Литмир - Электронная Библиотека

От непрерывной стрельбы раскалились стволы автоматов, кипела вода в кожухах пулеметов, а каратели продолжали усиленно атаковать и обстреливать опушку леса.

Но вот выстрелы становятся все реже и реже. К концу дня они утихли.

— Кажется, все. Сегодня немцам не до нас, — сказал Лучин.

— Утром начнут снова, — ответил Сазанов.

Они стояли около своего шалаша, куда то и дело прибывали командиры и комиссары отрядов, чтобы доложить о результатах дневного боя.

— За ночь все изменится. Может, фрицы и подадутся назад, — вмешался в разговор командир отряда Костин.

— Вряд ли. Сейчас на станции Финев Луг разгружается танковый полк. Из Оредежа сюда перебрасываются еще два батальона, прибывшие из Луги. А завтра на нас обрушится эскадрилья «юнкерсов».

— Выдержим — не первый раз.

— Это нам ничего не даст. У нас на исходе боеприпасы. Так что много не навоюешь. Главное мы сделали — заставили немцев снять с фронта и из резервов несколько дивизий, сотни гитлеровцев остались навсегда в Толстовских лесах, уничтожены десятки автомашин и тягачей. Сейчас нам надо оторваться и заварить кашу в другом месте.

Лучин посмотрел на карту. Взгляд его остановился на квадратах, под которыми стояла подпись: «Станция Финев Луг».

— Вызовите Антипова, — коротко бросил он посыльному.

— Что затеял? — спросил я.

— Заминировать дорогу, по которой пойдет танковый полк.

— Будет прекрасно. Пока они расчухаются, следы наши потеряют.

— Вот именно.

Подошел Антипов.

— Дорогу от станции Финев Луг до лагеря хорошо знаешь? — спросил его Лучин.

— Раз шесть по ней ходил.

— Где можно поставить мины?

Антипов посмотрел на карту и ткнул в нее пальцем.

— Почему здесь?

— Рядом лес. А подъем танкисты всегда берут на повышенной скорости.

— Еще где можно заминировать?

Антипов показал еще два места.

— Хорошо. Все их сегодня заминировать. Обратно в лагерь не возвращаться. Нас здесь не будет. Пойдешь к станции Дубовик. Там новая посадочная площадка для самолетов. Через пару дней придут грузы, главное — тол, бикфордов и детонирующий шнур. Примешь их и отправишь раненых.

Стояла пора белых ночей. В густом лесу было светло, как днем. Возле шалашей и палаток бесшумно возились партизаны, укладывали свое небогатое имущество.

Около своего станкача спорили Иван Рябко и Григорий Подоксенов. Они никак не могли договориться, кто понесет ствол и кто станок со щитком.

— У тебя сапоги, через болото в них идти будет легче, а у меня ботинки. Значит, мне тяжелее, и станок понесу я, — доказывал Иван Рябко…

— А кто понесет коробки с лентами?! — шумел Григорий Подоксенов.

Рядом в обнимку с противотанковым ружьем сидел на пеньке Василий Горбушин и подтрунивал над обоими. Он то поддерживал Рябко, то неожиданно становился союзником Подоксенова. Ему это доставляло удовольствие, лицо его расплывалось в широкой улыбке.

Спор пулеметчиков прекратил Федор Иванович. Он только что вернулся с похорон двух партизан, погибших в дневном бою, и теперь проверял, как люди готовятся к длительному и тяжелому маршу, и особенно к форсированию реки, вытекающей из Толстовского болота.

Услышав шаги комиссара, партизаны обернулись и, ни слова ни говоря, оба уцепились за ствол пулемета.

— Не надо. Пулемет и коробки с лентами передайте в комендантский взвод. Вам другое поручение — вместе с Горбушиным понесете на носилках Глушкова. От удара мины у него нога вспухла и почернела.

Горбушин перестал улыбаться. Он только спросил:

— Куда ружье? Тоже в комендантский?

— Нет, на носилки, — с ехидцей ответил комиссар и пристально посмотрел на бронебойщика.

— Горбушин, ко мне.

Тот подошел.

— Ставь ногу на пенек.

— Какую, левую или правую?

— Обе вместе.

Редько и Подоксенов прыснули от смеха. Они были довольны, что их просмешник теперь сам попал в неловкое положение.

Дело в том, что ботинки Горбушин не зашнуровал как следует.

