Но в июле 1915 г. книга была еще только закончена в основном, необходимо было проверить и уточнить некоторые научные данные, особенно ботаническую часть, без чего он не считал возможным направить книгу в печать. Эта «правка» велась им с помощью научных друзей. В письмах 1915 и 1916 гг. он неоднократно упоминает о ведущейся им «корректуре» рукописи.
В конце 1916 г. эта «корректура» была уже вполне закончена; в письмах к друзьям и знакомым он неоднократно упоминает о размерах своего труда, каждый раз приводя более точную цифру числа страниц. В одном из писем ко мне он называл еще суммарно число: «около 1000 страниц», несколько позже в письме к Л. Я. Штернбергу — 800 страниц и, наконец, в письме к С. М. Широкогорову, относящемуся к последним дням 1916 г., уже, видимо, совершенно точно, называет: 838 страниц. Из этих же писем выясняется, что в 1916 г. им были закончены обе книги: и «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала». В одном из писем 1916 г. он сообщает о невозможности «из-за отсутствия бумаги» приступить к печатанию книг. Таким образом, нужно отмести все различные сроки окончания этих работ, встречающихся в разных статьях и очерках об Арсеньеве, и считать годом окончательного завершения их 1916 г.
Все эти факты совершенно точно и ясно свидетельствуют о настойчивой, собранной воле В. К. Арсеньева; о его совершенно четких и вполне продуманных литературно-научных замыслах; о его исключительной трудоспособности; о безукоризненном умении организовывать свой труд и свое время. Одновременно рушатся и легенды о каких-то колебаниях Арсеньева, о длительных поисках литературной формы и о чьих-то «добрых советах», разрешивших все его сомнения и колебания. Печатающиеся в настоящем издании очерки «Из путевого дневника» особенно показательны в этом отношении; они написаны в той же литературной манере, что и поздние его книги, и, таким образом, свидетельствуют, насколько органична была для Арсеньева избранная им форма и что эта форма была им найдена сразу, без предварительных колебаний и каких-то указаний или советов извне. Разница между этими очерками и позднейшими, составившими две его книги о путешествиях по Уссурийскому краю, не качественная, а, так сказать, количественная, то есть, не в методе изложения, а лишь в степени зрелости и совершенства мастерства. Крепнул художественный талант, увереннее стала рука, все более и более обогащалась его литературная палитра, но метод подачи материала, форма его оставалась неизменной. В существующей биографической литературе господствует почти нераздельно убеждение, что как писатель В. К. Арсеньев проявил себя лишь в книге «В дебрях Уссурийского края», первые же его работы (в том числе и книга «По Уссурийскому краю») имели только научное значение, но не литературное. Н. Е. Кабанов утверждает, что «только со времени получения письма от А. М. Горького он (В. К. Арсеньев) начал заниматься более углубленной отделкой своих книг: «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала» [53]. Это утверждение стоит в противоречии с известными хронологическими фактами. Ведь переработка В. К. Арсеньевым двух книг о путешествиях с Дерсу и объединение их в одну была закончена им еще до получения письма от А. М. Горького. Новое, переработанное издание под заглавием «В дебрях Уссурийского края» вышло в 1926 г., письмо же Алексея Максимовича было написано в 1928 г. и явилось результатом его знакомства именно с этим изданием, которое послал ему в Сорренто писатель М. М. Пришвин. Об этом подробно рассказывает сам Н. Е. Кабанов, опровергая тем самым свое утверждение о роли письма Горького в истории создания ставшей знаменитой книги Арсеньева [54].
Горький сыграл огромную роль в жизни В. К. Арсеньева. Он помог ему иными глазами взглянуть на свое писательское дарование и тем самым глубже осознать самого себя; он содействовал широкому признанию Арсеньева и его выходу из местной краеведческой печати в «большую литературу»; он разъяснил самым широким кругам советских читателей значение Арсеньева и первый дал правильную оценку его как писателя, с необычайной глубиной раскрыв и определив сущность его творчества. Но как писатель Арсеньев сложился еще до встречи с Горьким (то есть, вернее, до письма к нему Горького, ибо личной встречи, о которой так мечтал Владимир Клавдиевич, так и не произошло) — это должно быть установлено вполне определенно, иначе в неправильном свете изображается творческий путь В. К. Арсеньева и неясной представляется роль Горького в его литературной судьбе и репутации.
