставительно говорили, и меня отправляли с миссией, совершенно мне чуждой. Как объяснил мне Чеховский, подкладка дела была такова, что прибывший в Киев “секретарь” консульства в Одессе, Серкал (настоящая фамилия его была Черкаль, он был чех по происхождению) заявил, что консул желает говорить со мной и именно только со мной, и потому меня туда немедленно и командировали.
Мне пришлось познакомиться с г-ном Серкалем еще в бытность мою на Раздельной, когда он из Киева проезжал в Одессу с документами от директории, удостоверявшими, что он секретарь французского консульства в Одессе. Я, совершенно искренне принимая его за официальное лицо, тем более, что он ехал вместе с греческим консулом в Киеве г-ном Василиади, воспользовался случаем, чтобы обрисовать ему положение украинского вопроса в том виде, как я понимал его, и возможную роль Украины в деле возрождения России и просил помочь мне изложить все свои взгляды более полномочным, чем он, секретарь консульства, представителям Франции. Быть может, разговор этот заинтересовал моего собеседника, или здесь играли роль какие-либо иные соображения и расчеты, но во всяком случае - факт, что г-н Серкаль явился инициатором в Киеве моей первой командировки в Одессу.
Давая мне инструкции, Винниченко подчеркнул мне яркими штрихами, что я еду не по инициативе и не по выбору директории, а по инициативе самих французов, очевидно стремящихся добиться дружеского отношения к себе директории, но мало ориентирующихся в личном составе украинской директории; что поэтому директория не дает мне никаких полномочий, но не видит причины не воспользоваться случаем узнать точнее, чего хотят французы; хотя она, директория, и не доверяет им, но все же, быть может, и возможно было бы использовать их для борьбы против большевиков. Мне надлежало точно выяснить, сколько именно в Одессе французских войск, каковы их планы действий, какие при них новейшие технические средства и есть ли у них здесь те “ослепители, которыми они сразу ослепляли целые германские фронты и выводили их из строя”; последнее средство, не знаю откуда известное ему, особенно интересовало главу идейной антимилитарной демократии, и он несколько раз настойчиво подтвердил мне необходимость за всякую цену достать “хоть парочку” таких ослепителей для курского и харьковского фронтов.
Головной атаман Петлюра, напутствуя меня, со своей стороны подчеркнул, что французам доверять невозможно, так как они поддерживают Деникина, но что надо попробовать их “обдурить и использовать их технику для Украины”. Видимо, он находил, что и мне не следует доверять, так как впереди меня отправил своего человека Шумицкого, с секретным поручением следить за каждым моим шагом, в чем я и убедился с первого момента приезда в Одессу. Наконец, премьер Чеховский, видимо мало еще освоившийся с дипломатическим языком,порадовал меня заявлением, что он, Чеховский, мне вполне доверяет и полагает, что я “все сделаю, как следует”. В чем заключался смысл этих “все” и “как следует”, так и осталось тайной нового главы украинских дипломатов. Во всяком случае он прибавил, что командирует вместе со мной в Одессу своего помощника д-ра Галиппа и просит работать совместно с ним.
Запасшись такими наставлениями, я вместе с д-ром Галиппом и г-м Серкалем 10-го января выехал из Киева и 11-го прибыл в Одессу. На следующий день я должен был говорить с г-м Энно, но, придя к нему вместе с д-ром Галиппом, передан был в распоряжение его супруги, так как в этот день прибывал в Одессу генерал д“Ансельм со своим штабом и г. Энно был чрезвычайно озабочен вопросом о каких-то автомобилях.
Не стесняясь присутствием д-ра Галиппа, широкие взгляды на вещи которого мне были известны (он также не был расположен к Шумицкому), я изложил г-же Энно мою излюбленную теорию о крайней выгодности украинского национализма, как фактора противобольшевистского, и о полной безопасности его для дела возрождения России, так как в массе населения Украины вражды к России никакой не было и обе территории в силу уже своих естественных географических данных не могли, не задохнувшись от непосильного бремени бесконечных открытых границ, быть вовраждебных отношениях между собой. Я подчеркнул, что основная масса населения Украины не только не большевистична, но и вообще не революционна, исключая вопроса о земле, и что если найти фактор, который дал бы возможность взять в руки эту массу и организовать ее, большевизма на Украине не будет и от нее пойдет спасение от большевиков и остальной России. Таким фактором дисциплинирования народных масс могла явиться только иностранная дружественная вооруженная сила, и лучше всего эта роль могла бы быть исполнена французскими войсками, как привычными народу традиционными союзниками еще со времен великой войны. Об ослепителях я с г-жей Энно не беседовал, но совесть моя была спокойна, так как полномочий от директории я не имел, а от себя имел право говорить то, что думал. Видимо, беседа моя произвела положительное впечатление, так как прибывший домой г. Энно по выслушанию отчета об этой беседе заявил мне, что сделает все возможное, чтобы в ближайшие дни я был принят генералом д“Ансельмом.
Действительно, через день, если мне не изменяет память, я получил приглашение прибыть в штаб французского командования и 14-го или 15-го января сделал там доклад. Присутствовали генералы д“Ансельм и Бориус, начальник штаба полковник Фрейденберг и еще два или три офицера, которые вели заметки во время моего доклада; г. Энно здесь не присутствовал. Я повторил те же идеи, которые только что излагал у г-на Энно, и просил рассмотреть вопрос о возможности принятия французскими войсками участия в деле организации Украины для борьбы против большевиков, для каковой организации данный момент был чрезвычайно выгоден. Генерал д“Ансельм ответил мне, что он сообщит, куда следует, сведения о моем докладе, а пока предлагает для доказательства лояльности украинцев в отношении французских войск отвести все украинские части из района Одессы и Раздельной к северу от линии Раздельная-Тирасполь, выполнение какового передвижения и будет рассматриваться, как первое условие возможности дальнейших переговоров. Мне лично он от имени французского командования выразил признательность за лояльное отношение подчиненных мне частей к французским войскам за все время пребывания моего на Раздельной. В последующем отдельном разговоре полковник Фрейденберг подчеркнул мне, что со стороны французского командования не встречает доверия фигура головы директории Винниченко, как заведомого германофила и ”большевика” (собственное выражение полковника Фрейденберга), и что пока это лицо стоит во главе украинской власти, трудно рассчитывать на возможность каких-либо соглашений и совместных действий. Во всяком случае, мне предложено было возвратиться в Киев, выполнить прежде всего требование командования об отводе войск за Раздельную и затем ожидать результатов распоряжений высших командных инстанций в связи с моим докладом.
