Лодка легко проскочила последние метры глубины и закачалась на довольно свежей волне…

Вид, открывшийся с мостика, поражал воображение. Огромные мрачные волны, накатывающиеся на корпус лодки, казались отлитыми из чугуна. Лоснящиеся чернотой, они нависали над лодкой и падали, как бы намереваясь прихлопнуть ее. Но не успевали — лодка выскальзывала из-под них и оказывалась то у самой подошвы, то на гребне волны. Только снопы брызг хлестали в лица подводников. Жгуче холодные, они скатывались за шиворот, забивали глаза, лезли в уши…

Море и в самом деле было пустынным. В общем-то, это было хорошо: ничто не мешало заняться делом, самым важным сейчас для подводников.

— Внизу! Передать инженер-механику: начать зарядку!

Загрохотали дизели. Потянуло дымом с запахом сгоревшей солярки. Теперь оставалось только молиться военному богу, чтобы никто и ничто не помешало мотористам и электрикам. Чтобы не пришлось прерывать зарядку, не губить этим батареи, и так уже достаточно поизносившиеся.

— Горизонт чист! — в который уж раз доложил командиру вахтенный офицер, не отнимая от глаз тяжелый ночной бинокль.

Молча и сосредоточенно вглядывались в ночную тьму оба наблюдателя — кормовой и носовой. Полчаса, час, второй пролетели. Нет, этот вечер явно был удачным. Никто и ничто не мешало зарядиться после длительного перехода…

Монотонный рокот дизелей навевал дремоту, однако Маринеско крепился. Нельзя отвлекаться: лодка связана в маневре, это опасно. Занятый этой мыслью лишь на исходе суток краешек командирского сознания высветил: «Сегодня же тринадцатое! Сегодня мне стукнуло тридцать два года! Порядочно!»

Пацаны таких стариками уже зовут. А что «стариком» сделано за эти годы? Если так вот, по-совести, самому с собой разобраться? Да ничего особенного. Три боевых похода на «малютке». Уже второй поход — на «тринадцатой». А вот на счету всего два потопленных транспорта. Конечно, не густо, если не считать высадку разведывательно-диверсионной группы, да «шорох», наведенный возле Эзеля. Как тогда бежали крейсер да эсминцы немецкие от лодки! Хоть ни одного из них не удалось потопить, зато наши войска от артобстрелов освободились!

«А что в личном плане? — продолжал размышлять командир. — Да, по сути дела, ничего. Одни потери. Отец, раненный осколком бомбы, умер перед самым походом. К тому же семья развалилась. Спасибо «благожелателям»! И Нине Ильиничне про меня наплели бог весть что, да и я хорош — поверил сказкам про ее поведение в эвакуации. Так что поделом!

Впрочем, хватит об этом! — прервал командир сам себя. — Не об этом сейчас мысли должны быть. О войне, о боевом задании! С семьей разберемся потом, после Победы…»

Так уж случилось, только в самом начале боевого крейсирования в заданном районе удача отвернулась от Маринеско. Безрезультатно завершился первый день. После этого прошла целая неделя. И опять без результата. Море словно вымерло. Ни боевых кораблей, ни транспортных судов. Ничего! Правда, и погода мешала. Все эти дни не утихал шторм. По морю бежали и бежали огромные гривастые волны. С огромным трудом боцману удавалось днем удерживать лодку хотя бы минуту-две, пока командир в очередной раз приникал к перископу. А ночью шла неимоверно трудная на болтанке подзарядка батарей. И так сутки за сутками. Монотонно и нудно.

Да, обстановка в море была не из легких. Вот как описывает ее все тот же радист лодки М. Коробейник.

Лишь 21 января вдохнуло в души подводников надежду. Ранним утром гидроакустик Шнапцев доложил командиру, что слышит отдаленные взрывы глубинных бомб. «Что это могло значить?» — задумался Александр Иванович. Он хорошо знал, что в этом районе нет ни одной советской подлодки. По крайней мере, его так ориентировали в штабе перед выходом «тринадцатой» в море. Значит, взрывы глубинок — не признак того, что фашисты «гоняют» кого-то из его боевых друзей, преследуют обнаруженную лодку. Видимо, немцы ведут профилактическое бомбометание в этом районе. А раз так, надо ожидать, что вскоре через район бомбометания пойдут вражеские корабли, конвои.

— Готовьтесь, друзья! Будет горячее дело! — обрадовался Маринеско. — Чует мое сердце, что вот-вот подойдет конвой.

— Ну, а на вас сейчас главная надежда, — подойдя к гидроакустической рубке, предупредил командир. — Что там слышно?

Иван Шнапцев поглубже нахлобучил наушники, прижал их руками, вслушиваясь. Через минуту-другую обрадованно повернулся лицом к Маринеско.

— Товарищ командир, слышу работу сторожевиков!

— А транспорты, транспорты там не проглядывают?

— Нет, товарищ командир!

— Ладно. Боцман, всплывай под перископ! Посмотрим своими глазами…

Едва подлодка взрезала перископом волну, командир приник к окуляру. И тут же увидел, как два сторожевика, шедшие чуть не на горизонте, начали поворот на лодку! За кормой их взбурлили пенные буруны. Значит, дан полный ход. Ничего другого это не могло означать, кроме того, что лодка обнаружена. Вероятнее всего, наблюдатели заметили пенную полоску за перископом.

— Боцман, ныряй! Глубина — двадцать… — ровным, спокойным голосом скомандовал Александр Иванович.

Еще не успела «тринадцатая» закончить этот маневр, как в отсеках услышали шум винтов, вслед за ним — шлепки сбрасываемых глубинок. Грохнули первый, второй… пятый взрывы. Лодку качнуло, хлестнули по ушам моряков огромной силы гидравлические удары. Но умелые руки боцмана уже увели лодку от них.

Через полчаса «тринадцатая» слова осторожно всплыла под перископ. Сторожевиков уже не было. Но и конвоя, сколько ни напрягал зрение вахтенный офицер, сколько ни вслушивался гидроакустик, не обнаружили. И вообще не появился он в тот день.

Примерно такая картина повторилась и 22 января. И двадцать третьего с утра грохотали взрывы глубинок. Опять фашисты занимались «профилактикой». И опять подводники не обнаружили вражеские корабли…

Можно предположить, что конвои все-таки были. Возможно, они проскользнули возле самой береговой черты, обманув подводников этими отвлекающими бомбометаниями. Ведь, как стало известно позднее из вражеских документов, именно в те дни, выполняя решение самого Гитлера, принятое им на совещании в ставке 20 января, в Данциге собирались в конвой транспортные суда и боевые корабли: предстояла эвакуация войск и наиболее ценных гитлеровских сотрудников — партийных, административных, хозяйственных…

Как бы то ни было, вражеские суда проскользнули. А что удивляться тому, если погода будто взбесилась.

Почти на целую неделю наступила тишина в море. Зато в экипаже «тринадцатой» обстановка становилась все напряженнее. Больше полумесяца лодка в море, а по сути дела, еще не видела врага, ни разу не выходила в атаку!

Надо было что-то предпринимать. Срочно. Во что бы то ни стало. Люди заждались дела!