— Как пойдешь через болото? Потеряешь ботинки в торфяной жиже. Почему не привязал стропами?

— Нет у меня строп.

— А это что? — и комиссар показал на концы строп, которые высунулись из кармана пиджака Горбушина.

— Виноват, забыл, что их вчера выдавали, — признался Горбушин и начал накрепко привязывать ботинки.

На востоке показалось солнце. Оно поднималось все выше, щедро озаряя лесные просеки, поляны и затерявшийся среди огромных осин и елей партизанский лагерь. Но этим утром в лагере стояла тишина. Лишь кое-где мелькали одинокие фигуры партизан, которые бросали в костры намокшую бумагу, ветошь, тряпки или хвою. От костров лениво тянулись к небу густые клубы дыма.

Небольшую группу оставшихся здесь партизан возглавлял Михаил Григорьевич Бутаков. Когда на последний костер была сброшена куча мокрой хвои, послышалось гудение самолетов. Оно все нарастало, приближалось. Партизаны выскочили на просеку. Над ней уже пронеслось три «юнкерса». Следом за ним пролетело еще девять машин.

— Попали фрицы на удочку, — сказал Бутаков и повел партизан через болото догонять бригаду.

А сзади доносился грохот: ориентируясь на дым костров, фашистские летчики бомбили покинутую партизанами стоянку.

Новый лагерь был ничем не хуже прежнего. Здесь также стоял густой лес, который тянулся на многие десятки километров. Железные дороги, идущие к фронту, были под боком. Хорошей оказалась и площадка для посадки самолетов, которая нашлась неподалеку от станции Дубовик.

Не успели партизаны построить себе шалаши, как прибыл самолет с грузом. Вслед за ним второй. И так каждую ночь.

Лучин и Сазанов по-хозяйски обходили разбросанные и замаскированные в лесу склады со взрывчаткой, приказывали лучше их маскировать, не протаптывать туда троп. За ним, чуть поодаль, неустанно следовали подрывники — Зверев, Шемякин, Антипов, Ванюшкин, Козлов, Березин. Им не сиделось. Три дня безделье томило их, и они не знали, чем заняться. Поэтому они старались чаще попадаться на глаза Лучину, чтобы тот послал их на задание.

Это хождение заканчивалось всегда около штабного шалаша. Прежде чем войти в него, Алексей Петрович остановился.

— Ну чего вы ходите? — спрашивал Лучин.

— Ждем, когда тол будем в расход пускать.

— Не торопитесь. Будет вам и белка, будет и свисток, — спокойно отвечал Федор Иванович.

А груз все прибывал и прибывал.

Однажды после очередного обхода складов со взрывчаткой командир и комиссар не вошли, как обычно, в штабной шалаш, а уселись в тень у старой ели. Зверев, Шелякин, Антипов, Ванюшкин и другие остановились неподалеку.

— А вы чего стоите? Идите сюда, поговорим.

Подрывники присели на травку.

— Что, соскучились по работе? — спросил их Федор Иванович.

— Конечно. Наши разведчики говорят, что фашисты большинство дорог восстановили и поезда с солдатами ходят хоть бы что, а у нас тол лежит, — за всех ответил Александр Макеевич Зверев.

— Ты, наверное, знаешь, по какой дороге и сколько проходит за сутки?

— Знаем. У нас тесный контакт с разведчиками.

— Они трудятся, а вы скучаете.

— Что же делать? Партизаны все возвратились с задания, а вы тол еще не даете, а гарнизоны громить пока запретили, — с недовольством заметил Шелякин и, чтобы не сказать лишнего, начал жевать сухую травинку.

— На вашем месте я бы нашел дело.

— Какое? — опять оживился Ванюшкин.

— Начал бы обучать подрывному делу других.

— Это можно. Давайте людей.

— Того, кто обучит отлично подрывному делу сразу двоих, пошлю на дорогу.

— Начнем обучать хоть сейчас, — ответил молчавший до этого Антипов.

— Давайте начнем с завтрашнего дня, а сегодня комплектуйте группы по пяти человек в каждой. Одного из пятерки за командира группы.

Подрывники сразу же вскочили на ноги. Кончилось для них временное безделье.

— Видишь, и приказа отдавать не надо, — сказал Лучин Сазанову, когда подрывники скрылись меж стволов деревьев.

32
{"b":"237635","o":1}