Один из приятелей Ронни был к этому готов.

– Ко мне ни ногой!

Ребята образовали вокруг Гаррика кольцо и толкали его друг к другу.

– Иди отсюда! Давай туда!

Слезы текли по щекам Гаррика.

– Пожалуйста, пожалуйста, прекратите!

– Пожалуйста, пожалуйста, – передразнивали его.

И тут Гаррик с огромным облегчением ощутил, как все перед ним начало сереть, лица мучителей расплывались, он едва замечал прикосновения их рук. Гаррик упал, ударился лицом о землю, но боли не почувствовал. Двое наклонились, чтобы поднять его; теперь на щеках Гаррика слезы смешались с грязью.

И тут позади них из дыры в ограде выполз Шон. Рубашка у него на животе оттопыривалась. Секунду он сидел на корточках, вникая в происходящее, затем распрямился и помчался вперед. Ронни услышал это и выпустил Гаррика.

– Ты воровал папины персики! – закричал он. – Я ему скажу!

Шон ударил его в нос, и Ронни рухнул на землю. Шон обернулся к двоим другим, но те уже убегали. Он сделал несколько шагов за ними, потом вернулся к Ронни, но опоздал. Пай уже мелькал между деревьями, зажимая рубашкой окровавленное лицо.

– Как ты, Гарри?

Шон нагнулся, пытаясь своим несвежим носовым платком стереть грязь с лица Гаррика.

Шон помог ему подняться. Гаррик стоял, слегка покачиваясь, с открытыми глазами и странной пустой улыбкой на лице.

Уэйт Кортни уставился на Шона через обеденный стол, так и не донеся до рта вилку с яйцом и жареной бараниной.

– Повернись лицом к окну, – с подозрением в голове попросил он. Шон послушался. – Какого дьявола ты сделал со своим лицом?

– Что? – Шон провел рукой по лицу.

– Когда ты в последний раз мылся?

– Не говори ерунду, дорогой. – Ада под столом коснулась его ноги. – Это не грязь, это усы.

– Усы?

Уэйт всмотрелся внимательнее и заулыбался; он открыл рот, собираясь заговорить. Ада мгновенно поняла, что сейчас он отпустит одну из своих «утонченных» шуточек, и это глубоко ранит формирующуюся мужскую суть Шона. Она сразу вмешалась.

– Думаю, нам следует купить ему бритву.

Уэйт забыл подготовленную шутку, хмыкнул и положил яйцо в рот.

– Я не хочу их сбривать, – сказал Шон и покраснел до корней волос.

– Они быстрей отрастают, если сначала их сбреешь, – пояснила Ада.

Гаррик, сидя напротив Ады, печально коснулся своей верхней губы.

Уэйт забрал братьев из школы на декабрьские каникулы. В суматохе приготовлений, погрузки багажа в коляску и последних прощаний с фрейлейн и приятелями, многих из которых они увидят только через шесть недель, близнецы не заметили, что Уэйт ведет себя странно.

Только позже, видя, что они возвращаются домой вдвое быстрее обычного, Шон спросил:

– Из-за чего спешка, па?

– Увидишь, – откликнулся Уэйт, и оба – и Гаррик, и Шон – с интересом взглянули на него. Вопрос Шона был совершенно обычным, но загадочные слова Уэйта немедленно заинтриговали братьев. Уэйт улыбнулся и на последовавший град вопросов отвечал неопределенно. Он наслаждался. К моменту появления в Тёнис-краале близнецы сгорали от любопытства.

Уэйт остановил коляску перед домом, и один из конюхов подбежал и взял вожжи. На веранде ждала Ада, и Шон выпрыгнул из коляски и помчался к ней. Он быстро поцеловал ее и умоляюще спросил:

– Что случилось? Па не говорит…

– …но мы знаем – что-то произошло. – Гаррик взбирался по ступеням.

– Расскажи, – попросил Шон. Он схватил Аду за руку и потянул.

– Не знаю, о чем вы, – рассмеялась Ада. – Лучше узнайте у отца.

Уэйт поднялся вслед за сыновьями, обнял Аду одной рукой и прижал к себе.

– Не знаю, откуда они это взяли, – сказал он, – но почему бы им не пойти в спальню и не посмотреть? Могут же они в этом году получить свои рождественские подарки чуть раньше.

Шон оказался у дверей спальни намного раньше Гаррика.

– Подожди меня, – в отчаянии крикнул Гаррик. – Пожалуйста, подожди.

