Глубокоуважаемый Лев Яковлевич, бросим в сторону натянутые отношения, протянем друг другу руки и восстановим прежние хорошие отношения.

Посмотрите кругом! Как много есть в природе интересного, увлекательного!? Как много есть того, о чем мы можем обмениваться мыслями!? Моя покорная к Вам просьба: примите меня опять в число своих учеников- Вашим почитателем я был и раньше.

Надеюсь, Вы не заподозрите меня в лести. У меня нет задней мысли, я не думаю получить от Вас наследство, не хочу просить и протекции, я просто хочу восстановить прежние дружеские отношения и быть здесь в Приамурье для Вас полезным по мере сил и возможности. Правда, Вы верите искренности моих слов?

Теперь о деле. Помните, Лев Яковлевич, Вы дали мне бусы, шелк, гарус и т. д. с тем, чтобы я вещи эти променял бы у орочей на какие-нибудь коллекции. Я это сделал и приобрел семь вещей, три идола (севохи), зыбку с подвесками из костей рыси (тыбдяhи), пояс в виде змеи (ямпа), берестяную коробку, украшенную медвежьими… (редкая уника) и унты с орнаментами. Если позволите, я выставлю их в инородческом отделе на выставке и в начале осени вышлю их Вам в Академию Наук. Недавно я узнал, что в гробу Ингину в чулках и рукавицах покойника были зашиты золотые монеты на сумму 250–280 руб. Сказал мне это сын Ингину. Мне сообщили, что Вас в Петербурге нет, что Вы уехали в Германию. Я написал Радлову, сообщаю Вам об этом, но не ручаюсь за достоверность этого сообщения. Следующее письмо я посвящу подробному описанию того, что со мной происходило за это время.

Начиная с этого дня буду работать для Академии Наук.

Пожалуйста, отвечайте мне на это письмо. Если я на него не получу ответа, я пойму, что Вы не хотите восстанавливать старых дружеских отношений, и, как это мне не будет больно — я замолчу навсегда и писать более не стану. Ничего не поделаешь! Прощайте!

Если у Вас есть дела на Дальнем Востоке, поручайте мне — я с большим удовольствием их исполню.

Будьте здоровы, глубокоуважаемый Лев Яковлевич! Желаю Вам от всего сердца успехов во всех делах.

Искренне уважающий Вас

Ваш В. Арсеньев. г. Хабаровск. Музей 12 июля 1913 г.

4

«1912» 1

Вы не можете себе представить, дорогой Лев Яковлевич, какую радость принесло мне Ваше ответное письмо. Сердечно благодарю Вас за него.

Точно гора с плеч свалилась! Теперь я снова буду с Вами в контакте и радуюсь этому! Сердечный Вы человек, Лев Яковлевич! Только Ваши петербургские люди ученые — эгоисты и большие интриганы. Адлеру я прямо говорил, что я не верю тем обвинениям, которые он возводил на Вас. И с кем только я не говорил по этому поводу, все лично знающие Вас, говорили одну и ту же фразу «Я не верю». Вот этих интриг между учеными в Петербурге — хоть отбавляй! В этом отношении у нас в провинции лучше. Я всегда идеализировал — мне казалось, что между учеными должна быть полyая солидарность и внимание к обоюдным интересам, — а увидел я другое: не только вражду, но и ненависть и желание подложить свинью друг другу. Это же и среди ботаников, и среди энтомологов, и везде, везде! Нехороший осадок оставил у меня на душе Питер — карьеризм поглотил хорошие чувства человека! Этот Вавилон закрутил было и меня, да, слава богу, я во-время очнулся и убежал к себе в Приамурье. Инородцы очень часто у меня бывают. Каждый раз по приезде в Хабаровск они останавливаются у меня в доме. — Связь с орочами я еще не утратил. В этом 1912–1913 г. и на будущий 1913–1914 г. я никуда не собираюсь. Решил отчитаться литературно от своих путешествий и тогда… об этом-то «тогда» я и хочу с Вами посоветоваться. На днях выходит моя работа «Китайцы в Уссурийском крае», очерк историческо-этнографический. Сейчас работаю над путевым дневником (физико-географическое описание пройденных маршрутов). За мной останутся только» орочи-удэhе. В эту работу я вложу всю свою душу. Думаю ее закончить в зиму 1914 г.

