В конце марта Невельской был уже в Иркутске, где ознакомил Муравьева с решением Особого комитета. Спустя неделю Геннадий Иванович выехал из Иркутска в Аян, где дожидались выделенные в его распоряжение 25 казаков.
* % *
Июльским днем, в тот час, когда солнце уже спустилось за островерхие, густо поросшие лесом сопки и синие тени легли на воду Аянской бухты, от мостков пристани отчалила шлюпка и направилась к бригу «Охотск», стоявшему на рейде.
Корабль был уже готов к отплытию. Ждали только шлюпку с пассажиром, который следовал в гавань Счастья.
Никто из команды «Охотска» не мог точно сказать, где находится эта гавань, что она собой представляет. Ни на одной морской карте мира и ни в одной лоции нельзя было найти ее описание. Между тем путь корабля лежал в эту гавань. Вся команда «Охотска» знала, что для прокладки курса командир брига пользуется рукописной картой, которую ему дал не кто иной, как сам пассажир. И, хотя офицеры в разговорах между собой не называли ни имени, ни звания пассажира, матросы корабля знали, кого они должны доставить в гавань Счастья...
Шлюпка приблизилась к штормтрапу, переброшенному через борт судна. Командир «Охотска», лейтенант Гаврилов15, официально и вместе с тем радушно приветствовал прибывшего. Доложив, что все готово к отплытию, он сказал, что ждет приказаний.
— Помилуйте, Петр Федорович, никаких приказаний! Нынче я ваш пассажир, которого вам надлежит доставить к месту назначения. Я всецело вверяюсь вашему искусству.
— Сердечно благодарю, Геннадий Иванович, — ответил Гаврилов. — Все же позвольте мне, в случае надобности, просить у вас совета. Ведь никому, кроме вас и сподвижников ваших, не довелось увидеть этой гавани, которой вы дали столь благозвучное имя — гавань Счастья.
— Истинное счастье обретается в бескорыстном служении во славу родины! — проникновенно произнес Геннадий Иванович и добавил: — Я льщу себя надеждой, что, плавая в этих водах и пробуждая к жизни здешние дикие края, мы с вами принесем великую пользу России.
.. .В ночной мгле давно уже скрылись берега. Вокруг лежало черное, как деготь, море. Над ним простиралось почти такое же черное, усыпанное звездами небо. Одетый парусами, упруго выгнутыми под ветром, бриг «Охотск» ходко вспарывал гладь Охотского моря.
Команда корабля отдыхала. Спали и привыкшие к морской жизни казаки, сопровождавшие Геннадия Ивановича к месту его назначения.
На палубе оставались только вахтенные матросы, дежурный офицер и сам Невельской.
Непрерывно попыхивая своей кривой трубкой и сухо покашливая, он то шагал от борта к борту, то останавливался около компаса, пристально взглядывал на картушку и одобрительно кивал матросу* который уверенно орудовал штурвалом, не давая кораблю отклоняться от курса.
Плавание началось удачно. Если погода не изменится, то через четыре дня Геннадий Иванович будет у цели.
У цели? Нет, она еще очень далека. Ведь то, что им сделано, только начало, лишь первые шаги к достижению гой поистине великой цели, которую он перед собой поставил.
Шагая по палубе «Охотска», Геннадий Иванович перебирал в памяти события прошедшего года и думал о том, сколько еще трудов предстоит в будущем. Но он чувствовал себя полным сил продолжать борьбу за край, ставший дорогим его сердцу. Он понимал — борьба предстоит суровая, жестокая... Не столько с дикой природой, сколько с тупой, равнодушной, а порой и враждебной кликой сановников, которым и дела нет до блага России. Стоит только вспомнить о заседании Особого комитета! Но одному вести подобную борьбу будет тяжело. Геннадий Иванович не знал еще, кому придется разделить с ним предстоящие тяготы и невзгоды, но он твердо верил, что в этой борьбе он не останется одиноким.
Год назад, когда он возвращался после открытия устья Амура и пролива, его встретил в открытом море штурман Орлов. Он был послан тогда на поиски Невельского, так как все полагали, что «Байкал» потерпел аварию. Встретившись с Геннадием Ивановичем и узнав о его открытии, Орлов прослезился от радости и по-отечески обнял и расцеловал Невельского.
