Когда б я мог располагать собою,

Когда бы роковой не шел тропою,

И мог бы освещать рассудком путь, -

Я повод воли мог бы натянуть.

Тогда бы этой не было печали -

И разумом меня б лечить не стали.

Лекарствами не вылечить мой сглаз, -

К чему же горе множить в сотни раз?

Моя болезнь, как прежде, неизменна,

И мой ответ все тот же, откровенный.

Найди же способ, мудрый человек,

Чтоб исцелить меня ты мог навек,

Чтоб о Лейли мне позабыть любимой -

Тогда ты счастлив будешь, многочтимый!"

Печальный старец, узник всех скорбей,

К спасенью сына стал искать путей.

Лишь мысли о врачах - ему услада.

Где есть врачи, он соловей их сада.

Всем о своей рассказывал беде,

Лекарства от нее искал везде,

Но все врачи со всех пределов света

Тому больному не нашли шербета.

Он побывал во всех святых местах,

Он целовал святых порогов прах.

Он жертвы приносил любой святыне,

Молился, щедро сыпал благостыни,

Но мудрецы со всех концов земли

Вернуть бедняге разум не смогли.

Испробовали сотни врачеваний

И сотни хитроумных волхвований.

Ничто не помогло рабу судьбы:

Не выйдут из оков ее рабы.

И, наконец, советуют от бедствий

Спасения искать в последнем средстве:

"В Каабу, старец, сына отведи,

К стопам творца с мольбою припади.

Пусть обойдет Каабу - от обхода

Исчезнет, может быть, твоя невзгода.

Священный камень сына исцелит,

Хотя б он был не человек - гранит".

Избыть желая поскорее горе,

Старик носилки приготовил вскоре.

Отправились святейшей из дорог

В то место, что благой отметил бог.

Войдя в Каабу, старец достохвальный

К Меджнуну обратился: "О печальный,

Лицом к святыне встань, поклон отдай,

Достоинство, приличье соблюдай.

Чистосердечно помолиться надо,

Исполнить требования обряда.

Проси, чтобы господь тебе помог,

И, может быть, поможет вышний бог.

Он здесь молитвы наши принимает,

Свое нам милосердие являет.

Покайся - что же лучше может быть?

Здесь можешь из ключа спасенья пить".

Меджнун, святыней этой вдохновленный

И страстною любовью опьяненный,

В горячей, скорбной, искренней мольбе

Каабе так поведал о себе:

"О камень достославный, величавый,

Прибежище людей, покрытых славой,

Могучих Кыбла, светоч их вдали,

Ты, амбровая родинка земли.

Ты, чья одежда - верных всех примета,

И одного с ковром пророка цвета[54],

Благоуханный куст молитв-цветков,

Сокровищница счастья жемчугов.

Ты, постоянный друг моих страданий,

Хотя не знающий, как я, скитаний;

Ты, красящий одежду в черный цвет,

Скрывая в сердце страсти яркий свет, -

Скажи мне, кто тебя любовью манит?

Перед тобой твой друг, он не обманет.

Блаженство ты сумел вкусить, любя,

Что Кыблой мира сделало тебя.

Господь! Святыни той чудесной ради

И чистоты ее небесной ради,

Упрочь дворец моей любви, чтоб он

Каабы был прочнее утвержден.

Мне в сердце влей любовное томление -

Хочу страдать я в вечном упоенье.

От жгучего любовного огня

Горение - блаженство для меня!

И где печаль бы люди ни встречали -

Хочу я быть в члену у той печали.

От разума, коль хочешь, отрешай,

Одной любви, молю я, не лишай,

И наслажденьем будет мне страданье,

Коль свет любви подарит мне сиянье.

Спаси меня в пустыне от обид.

Среди людей неправота царит.

Дай мне местечко в уголке вселенной,

Где б я не видел облик их презренный".

Паломник, жертва горестной судьбы.

Просил творца принять его мольбы.

Забыл он, что влачит страданий бремя,

Одну газель читал он вслух все время:

Страданиям любви, господь, всецело посвящай меня,

С любовной мукой ни на миг, молю, не разлучай меня.

Измученного не лишай ты благосклонности своей,

И впредь бесчисленным скорбям вседневно поручай меня.

Да, я страдания люблю и сам страданьями любим.

О господи, пока я жив, страданий не лишай меня.

Чтобы неверным не могла любимая меня назвать,

В любовных муках буду тверд - и ты не размягчай меня.

Прекрасней делай с каждым днем мою любимую, господь,

Тоской по милой с каждым днем все больше сокрушай меня.

Уничтоженье с нищетой теперь меня к себе влекут, -

Зачем почет и слава мне - страданьем насыщай меня.

Пускай в разлуке с дорогой так истончится плоть моя,

Чтоб ветер утренний донес к любимой невзначай, меня.

Меня, подобно Физули, надменности не отдавай,

Себе же самому во власть, молю, не возвращай меня.

Зачин прослушав речи и конец,

Его услышит бог", - решил отец.

Сказал себе: "Неисцелим он вовсе! -

Теперь к скорбям похуже приготовься".

Рыдал, стенал и горько плакал он,

Был скорбен каждый безотрадный стон.

Печального отца Меджнун оставил

И в дикую пустыню путь направил.

Бежал он, полный одиноких мук,

Туда, где жил его бесценный друг.

Днем шел он вслед за слезными ручьями,

В ночи ему светило вздохов пламя.

Он пыль пути к любимой вспоминал,

И шел вперед, и горестно стонал.