Неправильно и другое, также очень распространенное, суждение о коренном различии первой и последующей редакции книг В. К. Арсеньева о путешествиях 1902–1907 гг. Вторая редакция вовсе не является коренной переработкой в каком-нибудь новом плане, но сводится лишь к некоторым изменениям в составе и содержании книги. «Переработка» свелась лишь к ряду сокращений и некоторым упрощениям: исключены латинские названия, сокращены некоторые технические подробности, опущены или очень сокращены (к сожалению) страницы, касающиеся методики и техники путешествия, исключены, наконец, некоторые эпизоды или приведены в сокращенном виде. Сам В. К. Арсеньев рассматривал вторую редакцию именно как «краткое изложение» первой, в этом духе он неоднократно высказывался и в письмах. «В дебрях Уссурийского края» я Вам. не посылал, — писал он автору настоящей статьи, — потому что она есть краткое изложение первых двух книг, которые Вы уже имеете от меня с авторскими надписями». И действительно, по методу обе эти редакции вполне идентичны; и та и другая написаны в форме художественных очерков, в которых географические, геологические, биологические и этнографические описания чередуются с рассказами об отдельных эпизодах путешествия, где описания ландшафтов перемежаются с изображениями и характеристиками людей и где в основную ткань научного повествования вплетены страницы лирики и раздумий. Вся книга построена в форме живого рассказа, делающей научную тему и необычайно легкой для усвоения и увлекательной. Идентичность художественного метода и композиционное единство обеих редакций наглядно иллюстрируется и заглавиями отдельных глав и особенно подзаголовками, которые даны в первой редакции. Вот, для примера, несколько таких заглавий и подзаголовков: Глава I. Стеклянная Падь (Бухта Майтун. Село Шкотово. Река Бэйца. Встреча с пантерой. Дадянь-шань. Изюбри). Глава II. Встреча с Дерсу (Бивак в лесу. Ночной гость. Бессонная ночь. Рассвет). Глава III. Охота на кабанов (Изучение следов. Забота о путнике. Зверовая фанза. Гора Тудинза и верховья Лефу. Кабаны. Анимизм Дерсу). Глава IV. Пурга на озере Ханка (Исторические и географические сведения об озере Ханка. Торопливый перелет птиц. Заблудились. Пурга. Шалаш из травы. Возвращение на бивак). В этих перебоях подзаголовков с полной ясностью и отчетливостью раскрывается сущность композиционного замысла писателя и метод изложения. Это отдельные рассказы, где научные наблюдения чередуются и перемежаются с эпизодами жизни экспедиционного отряда в пути и на биваках. Эти заглавия и подзаголовки сохранены почти без изменений и в новой редакции, вполне соответствуя содержанию и порядку изложения книги. Тот же метод и та же форма очерков — в корреспонденциях 1908–1910 гг., что и показывает, как уже было сказано выше, органичность этой формы для Арсеньева.
Особенности арсеньевского художественного метода и стиля выразились в наиболее раннем его произведении — в «Отчете о деятельности Владивостокского Общества любителей охоты» (1905). Этот «Отчет» является первым известным нам печатным трудом В. К. Арсеньева. Н. Е. Кабанов сообщает, что при своем появлении он получил большую популярность, но потом оказался совершенно забытым. Ныне этот «Отчет» перепечатан (с некоторыми сокращениями) в собрании сочинений В. К. Арсеньева [55]. Нельзя только согласиться с той аннотацией, которая предпослана ему редакцией. «Эта работа представляет интерес, — говорится в редакционном предисловии, — сообщением данных о пятнистом олене, получившем в годы советской власти исключительное развитие в виде многих пантовых звероводческих хозяйств» [56]. Такой оценкой очень снижается значение этого раннего произведения Арсеньева, тем более что, тому вопросу, который выделен редакцией, посвящено всего одиннадцать страничек. Значение и смысл данного «Отчета» гораздо глубже: в нем даны обильные сведения не только о пятнистых оленях, но и о других представителях животного мира Уссурийского края, а также о формах организации охоты, об охране фауны края и проч. Но наиболее интересен этот «Отчет», как яркое свидетельство о научно-творческом облике молодого Арсеньева. В этом полуофициальном документе уже чувствуется будущий знаменитый путешественник и писатель: тщательность описаний, вдумчивые наблюдения, разносторонность сообщаемых фактов делают этот отчет, как и каждую последующую его книгу, незаменимым (и отнюдь не устаревшим) источником для географа, этнографа, натуралиста, экономиста-практика. Наконец, в нем уже сказывается и своеобразная писательская манера Арсеньева, в которой так счастливо сочетались органически и неразрывно исследователь и художник. В качестве примера можно указать страницы, посвященные описанию местных охотничьих собак, описание охоты на изюбря, перелетов птиц, характеристика подлинного зверопромышленника и «промышленника», встреча с которым в тайге «опаснее встречи со зверем», и т. д.