Несколько дней, проведенных Орловым на борту «Байкала», прошли в дружеских беседах. Дмитрий Иванович много интересного рассказал Невельскому о своих долгих странствиях по Дальнему Востоку, о глубокой обиде, которую ему незаслуженно нанес царь Николай.
В 1840 году Николай I получил тайный донос на Орлова, где говорилось, что тот якобы подговорил какого-то «мещанина Ларионова к лишению жизни коллежского асессора Пахомова, с женой которого Орлов был в любовной связи». Николай не стал разбираться в справедливости обвинения и лишил Орлова всех чинов, дворянского звания и повелел навечно оставить его в Сибири.
Позднее, когда выяснилось, что «возведенное на него обвинение, по общим отзывам, не подтвердилось» (так указывалось в официальном документе), Орлова произвели сначала в прапорщики корпуса штурманов, а затем в подпоручики. Но, пока это произошло, миновало несколько лет. А все эти годы Орлов бедствовал и скитался по диким таежным дебрям. Он сдружился с местными жителями, изучил их нравы и обычаи. А когда Российско-Американской компании требовался опытный проводник, знающий край и местные условия, она неизменно прибегала к услугам «ссылыю-поселенца» Орлова. Так, когда компания решила перевести свою главную факторию из Охотска в Аян, именно Орлову поручили тщательно исследовать Аянский залив и выбрать место для будущего поселка.
В последующие годы, уже будучи восстановленным в своих правах, Орлов совершил несколько путешествий, исследуя пути сообщения между Аяном и Якутском, изучая прибрежье Охотского моря, собирая сведения об Амуре у местных жителей.
Подобно Геннадию Ивановичу, Орлов лелеял мечту подробно изучить Амур. Потому он так сердечно обрадовался, когда встретился с Невельским и узнал от него о сделанном открытии. Ведь оно было началом осуществления мечты самого Орлова!
Это было год назад. Нынешней зимой, по распоряжению Муравьева, Дмитрий Иванович Орлов перебрался из Аяна в залив Счастья, где должен был дожидаться прибытия судна. Геннадий Иванович с большим удовольствием предвкушал встречу с ним. Уж очень по душе пришелся Невельскому этот закаленный бедствиями и невзгодами человек, с его любовью к дикому и необжитому краю, с горячей верой в будущее этого края.
Плавание «Охотска» близилось к концу. На пятый день бриг, осторожно лавируя среди песчаных отмелей, далеко выдающихся в море, на приспущенных парусах вошел в залив Счастья.
Это была небольшая мелководная лагуна с открытыми к северу низменными берегами, поросшими чах* лой растительностью. Правда, вдали от берега виднелся массив густого таежного леса, который, видимо, тянулся в глубь материка на многие версты. Могучие сосны вздымались так высоко, что, казалось, они вот-вот заденут облака. Кроны их раскачивались под ветром, будто кивали, приветствуя возвращение Невельского в открытый им залив.
Геннадий Иванович пристально глядел в подзорную трубу на приближающийся берег. Все вокруг было объято тишиной. И, хотя Невельскому предстояло вступить в совсем неведомый ему мир, он казался каким-то особенно близким, родным, до мелочей знакомым.
Вдруг Геннадий Иванович заметил, что из одинокой юрты, стоявшей поодаль от берега, выскочили гри человека, помчались к морю и спустили на воду байдарку. Они быстро направились к кораблю, который точно ощупью пробирался по узкому, извилистому фарватеру.
Когда байдарка несколько приблизилась, Невельской увидел в ней Дмитрия Ивановича Орлова и двух его постоянных спутников — нивха Позвейна и эвенка Афанасия.
Радостно, как давние друзья, встретились Невельской с Орловым.
— Видно, сама судьба определила мне встречать вас, дорогой Геннадий Иванович! — взволнованно говорил Орлов, зажав в своих сильных больших руках Невельского.
— Ия всей душой рад этому обстоятельству, Дмитрий Иванович, хотя... — Геннадий Иванович весело рассмеялся, — хотя оно и грозит мне серьезным увечьем.
