Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Таким образом, как тот, так и другой приемы правового регулирования теоретически применимы ко всякой области общественных отношений. Какой именно из них будет применен в том или другом случае в данном конкретном историческом обществе – это зависит от всей совокупности жизненных условий. Во всяком случае, каждый из этих приемов имеет свою особую социальную ценность. Прием властного регулирования отношений из одного-единственного центра, принцип публичного права, имеет то преимущество, что сильнее сплачивает общество, вносит легкообозримую определенность и планомерность во всю ту область жизни, к которой он применяется. Но зато он имеет и свои теневые стороны. С одной стороны, он предполагает такую сильную центральную, т. е. государственную, власть, которая способна фактически осуществить централизованную организацию; а с другой стороны, этот прием, передавая все в данной сфере в руки государства, естественно понижает частную заинтересованность и частную инициативу и при известных условиях способен привести к полному подавлению личности. В свою очередь, принцип юридической децентрализации, внося в соответственную область общественной жизни известный элемент случайности и неопределенности, взамен вызывает наибольшее напряжение частной предприимчивости и энергии; если там эта последняя стимулируется принуждением, то здесь она стимулируется свободой и личным интересом.

По-видимому, уже при самом зарождении правопорядка вообще ему свойственны оба эти приема, и едва ли можно утверждать, что право публичное древнее права частного или наоборот. Конечно, начиная с самых ранних эпох, доступных нашему наблюдению, происходят в этом отношении самые разнообразные перестроения, в результате которых в одной области право частное сменяется публичным, в другой – публичное частным. Но, во всяком случае, оставляя глубокую древность в стороне и ограничиваясь историческими явлениями, нам ближе известными, мы можем констатировать, что во всех более развитых правовых системах частноправовой прием свободы и децентрализации применяется (помимо отношений семейственных) главным образом к сфере экономических отношений, т. е. ко всем тем видам деятельности, которые посвящены производству и распределению экономических благ. Бесспорным историческим фактом до сей поры является то обстоятельство, что, по мере того как общество прогрессирует, по мере того как в нем обнаруживается необходимость перехода к высшим формам хозяйственной деятельности, соответственные отношения все более и более проникаются частноправовыми началами. Чем более ощущается потребность в полном развитии народной предприимчивости и энергии, тем более область имущественных отношений перестраивается по началам индивидуальной свободы и самоопределения. Падают всякие остатки исторической зависимости лиц и вещей, заменяясь принципом свободы собственности, свободы договоров, завещаний и т. д.

Мы увидим далее, что именно в этом освобождении индивидуальной энергии заключалась сущность прогрессивных стремлений в гражданском праве на всем протяжении его истории вплоть до законодательств XIX века. С уничтожением последних остатков так называемой feodalite civile и с отказом от тенденций «просвещенного абсолютизма» XIX век вступил в жизнь с лозунгом свободы и равенства.

Но, как известно, попытка полного осуществления этого лозунга принесла очень скоро и горькие разочарования. В связи развитием промышленной техники и усилением капитализма система индивидуальной хозяйственной свободы и государственного невмешательства привела к расширению пропасти между богатыми и бедными, капиталистами и рабочими. Являясь юридически свободными и равными, последние оказались в жестокой зависимости от первых, оказались в высокой степени экономически несвободными и неравными. И чем далее, тем более давали себя знать разнообразные печальные последствия конкуренции и эксплуатации, создавая тот огромный социальный вопрос, который составляет основную тему всего XX века.

На почве этого вопроса в качестве наиболее радикальной попытки его разрешения выросло то широко развившееся движение, которое носит название социализма. Мы не можем касаться этого движения во всей его целости, но юридическая сторона социализма не может быть нами обойдена, так как именно по отношению к гражданскому праву он ставит вопрос не о чем ином, как о самом «быть» или «не быть» этого последнего.

Социализм, как известно, не представляет течения абсолютно единого: он имеет много оттенков, от самых умеренных до самых крайних. Но если мы возьмем это движение в его общем и основном, то мы увидим, что юридическая сущность тех реформ в экономической области, которые признаются им желательными, а экономическим материализмом провозглашаются даже неизбежными, заключается в следующем.

