— Ты бы шла в кубрик, девочка, — ласково посоветовал ей Аксенов. — Там их меньше слышно. Да и спать удобней в постели.
Девушка послушно поднялась с кресла и пошла отдыхать. Это было часа два назад, и с того времени Аксенов, словно влитой, неподвижно стоял у пульта управления, а Олег, склонившись над освещенным штурманским столиком, торопливо делал записи в вахтенном журнале. Все шло хорошо. Олег не забыл отметить, какие усовершенствования внес экипаж в систему автоматического управления судном.
Подумав немного, в конце дописал: “Особых происшествий нет. Экипаж чувствует себя нормально”.
Закрыв журнал, он отправил Аксенова отдыхать в кубрик, пообещав непременно разбудить его в шесть утра, а сам занял его место у пульта управления.
Где-то впереди, чуть левее по курсу, на ночном небе стали появляться фиолетовые просветы. Туман с каждой минутой тяжелел и, оседая густой плотной массой, низко разливался над поверхностью воды, все плотнее прижимаясь к ее еще невидимой глади, все дальше и дальше открывая светлеющий горизонт. Двумя ровными цепочками уходили вдаль красные и белые пирамидки буев. Путь впереди был совершенно свободен.
“Самое время попробовать”, — подумал Олег. Минуту-другую он еще колебался, но желание все сильнее овладевало им.
“Не спеши, делай все обдуманно”, — мысленно приказал он себе, а потом повторил эту фразу вслух и поднес к губам микрофон рации, настроенной на приемники сопровождающих катеров — рацию ближней связи, как называли они ее между собой.
— Товарищ Гарькавый, как самочувствие? — нарочито равнодушным голосом спросил у командира группы катеров.
Подполковник прокашлялся и бодрым голосом четко отрапортовал:
— У нас все нормально. Ночная вахта прошла спокойно. Половина команды отдыхает.
На ведущем катере зачем-то продули микрофон, а затем как-то нерешительно и чуть тише Гарькавый произнес:
— Ветровое стекло у нас малость заливает, Олег Викторович, уж больно крутая идет за вами волна. Может быть, пора…
— Вас понял хорошо. Через минуту примите конец. А потом постарайтесь не отстать.
Снизив ход до восьми узлов, Слюсаренко выскочил на корму и, помахав руками кому-то едва различимому там, на катере, с завидной ловкостью отдал конец и быстро вернулся в рубку.
Встав у пульта, он положил руку на рукоятку фиксатора скорости и начал постепенно передвигать ее все выше и выше. Вслед за его рукой на табло все выше поднималась алая полоска, фиксируя почти синхронное выполнение команды: 25… 30… 35 узлов в час.
Легко рассекая воду, оставляя за собой высокий пенистый бурун, судно стремительно неслось вперед. Где-то далеко позади остались катера сопровождения. Их уже не было видно. Корпус тримарана почти не вибрировал. Неслышно работал реактор. Только водопад брызг победно стучал в прозрачный купол да ветер весело посвистывал в снастях, которые Олег так и не убрал в пазы.
Но что это? Какая-то белая точка появилась на горизонте. С каждой минутой она увеличивалась, росла прямо на глазах.
Вот уже видны красно-зеленые вспышки речного кода.
Корабль? Шагнув влево, Слюсаренко заглянул в глазок стереотрубы. Прямо по курсу навстречу “Юлии” мчался огромный метеор.
Встречный корабль снова дважды подал сигналы речного кода: “Ухожу вправо. Делай, как я!”
Олег хотел было вручную отсемафорить необходимый ответ, но вовремя спохватился. На табло пульта управления дублировались красные и зеленые огоньки сигнальных прожекторов: “Вас понял. Беру вправо”.
Олег облегченно вздохнул. Электроника работала четко. Просто капитан встречного корабля, как видно, хорошо знал расписание, в виду чего был удивлен неожиданной встречей и поторопился дать сигнал бог весть откуда появившемуся судну.
Тримаран очертил на воде плавный эллипс.
“Юрий Гагарин”, — едва успел прочитать Олег на борту вихрем пролетевшего мимо корабля.
Часы-индикатор показывали ровно 05.30 утра. А мозг его уже настойчиво сверлила “крамольная” мысль о Том, смогла ли бы “Юлия” догнать его… Пожалуй, да… А перегнать?
