Среди обнаруженных в Китае древнейших печатных книг, относящихся к 8 веку н. э., имеются книги на санскрите. Они печатались с деревянных досок. В 10 столетии в Китае была организована Императорская печатная комиссия, способствовавшая быстрому развитию типографского искусства, продолжавшегося вплоть до эпохи династии Сун. Удивителен и трудно объясним тот факт, что, несмотря на тесные связи между индийскими и китайскими учеными и их обмен книгами и рукописями на протяжении столетий, нет совершенно никаких признаков существования печатных книг в Индии в этот период. Печатание с деревянных досок довольно рано проникло из Китая в Тибет и, мне думается, все еще практикуется там. При монгольской династии Юань (1260—1368 годы) китайский способ книгопечатания проник в Европу. Ставши впервые известен в Германии, он в течение 15 столетия распространился и на другие страны.

Даже в иыдо-афганский и могольский периоды в Индии поддерживались нерегулярные дипломатические связи между Индией и Китаем. Делийский султан Мухаммед Туглак (1326— 1351 годы) отправил в качестве посла к китайскому двору известного арабского путешественника Ибн-Батуту. К этому времени Бенгалия сбросила с себя делийский сюзеренитет и стала независимым султанатом. В середине 14 столетия китайский двор направил к бенгальскому султану двух послов — Ху Сэня и Фэн Сэня: В результате этого из Бенгалии в царствование султана Гийяс-уд-дина был также направлен в Китай ряд послов. В Китае это был период императоров династии Мин. Одно из более поздних посольств, отправленных в 1414 году Саиф-уд-дином, повезло ценные подарки и среди них живого жирафа. Как жираф ухитрился попасть в Индию, остается тайной. Вероятно, он был получен в качестве подарка из Африки и послан императору Мин как диковина, которую должны были оценить. Этот подарок действительно был высоко оценен в Китае, где последователи Конфуция считают жирафа благоприятным символом. Нет никакого сомнения, что животное было именно жирафом, ибо, помимо пространного описания этого животного, имеется также китайское изображение его на шелке. Придворный художник, написавший эту картину, оставил подробный отчет, превознося его и то благо, которое он должен принести. «Министры и народ собирались поглядеть на него, и радость их не знала предела».

Торговля между Индией и Китаем, процветавшая в буддийский период, продолжалась и на протяжении всего индо-афганского и могольского периодов, и между ними происходил постоянный товарообмен. Сухопутная торговля велась через северные проходы в Гималаях и вдоль старых караванных путей Средней Азии. Велась также значительная морская торговля через острова Юго-Восточной Азии, главным образом с южноиндийскими портами.

В течение тысячи и более лет общения между Индией и Китаем обе страны кое-чему научились друг у друга не только в области мышления и философии, но также и в области искусств и практических наук. Вероятно, влияние Индии на Китай было сильнее, чем влияние Китая на Индию, что весьма прискорбно, ибо Индия вполне могла бы с пользой для себя позаимствовать у китайцев немного их здравого смысла и с его помощью обуздать свои экстравагантные фантазии. Китай много взял у Индии, но он был всегда достаточно силен и уверен в себе, чтобы брать это по-своему и как-то вплетать в ткань своей жизни. Даже буддизм и его сложная философия были окрашены доктринами Конфуция и Лао-цзы. Несколько пессимистическое мировоззрение буддийской философии не могло изменить или подавить жизнерадостность и веселый нрав китайцев. Старая китайская пословица гласит: «Если вами завладеет правительство, оно засечет вас; если вами завладеют буддисты, они уморят вас голодом!»

В известном китайском романе 16 века «Си ю цзи», написанном У Чэн-энем (переведен на английский язык Артуром Уайли), рассказывается о мифических и фантастических приключениях Сюань Цзана по пути в Индию. Книга заканчивается посвящением Индии: «Я посвящаю этот труд чистой стране Будды. Да вознаградит она доброту покровителя и наставника, да умерит она страдания заблудших и осужденных...»