На смену нынешнего порядка, построенного на началах частной собственности и частной хозяйственной инициативы и приводящего к экономическому хаосу, конкуренции, эксплуатации, кризисам и т. д., должен возникнуть другой порядок, при котором собственность на средства производства будет принадлежать обществу и все операции производства и распределения будут регулироваться по единому разумному плану. «Как скоро главною целью государственной деятельности, – говорит, например, А. Менгер, – сделается истинное общественное благо, т. е. удовлетворение жизненных потребностей всех граждан, государство необходимо должно будет устранить частную организацию работ и заменить ее общественной. Замена частной организации общественных работ публичной имеет своей необходимой предпосылкой уничтожение всяких обязательственных отношений между отдельными гражданами и допущение их только в отношениях между гражданами и государством. Бесчисленные центры, которые в настоящее время совершенно самостоятельно руководят общественным трудом, должны быть уничтожены, как были уничтожены бесчисленные прежде центры политической власти»[4].

Как видим, вопрос идет не о чем ином, как об осуществлении той гипотезы, которая предусматривалась выше, т. е. о замене в области экономических отношений системы юридической децентрализации системой централизации или, говоря иначе, о полном перестроении ее по началам права публичного[5].

Как явствует уже из приведенных выше исторических примеров, такое перестроение само по себе ничего немыслимого не представляет. Пусть полная централизация всей огромной экономической области значительно труднее, чем централизация других областей общественной жизни, но признать ее невозможной мы никаких оснований не имеем. Однако, с другой стороны, мы знаем, что такое перестроение не всегда является и признаком прогресса. Выше был указан случай (вопрос об отделении церкви от государства), когда наше растущее правосознание требует как раз противоположного. Равным образом, там же был указан и другой случай (брачные отношения), где подобная централизация представилась бы нам самым вопиющим вторжением в сферу интимнейших сторон человеческого существования, самым недопустимым извращением самой природы.

Таким образом, переход от частноправового начала к публично-правовому отнюдь не всегда обозначает переход к высшим формам человеческого общения; вследствие этого вопрос о желательности такого перехода в сфере экономических отношений должен быть, очевидно, решаем на основании таких или иных специальных соображений. И мы знаем, что вопрос этот вызывает горячие, страстные споры. Если, с одной стороны, с таким переходом связываются надежды чуть ли не на наступление «золотого века» на земле, то, с другой стороны, предлагаемый централизованный строй характеризуется как новое «грядущее рабство», которое неминуемо повлечет за собой полную гибель культуры и возвращение к варварству. Мы не призваны обсуждать здесь этот острый вопрос во всей его целости, но считаем необходимым обратить внимание на один момент, который имеет для такого или иного отношения к вопросу весьма важное значение.

вернуться

4

Новое учение о государстве. Рус. пер. Жбанкова. 1905, стр. 134, 135.

вернуться

5

Изложенное здесь мнение о том, что социализм принципиально отрицает частное право, А. Ф. Кистяковский (в своей новейшей книге «Социальные науки и право». 1916 г., стр. 578–579) объявляет «безусловно неправильным». «В социалистическом обществе, – говорит он, – каждому будет гарантирована своя рубашка, свой сюртук, своя комната, т. е. частная собственность, необходимая для удовлетворения личных потребностей, будет обеспечена за каждым». По этому поводу мы здесь ограничимся только следующим. Конечно, никто не станет отрицать, что в социалистическом строе каждому будет гарантирована «своя» рубашка и т. д., но слишком поспешно делать отсюда вывод, будто это и есть частная собственность. «Своя» рубашка есть и в нынешнем строе у солдата, у арестанта, у призреваемых в казенных богадельнях и т. д., и, тем не менее, едва ли г. Кистяковский признает эту «свою» рубашку частной собственностью солдата, арестанта, богаделки. Отношения их к этой «своей» рубашке суть, несомненно, отношения не частного, а публичного порядка. Сам г. Кистяковский сотней страниц ранее (стр. 444–445) со ссылкой на того же Менгера говорит без оговорок: «Все те виды индивидуальной и общественной деятельности, которые в современном правовом государстве составляют область частноправовых отношений, в социалистическом государстве превратятся в область публично-правовых отношений, регулируемых государством и государственной властью». А несколькими страницами позже, говоря о проекте социализации земли, он одобряет мнение В. Чернова, который характеризует социализированные отношения отдельных лиц к земле как субъективные публичные права: между тем и здесь у отдельных лиц может оказаться «свое» поле, «своя» хата. Конечно, представления отдельных социалистов могут быть более последовательными и менее последовательными, но едва ли может подлежать оспариванию, что именно принципиально экономическая централизация отрицает и должна отрицать частную собственность, частный оборот, частное накопление и частное наследование.

4
{"b":"237700","o":1}