Шон затромозил у порога.

– Иисус Христос! – прошептал он самое крепкое известное ему выражение. Гаррик остановился за его спиной, и вдвоем они взирали на пару кожаных чехлов, лежавших на столе в центре комнаты – длинных плоских чехлов из прочной лоснящейся кожи с уголками, обитыми медью.

– Ружья! – выдохнул Шон. Он медленно подкрался к чехлам, словно ожидая, что они в любой момент могут исчезнуть. – Гляди! – Он показал на золотые буквы, вытисненные на коже. – На них наши имена. – Шон расстегнул замки и раскрыл ближайший чехол. В гнезде из зеленой байки, смазанная оружейным маслом, сверкала поэма из стали и дерева.

– Иисус Христос! – повторил Шон. Потом через плечо посмотрел на брата. – Ты не будешь открывать свой?

Гаррик прохромал к столу, стараясь скрыть разочарование: ему так хотелось получить собрание сочинений Диккенса.

На реке встречаются водовороты.

Последнюю неделю рождественских каникул Гаррик пролежал в постели со своей обычной простудой. Уэйт Кортни отправился в Питермарицбург на собрание Ассоциации скотоводов, и на ферме в этот день почти не было работы. После того как Шон напоил больных животных в санитарном загоне и осмотрел южный участок, он вернулся на ферму, с час поговорил с конюхами и пошел домой. Гаррик спал, а Ада в молочной сбивала масло. Шон попросил у Джозефа перекусить и ел, стоя на кухне. За едой он думал, чем заполнить день. Тщательно взвесил возможные альтернативы: взять ружье и попытаться отыскать дукера на откосе или двинуть на пруды за Белыми Водопадами и половить там угрей. Он закончил есть, все еще не приняв окончательного решения, поэтому прошел через двор и заглянул в прохладную молочную.

Ада у сепаратора улыбнулась ему.

– Здравствуй, Шон. Наверно, хочешь позатракать?

– Джозеф уже покормил меня, спасибо, ма.

– Джозеф уже накормил меня, – машинально поправила Ада. Шон повторил за ней и принюхался. Ему нравился сырный запах свежего масла и мягкий дух коровьего навоза, покрывавшего пол.

– Чем займешься сегодня?

– Я как раз пришел тебя спросить, что нужно: мясо или угри. Не знаю, куда мне пойти – охотиться или рыбачить.

– Угри не помешали бы, я бы приготовила их завтра на обед, когда приедет отец.

– Принесу полное ведро.

Шон оседлал пони, подвесил к седлу жестянку с червями и с удочкой на плече поехал в сторону Ледибурга. Пересек мост через Бабуиновый ручей и повернул, чтобы вдоль ручья добраться до водопадов.

Огибая рощу акаций ниже фермы Ван Эссенсов, он понял, что зря выбрал этот маршрут. Из-под деревьев, подобрав юбки до колен, выскочила Энн. Шон пришпорил пони и смотрел прямо перед собой.

– Шон, эй, Шон! – Она была чуть впереди него и двигалась наперерез.

Избежать встречи было невозможно, и он остановил пони.

– Здравствуй, Шон. – Энн раскраснелась и тяжело дышала.

– Здравствуй, – проворчал он.

– Куда ты?

– Да так…

– Рыбачить? Можно, я пойду с тобой? – Она умоляюще улыбнулась. Зубы у нее были мелкие и очень белые.

– Нет, ты слишком много болтаешь – распугаешь мне всю рыбу. – Шон тронул пони с места.

– Пожалуйста, я буду молчать. Честно. – Энн бежала рядом с ним.

– Нет. – Он дернул узду и поскакал прочь. Проехав сотню ярдов, оглянулся. Девочка по-прежнему бежала за ним, ее черные волосы развевались на ветру. Шон остановил пони, и Энн догнала его.

– Я знала, что ты остановишься, – сказала она, едва переведя дыхание.

– Иди домой! Я не хочу, чтобы ты тащилась за мной.

– Честно, я буду тихой как никогда.

Он знал, что она все равно увяжется за ним до верха откоса, и сдался.

– Хорошо, но если произнесешь хоть слово, одно-единственное, я отправлю тебя домой!

– Обещаю. Помоги мне, пожалуйста.

Шон посадил ее на спину пони, и Энн обхватила его за талию. Они поднялись на откос. Дорога проходила совсем рядом с Белыми Водопадами; путники чувствовали, как их обдает мелкими брызгами.