Руки Олега в этот миг уже щелкали тумблерами на панели “курс”.
Тримаран описывал еще плавную дугу разворота, а Олег нажатием нескольких кнопок уже упрятал в пазы ненужные сейчас мачты и снасти и в тот момент, когда “Юлия” легла на заданный курс, включил двигатели обоих поплавков.
Корабль рванулся вперед. Передняя часть его корпуса и поплавков поднялась высоко над водой, почти до середины обнажив все три киля.
45… 49… 57… 60 узлов в час. Контрольное табло информировало, что тяжелые подвижные балансиры поплавков и гондолы ушли в крайнее переднее положение. Такого Олег не ожидал. Позднее он запишет в бортовом журнале:
“Проведены испытания одновременно трех водородных реакторов, а также механических движителей и двигателей на форсированном режиме. Результаты значительно превзошли ожидаемые. Достигнута скорость шестьдесят узлов. Считаю возможным ее дальнейшее увеличение при обязательном одновременном утяжелении носовой части, киля и подвижных балансиров.
Следует отметить отличную работу проектировщиков, коллективы предприятий, изготовившие реакторы и двигатели, группу комсомольцев и специалистов-кибернетиков, блестяще выполнивших очень сложный монтаж всех узлов и схем механической части тримарана”.
Это будет потом. А сейчас он, словно зачарованный, смотрел, как их судно, четко подав необходимые световые сигналы речного кода, легко обошло метеор справа, как быстро отстал он, как появились на несколько мгновений в зоне видимости, а потом промелькнули и исчезли за кормой катера их эскорта.
Через пять минут, не снижая бешеной скорости, он снова развернул тримаран и мчался теперь навстречу восходящему солнцу. Единственное, что где-то далеко в подсознании все настойчивее беспокоило его в эти захватывающие минуты стремительного полета по сверкающей в солнечных лучах воде, была интуитивно возникшая боязнь того, что корабль оторвется от речного зеркала. Тогда неизбежна катастрофа…
Олег стал плавно поворачивать рукоятку фиксатора скорости и одновременно отключил двигатели поплавков.
— Правильно, капитан. Суть вполне ясна. Дальше рисковать не нужно.
— Андрей Иванович? Вы видели?
— Я здесь уже двадцать пять минут. Могу засвидетельствовать перед Государственной комиссией — испытания проведены отлично!
Он помолчал немного, как бы осмысливая увиденное, и, как всегда, сделал неожиданное свое заключение:
— При крепком попутном ветре носовой дифферент можно частично уменьшить за счет давления ветра на паруса. Но этот вариант мы опробуем в Черном море.
Снижая скорость, они приближались к “Юрию Гагарину”. Метеор стоял. Его, как казалось теперь, грузное тело, до половины погруженное в воду, неуклюже покачивалось на волнах. Пассажиры и команда во главе с капитаном высыпали на маленькую верхнюю палубу, на узкий трап, что шел по центру крыши, тесно набились в переходе возле выхода. Люди улыбались, махали руками, косынками, шляпами, что-то кричали.
Тесной группой неподалеку от “Юрия Гагарина” перевалились с волны на волну катера эскорта. Но вот они все сразу взревели моторами и быстро заняли свои привычные места вокруг тримарана.
— Я Гарькавый, — раздалось в динамике рации. — Он был взволнован — это сразу почувствовал Слюсаренко, вслушиваясь в голос подполковника. — У каждой службы свои заботы, как вы знаете, — сказал тихо. — Я прошу вас в дальнейшем более четко информировать группу сопровождения о своих намерениях. И если у нас не всегда хватит необходимой скорости, то часть наших товарищей может уйти вперед, чтобы освободить фарватер и избежать ненужных, в первую очередь вам, последствий от подобных встреч. Думаю, они еще проявят себя. У меня на этот счет острый нюх.
— Вас понял. Будут приняты меры для избежание подобных ситуаций, товарищ Гарькавый, — ответил Олег. — До Светловодска идем под парусами. Скорость — двенадцать узлов. Во время шлюзования прошу на “Юлию”. Вместе обсудим возможные и приемлемые в дальнейшем варианты движения и ходовых испытаний.