После этого я собираюсь перенести центр тяжести своих работ на север к айвуанам-намолло^[235]. Туда думаю сослать себя года на три. Маршрут, который я себе наметил, — Берингов пролив, остров Св. Лаврентия, Врангелева земля. Не может быть, чтобы там не было следов пребывания эскимосов, Объехав все северо-восточные острова, я решил ехать на каяках вдоль северных берегов Сибири. Одобряете ли Вы мой план? Буду все время подготовлять себя литературно. Живя у эскимосов, я познакомлюсь с их способами передвижений летом по морю и зимой по льду на нартах. Свой личный опыт из прежних путешествий я дополню опытом эскимосов. Мне нужно, чтобы меня командировали, то есть сохранили содержание (для семьи) и для самого путешествия дали бы немного денег, которые я думаю собрать у частных лиц в Петербурге, Сибири в Москве. Вероятно, мне будет надо 10.000-12.000 руб., не более. Буду просить Вашего содействия, Лев Яковлевич! Надо теперь начать агитацию. Важно, чтобы к этому проекту привыкло русское общество — тогда удастся добыть и средства. Важно, чтобы по приезде в Петербург я не показался бы вдруг упавшим с неба ^[236].

Дней через 7–8 буду писать снова, пока прощайте ^[237].

Еще раз спасибо за письмо.

Искренно сердечно Ваш В. Арсеньев.

5

«1913 г.»

Глубокоуважаемый и дорогой Лев Яковлевич!

Не сетуйте на меня за молчание. Выставка взяла у меня все время, все — до последней минуты. Теперь переписка пойдет у нас регулярнее. Начну с дела: 1) деньги 150 рублей я получил. Вещи купил за 135 рублей- значит, 15 рублей выторговал. Вещи высылаю — в посылку положил список костюмов и вышивок. Сообщите мне, Лев Яковлевич, должен ли я вернуть Вам эти 15 рублей или Вы распорядитесь оставить их у меня на случай приобретения каких-либо других коллекций; 2) спешу Вас уведомить, что если купленные мною гольдские костюмы и вышивки Вам не понравятся, я возьму их себе в Музей и деньги сию же минуту Вам возвращу; 3) выставка кончилась — и я могу Вам отправить орочские и гольдские вещи, приобретенные мною у этих инородцев за гарус, шелк и бисер, который Вы мне дали в 1910 г. и о чем я уже писал Вам в своем предыдущем письме.

При коллекциях прилагаю их описание. Отсылка вещей этих произойдет 29 или 28 сентября, значит, до Вас она дойдет около половины октября. Д-р Кириллов ^[238] послал Вам один фигурный пень с корневищами, другой он передал нам в Музей. Но у нас в Музее уже имеются два пня, привезенных мною в 1911 году. Кириллов сделал ошибку. Пни эти парные и должны быть вместе или у нас в Музее или у Вас в Академии. Сообщите мне, получили ли Вы этот пень, нужно ли его описание. Если желательно будет, то я и второй Кирилловский пень направлю к Вам в Академию, но думаю, что это будет дорого стоить. Сообщите мне по этому поводу Ваше мнение,

Было бы очень желательно, если бы Вы, Лев Яковлевич, прислали бы мне (постепенно, время от времени) списки коллекций, которые имеются в Музее Петра Великого в Академии Наук по орочам, гольдам, ольчам и другим приамурским инородцам. Я тогда знал бы, чего у Вас нет и что надо выслать. Считаю Вас долгом уведомить, что свои сборы по этнографии я никогда не продаю, а жертвую. Продажу вещей в Музеи — я не допускаю. Музеи — дело народное, общее, и потому все должны работать бескорыстно. Скорее я примирюсь с продажей этнографических предметов любителю-богачу в частные руки, но отнюдь только не в Музей. Вот только расход на перевозку тяжестей я на себя взять уже не могу. Мы условимся так, если вещь будет громоздкая, но интересная, я сначала ее опишу, сфотографирую и пришлю Вам отпечаток с описанием. Если Вы решите ее перевозить в Петербург, то мне будете телеграфировать, и я отправлю их по железной дороге.

Наш Музей теперь расцвел — я все время работал в этнографическом отделе и по археологии, а мой помощник — в зоологическом. Звери все поставлены в биологическую обстановку. Теперь я составляю каталоги. Этим летом я занимался с группой студентов и курсисток, которые в Петербурге слушали Ваши лекции по этнографии.