нием торговли с русскими купцами, которая в ту пору была уже довольно значительной.

Представления об Амуре, его устье и расположенном против нею острове по-прежнему оставались неясными. На картах эти места отмечались по-разному. Каждый географ по своему разумению придавал Сахалину те или иные очертания и наносил на карту нижнее течение Амура и его устье.

Вскоре географические представления об этой части Дальневосточного края настолько запутались, что Сахалин вообще перестали считать островом. В среде географов возникла легенда, будто Сахалин соединен с материком узким перешейком. А о реке Амуре говорили, что ее устье теряется где-то в песках.

Правильные сведения русских землепроходцев о том, что «великая река Амур... в окиан впала однем своем устьем, и против того устья есть остров великой», были преданы забвению.

Как же это случилось?

Первым «открыл» этот злополучный перешеек, якобы соединяющий Сахалин с материком, известный французский мореплаватель Жан-Франсуа Лаперуз.

В 1787 году два корабля Лаперуза — «Буссоль» и «Астролябия», — совершая кругосветное путешествие, подошли к берегам Сахалина. Лаперуз вошел в Татарский пролив и направился на север с целью исследовать низовья Амура. Его поразило богатство природы этого края. Высокие хребты, покрытые густыми лесами, необыкновенно плодородные земли в горных долинах, которых еще не касался плуг, восхитили французского моряка. И, плывя дальше, он уже лелеял тайную мысль водворить здесь владычество своей страны в случае благоприятных условий для плавания.

Двигаясь на север вдоль сахалинского берега, Лаперуз обнаружил, что глубина моря постепенно уменьшается. Тогда он высадился на берег в заливе Нанг-мар ⁸ и стал расспрашивать местных жителей — гиляков (нивхов) об очертаниях обоих берегов Татарского пролива.

Лаперуз неоднократно чертил на песке план пролива и показывал его гилякам. Те, желая дать понять, что в одном месте пролив очень узок, неизменно проводили на плане черту между материковым берегом и островным. Лаперуз это истолковал по-своему: он решил, что гиляки обращают его внимание на существующий здесь перешеек.

Чтобы проверить правильность своей догадки, Лаперуз поднялся еще выше на север. Глубина моря все уменьшалась. Тогда корабли стали на якорь, а вперед на разведку были посланы две шлюпки. Они прошли не более пятнадцати верст и натолкнулись на песчаную отмель, вдающуюся далеко в море. В тумане людям, находившимся на шлюпках, показалось, что отмель эта соединяется с высоким скалистым берегом материка. Люди вернулись на корабли и доложили о своих впечатлениях Лаперузу. Тот не стал проверять их доклад. Корабли развернулись и вышли обратно в Тихий океан через пролив, названный именем Лаперуза.

Спустя три года Лаперуз погиб во время крушения у Соломоновых островов, но записи его попали во Францию. Из них географы узнали, что, по мнению Лаперуза, устье Амура заперто мелями, а Сахалин — полуостров. Он так и записал: «Это постепенное уменьшение глубины пролива показывает, что впереди земля. Надо думать, что пролив преграждается перешейком».

Так возникла легенда о том, что Сахалин — полуостров.

Спустя шесть лет после плавания Лаперуза эти воды посетил английский моряк Браутон. Он тоже попытался пройти с юга в Амурский лиман. Обнаружив уменьшение глубин, он, подобно Лаперузу, не рискнул идти дальше и выслал на разведку шлюпку со своим помощ ником — Чапманом. Возвратясь на корабпь, Чапман сообщил, что сведения Лаперуза подтверждаются: песчаная отмель, которая тянется от Сахалина, по-видимому, соединяется с материком; поэтому вход в устье Амура недоступен. Не пускаясь в дальнейшие исследования. Браутон повернул обратно. В его судовом журнале появилась запись: «Прохода на север нет из-за песчаного перешейка, который соединяет материк с Сахалином».

К этим ошибочным выводам присоединился также известный русский мореплаватель Иван Федорович Крузенштерн.

