Двадцатого августа бриг «Константин» уже был в Аяне.
Спустя два дня в Петербург, на имя Врангеля, были отправлены корабельный журнал и карта плавания «Константина». Выдающийся русский мореплаватель Ф. П. Врангель не усомнился в выводах Гаврилова, поскольку они лишь подтверждали выводы таких прославленных моряков, как Лаперуз, Браутон и Крузенштерн. II в декабре того же 1846 года Врангель ознакомил с результатами описи, произведенной Гавриловым, министра иностранных дел графа Нессельроде. Тот остался весьма доволен оценкой, какую дал Врангель плаванию Гаврилова, и доложил обо всем Николаю I.
На тексте доклада плавании «Константина» царь написал. «Весьма сожалею, вопрос об Амуре, как реке бесполезной, оставить. Лиц, посылавшихся к Амуру, наградить» И Николаи I запретил все лальнейшие исследования Амура.
— Для чего нам эта река, — сказал он, — когда ныне уже положительно доказано, что входить в ее устье могут только одни лодки.
Так, в результате исследований Гаврилова правительство окончательно уверовало в справедливость выводов о том, что устье Амура и его лиман недоступны и что Сахалин — полуостров.
И, хотя никому так и не привелось увидеть злополучный перешеек, а само обследование Гавриловым устья Амура было очень поверхностным, по приказу Нико-
49
4 Подвиг адмирала Невельского
лая I амурско-сахалинская проблема должна бьпа считаться окончательно решенной.
Министр иностранных дел граф Карл Нессельроде, которого в народе называли «кисель вроде», решил установить новую государственную границу. Она должна была проходить по пути экспедиции академика Мидден-дорфа, который совершил путешествие по Сибири в 1842—1845 годах.
Возвращаясь из Сибири, Миддендорф прошел от устья реки Уды, вдоль Станового хребта, на запад и уверял, что видел своими глазами пограничные знаки, установленные китайцами и отделяющие их земли от русских владений.
Ни самому Мпддендорфу, ни Нессельроде, ни членам Особого комитета, которые решали вопрос о границе, не пришло в голову, что эти «пограничные столбы» — просто груды камней, сложенные местными жителями. Они сооружали такие пирамиды, чтобы обозначить либо удобные горные перевалы, либо места дня торжищ.
Особый комитет решил, поскольку «Сахапин — полуостров», а «река Амур не имеет для России никакого значения», «положить новую границу нашу с Китаем по южному склону Хинганского Станового хребта до Охотского моря, к Тугурской губе», и таким образом навсегда отказаться от всего Амурского бассейна. Вместе с тем Нессельроде приказал: «Дело об реке Амуре навсегда считать конченным, и всю переписку поэтому хранить в тайне».
Граф Нессельроде не посчитался с тем, что на протяжении двухсот лет простые русские люди шаг за шагом осваивали необъятные просторы этого края, брели через горные хребты, пробирались сквозь таежные дебри, плыли по стремительным рекам и бурному морю. Он не думал о том, что каждая частица этой земли была добыта невероятным трудом и великими подвигами безвестных русских казаков-землепроходцев, что весь этот край — его горы, реки, поля, море и остров — есть поистине народное достояние.
Да и какое дело было до всего этого графу Нессельроде, которому были чужды интересы России и ее народа! Типичный карьерист, он отнюдь не заботился о благе страны, а преследовал свои собственные корыстные цели. Единственное, что беспокоило Нессельроде, —
это мысль о том, как бы избежать вспышки царского гнева. Поэтому он действовал, не столько сознавая важность государственных интересов, сколько считаясь с настроениями Николая I, от которого зависела его участь как министра.
Но, вопреки Нессельроде и другим подобным ему сановникам, русские люди по-прежнему стремились на Дальний Восток. Не щадя сил, они трудились над дальнейшим освоением края. Однако неверное представление о географическом положении Амура и Сахалина, которое опиралось на авторитет уже четырех моряков, было главным препятствием в их работе.
Прошло несколько лет, и, к величайшему неудовольствию того же графа Нессельроде, амурско-сахалинский вопрос был снова поднят.
