Тем самым радость умертвил мою.

Мне было б нужно стать твоей утехой,

А я тебе стал к счастию помехой.

Я мертв. Но ты покорен будь судьбе -

Живи и жди наследника себе.

Прости! Хотя тебе я сделал больно,

Я удалился от тебя невольно".

Я прежде был желанием томим,

Хотел я ведать счастье жизни с ним -

Но слезы страсти путь мой затопили,

Колючки бедствий душу мне пронзили".

И, написав отцу письмо в стихах,

Друзьям он передал его в слезах. 

Я, увидав простор любви, схожу с разумного пути.

Мудрец! Увидев мой позор, не укоряй меня, прости!

Ты в горе ворот разорвешь, а я лишен одежд стыда.

Увы! Ведь у меня теперь одежда чести не в чести.

В пустынях диких буду жить - в обитель счастья не приду:

Зачем мне мрачный ад, когда лишь к свету я хочу идти!

Я разума приказ не чту, но не из прихоти пустой:

Любви-султану должен я покорность вечную блюсти.

Хоть вразумляют все меня, корят, хулят, но обо мне,

Как о царе земной любви, им спор приходится вести.

Молчи, аскет! Мне не забыть любовных мук, тоски по ней -

Не надо рая, гурий мне, - а ты, коль хочешь, к ним лети.

Мечтать мне сладко о кудрях, изогнутых, как лук, бровях,

Велик я, словно шах Хосров, - меня спеши превознести.

Стремится к славе человек - и я прославиться хочу:

Я славен пьянством[49], Физули, я у безумия в сети.

Тот, кто в науке сведущ был любовной,

Закончив свой завет немногословный,

В пустыне поселился, как дикарь,

Уйдя от всех, с кем близок был он встарь.

Как солнце, там бродил он одиноко,

Бродил бесцельно, забредал далеко.

О камни спотыкаясь, слезы лил,

Все камни он в рубины превратил.

Когда он плакал горькими слезами,

Окрестности он заливал ручьями.

Как туча горя, лил он слез дожди,

Он вздохи-молнии таил в груди.

Как бушевал дождя поток могучий!

Одна лишь капля из нависшей тучи

Пустыню залила б волной морской!

Когда б лишь искра молнии такой

Упала вдруг в бушующее море -

Оно бы высохло от вздохов горя..

Пустыня стоном полнилась глухим,

И звери стоном вторили своим.

Те стоны небосвода достигали,

Те огненные вздохи мир сжигали.

Искатель кладов драгоценных слов

Так начинал раздачу жемчугов:

Друзья, в печали сердцем утомившись,

С Меджнуном против воли распростившись,

Вернулись - и в смятении большом

Отцу его сказали обо всем.

Старик, узнав о том, как сын несчастен,

От стонов удержаться был не властен.

Он побежал, как бурная река,

Глаза в слезах - два светлых родника.

Искал он сына скорбно, безутешно,

Искал его в пустыне безуспешно...

Но вот он видит точку вдалеке -

Там распростерт страдалец на песке.

Как бы скалой тяжелою раздавлен,

Лежит Меджнун в пыли, весь окровавлен.

Теперь уже не роза он - шафран,

Самшитом был, а стал тростинкой стан.

Лица его зерцало запылилось

И ржавчиной беды времен покрылось.

"Алиф" от муки превратился в "Даль",

Калам подковой сделала печаль.

Он змей любил, водился с муравьями,

Спал на песке, усыпанном шипами.

Шипов уколы беспощадно злых -

Открыли окна в дом скорбей лихих.

Меджнуна облик увидав печальный,

Стоял, молчал старик многострадальный.

И долго так стоял он, молчалив,

И в сына неподвижный взгляд вперив . . .

И вдруг воскликнул, у беды во власти:

"О соловей в саду моих несчастий!

Поведай мне, что сделалось с тобой,

Мне тайну сердца скрытую открой!

Кем ты лишен был самообладанья,

Кем отдан ты в плен черного страданья?

Каким же беспокойством ты томим?

Каким же духом злым ты одержим?

Чего ты ищешь? В чем твоя кручина?

Твоих рыданий, вздохов где причина?

На дне морском жемчужина мечты?

Достану я, как только скажешь ты!

Попала ль в ад надежд твоих лампада?

Скажи, я выручу ее из ада!"

"Да, ты умен, - Меджнун ему в ответ, -

Ученый муж, дающий мне совет.

Но кто ты? И к чему увещеванья,

Бесплодные попытки врачеванья?

Нет, не трудись! Иди своим путем, -

К тому же ты мне вовсе незнаком.

Ты про Лейли мне не сказал ни слова,

А я и слушать не хочу другого".

"Я твой отец, взгляни-ка на меня,

А ты - огонь от моего кремня!"

"Отец" и "мать" - мне это непонятно,

Мне лишь любимой имя благодатно".

Упорством небывалым поражен,

Отец поверил: сын ума лишен!

Решил старик вступить на путь обмана:

"Идем, тебя Лейли ждет неустанно.

Лейли у нас в гостях, любимый сын,

Нам сыплет жемчуга, ища рубин"[50].

Услышав о Лейли упоминанье,

Меджнун подумал: "Сбудется желанье".

Встал на ноги, сказав: "Готов к пути!" -

Готов в Каабу грез своих идти.

Пошли они в печали нестерпимой.

Вот, наконец, пред ними дом родимый.

Меджнун стремился лишь к Лейли одной.

А не к отцу, не к матери родной.

Отец его увещевал немало,

И мать увещевала, умоляла.

Души блаженство, свет моих очей,