Отрезанные друг от друга на протяжении многих веков, Индия и Китай по странной прихоти судьбы оказались под влиянием британской Ост-Индской компании. Индии пришлось долго терпеть это; в Китае этот контакт был непродолжителен, но все же успел принести опиум и войну.

Сейчас колесо судьбы описало полный круг, Индия и Китай вновь обращают взоры друг к другу, и воспоминания о прошлом живы в их памяти; паломники нового типа пересекают по суше или по воздуху разделяющие их горы, неся слова бодрости и доброжелательства и создавая новые прочные узы дружбы.

ИНДИЙСКИЕ КОЛОНИИ И КУЛЬТУРА В ЮГО-ВОСТОЧНОЙ АЗИИ

Чтобы узнать и понять Индию, нужно много странствовать во времени и пространстве, нужно забыть на время о ее нынешнем положении с его нищетой, ограниченностью и ужасами и получить представление о том, чем она была и что она создала. «Чтобы узнать мою страну,— писал Рабиндранат Тагор,— нужно обратиться к той эпохе, когда она поняла свою душу и вышла за свои географические границы, когда она проявила свою сущность в лучезарном великодушии, которое озарило восточный горизонт, и люди, населяющие другие берега, проснувшиеся в восхищении перед жизнью, признали ее равной себе; но не к современной эпохе, когда она укрылась за узким барьером неизвестности, замкнувшись в жалкой гордости своей исключительности, в нищете разума, который тупо вращается вокруг самого себя в бессмысленном повторении прошлого, утратившего свой свет и ничего не завещающего паломникам будущего».

Нужно не только вернуться вспять во времени, но и попутешествовать — если не физически, то мысленно — по различным странам Азии, где Индия распространяла свое влияние во многих областях, оставив бессмертное свидетельство своего духа, своей силы и своей любви к прекрасному. Сколь немногие из нас знают об этих великих достижениях нашего прошлого, сколь немногие сознают, что, если Индия была великой в мышлении и философии, она была не менее великой и в действии. Историю, которую создавали вдали от своей родины мужчины и женщины из Индии, еще предстоит написать. Большинство на Западе все еще думает, будто древняя история связана в основном со средиземноморскими странами, а в средневековой и современной истории господствующее положение занимает маленький задорный европейский континент. Поэтому и свои планы на будущее они строят исходя и^ того, что якобы одна Европа что-то значит, а все остальное можно подогнать к чему угодно.

Сэр Чарльз Элиот писал, что «неправильное представление о роли Индии в истории создают написанные европейцами книги, в которых повествуется о подвигах захватчиков, вторгавшихся в Индию, и после этого остается впечатление, будто народ Индии был слабым мечтательным народом, отрезанным от остального человечества своими морями и горными границами. В такой картине не принимаются во внимание интеллектуальные завоевания индусов. Между тем даже их политические завоевания имеют значение; они были замечательны по дальности, если не по размерам занятых территорий... Но такие военные или коммерческие вторжения ничтожны в сравнении с распространением индийского образа мышления»⁴².

Элиот не знал, вероятно, когда писал эти строки, о многих недавних открытиях в Юго-Восточной Азии, которые произвели переворот в представлении о прошлом Индии и Азии. Знакомство с этими открытиями подкрепило бы его доводы и показало бы, что деятельность индийцев за границей, даже помимо распространения индийского образа мышления, была довольно значительной. Мне вспоминается, как я был удивлен и воодушевлен, когда около пятнадцати лет назад прочитал впервые подробное изложение истории Юго-Восточной Азии. Передо мной открылись новые панорамы, новые исторические перспективы, новые представления о прошлом Индии, и мне пришлось соответственно пересмотреть свой образ мыслей и прежние представления. Чам-па, Камбоджа и Ангкор, Шри-Виджая и Маджапахит внезапно возникли из небытия, приняли живой образ, полный того инстинктивного чувства, которое сближает прошлое с настоящим.