Глубоко заинтересовавшись проблемой Амура, Невельской вновь и вновь обращался к первоисточникам. Он рылся в исторических архивах, разбирал старинные рукописи, вчитывался в скупые слова «скасок» и донесений скромных казаков-землепроходцев. Он сопоставлял их с пространными описаниями знаменитых мореплавателей, сличал «чертежи» вольных казаков с позднейшими картами учепых-географов. И молодой моряк пришел к твердому убеждению, что описания знаменитых мореплавателей в той части, где они рассказывали об исследованиях берегов Татарии, полны противоречий, а выводы их бездоказательны и ошибочны.
Не может того быть, решил Невельской, чтобы Амур, могучий и полноводный терялся в каких-то песчаных отмелях. Он должен иметь большой свободный выход в море. А если это так, то сам собой напрашивается и. другой вывод: Сахалин нельзя считать полуостровом, это, несомненно, остров. Ведь никто даже приблизительно не смог нанести на карту пресловутый перешеек. Ни один путешественник не видел и не пересек его. А слова в отчете Крузенштерна: «весьма вероятно, что Сахалин был некогда, а может быть, еще в недавние, времена, островом», — явно показывали, что знаменитый мореплаватель и сам не был полностью уверен в своем выводе. И возможно, допускал Невельской, результат плавания бьп бы иным, если бы Крузенштерн не пользовался картой «Лаперуза.
Это были смелые догадки. Но одной уверенности в
правильности своих выводов мало. Чтобы убедить других, надо располагать фактами. А их нужно добыть собственными силами. Геннадий Иванович знал, что царское правительство уже приняло решение отказаться от Амура и Сахалина как бесполезных для России. Значит, необходимо срочно действовать, чтобы побудить правительство изменить свое решение. Для этого ему нужно представить неоспоримые сведения: действительно ли Хинганский хреоет, протянувшийся к востоку от верховьев рек Горбицы и Уды, выходит к Охотскому морю; в каких направлениях текут реки, берущие начало среди огрогов Хипганского хребта и впадающие в Амур; действительно ли Амурский лиман и устье Амура недоступны для морских судов даже в том случае, если Сахалин — полуостров; и, наконец, действительно ли нет в близлежащем к Амуру районе удобных морских гаваней.
Чтобы ответить на эти, по определению самого Невельского, «пограничный и морской вопросы», необходимо было снарядить экспедицию.
И тут Геннадия Ивановича судьба вновь свела с Александром Пантелеевичем Баласогло, который когда-то обучал его в корпусе фронтовой службе и утешал маленького кадета, когда у того не ладилась «шагистика».
Встреча произошла вскоре после возвращения Невельского из плавания на «Ингерманланде» в Средиземном море, в котором он находился с августа 1845 до июля 1846 года.
Возвратившись в Петербург, Невельской узнал, что по инициативе Федора Петровича Литке прошедшей осенью было создано Русское географическое общество. Немедленно став его членом, Геннадий Иванович начал постоянно посещать доклады и обсуждения, проводимые в зале общества. Здесь на одном из вечеров и встретились бывший воспитанник с бывшим воспитателем.
Баласогло, подобно Невельскому, был одним из тех представителей молодежи, которые приходили в Географическое общество, уже обладая солидным запасом научных знаний. Талантливые и патриотически настроенные, они являли собой цвет молодого поколения русского общества того времени. Они мечтали отдать всю свою энергию всестороннему изучению России, принести по-сильную помощь развитию географических знании.
Баласогло был старше Невельского всего на один месяц. Родился он на Черном морс, в семье лейтенанта Черноморского флота. А кто из ребят, родившихся на море, не мечтает о морской службе! И в тот год, когда Геннадия привезли в Морской корпус, Баласогло, минуя учебное заведение, тринадцатилетним юнцом поступил па службу гардемарином в Черноморский флот. Вначале он плавал па фрегате «Штандарт» и па корабле «Иван Златоуст», а затем перешел на флагманский корабль «Париж», который под командой адмирала Грейга участвовал в морском сражении под Варной. И, хотя юный гардемарин проявил при этом необыкновенную храбрость, сто ничем не наградили, а по окончании кампании перевели на Балтику и уже в чине мичмана прикомандировали к Морскому корпусу для обучения кадет фронтовой службе.