ч чг

т

В августе 1805 года к берегам Сахалина подошел корабль «Надежда», на котором Крузенштерн совершал кругосветное плавание. В отличие от Лаперуза и Браутона, Крузенштерн решил обойти Сахалин с севера. Он обогнул дикий, скалистый мыс Елизаветы и пошел на юг, вдоль сахалинского берега. Чем южнее продвигался корабль, тем меньше становилась глубина моря. Наконец Крузенштерн приказал стать на якорь. Так же как и его предшественники, он выслал на разведку шлюпку. Оказалось, что и с северной стороны глубина пролива все время уменьшается. Кроме того, встретилось еще одно затруднение, шлюпке пришлось продвигаться против течения, и чем дальше, тем сильнее оно становилось. Очевидно, Амур, впадая в море, создает это сильное течение, — решили люди, находившиеся в шлюпке. Догадка их подтверждалась еще и тем, что вода стала совсем пресной. Идя все время против течения, люди выбились из сил и были вынуждены повернуть обратно.

«.. .Испытания, учиненные нами, не оставляют теперь ни малейшего сомнения, что Сахалин есть полуостров, соединяющийся с Татарией перешейком... Вход же в Амур, по мелководности его лимана, недоступен для больших кораблей», — записал Крузенштерн в отчете о своем плавании.

Авторитет трех знаменитых мореплавателей — Лапе-руза, Браутона и Крузенштерна — был настолько велик, что никто не усомнился в правильности их выводов.

Никто, кроме молодого моряка Геннадия Невельского.

СМЕЛЫЙ ЗАМЫСЕЛ

Еще в стенах Морского кадетского корпуса Геннадии Невельской пристрастился к чтению книг, в которых речь шла о дальних восточных владениях России. Его к этому толкало прежде всего горячее желание как можно скорее узнать про край, где безвестные казаки совершали героические подвиги, разведывая новые земли. Кроме того, его заинтересовала карта Сибири, которую приносил с собой на уроки учитель географии. На этой карте >стье Амура было как-то неопределенно начертано, а против него значился не остров, а полуостров Сахалин.

— Неужели отважные русские землепроходцы, разведавшие Амур и его устье и утверждавшие, что «против того >стья есть остров великой», могли так ошибиться? — спросил Геннадий учителя.

Отвечая на этот вопрос, учитель рассказал о плаваниях Лаперуза и Браутона, которые открыли перешеек между Сахалином и материком. В подтверждение их правоты, учитель сослался на плавание Крузенштерна, признавшего истинность их открытия.

Рассказ учителя удовлетворил всех воспитанников. Всех, кроме Невельского. Но для него, как и для остальных кадет, слово Крузенштерна было высшим авторитетом. И Геннадий не решился обратиться за разъяснением к директору корпуса. Однако не зря Иван Федорович считал Невельского фанатиком всякого дела, привлекавшего его внимание. Заинтересовавшись амурско-сахалинским вопросом, Невельской решил во что бы тс ни стало разобраться в нем.

Став лейтенантом, Геннадий Иванович по-прежнему посвящал научным занятиям все свободное от плаваний и службы время. Зимой его частенько можно было видеть в большом зале родного ему кадетского корпуса или в аудиториях Петербургского университета, где его бывшие преподаватели читали интересные доклады о своих новых работах. Бывал он и на публичных лекциях, когда великие русские ученые знакомили слушателей со своими научными открытиями и с достижениями отечественной науки.

Широк и разнообразен был круг интересов молодого моряка, но возникший еще в пору ученичества вопрос о далеком пустынном острове и могучей сибирской реке особенно занимал его мысли.

...Ранней зимой 1842 года Геннадий Иванович возвратился в Петербург из четырехмесячного отпуска, который он провел в родных краях... Старый барский дом в Дракиие совсем пришел в упадок. Феодосия Тимофеевна переселилась в небольшое село Ананьиио, Ки-пешемского уезда. Порадовавшись на сына, она с грустью отпустила его обратно в столицу. Ей уже не привелось снова увидеть своего первенца.