– Правильно сделал, – одобрила я. – Если есть за что, уволить успеешь. Но торопиться с этим не надо.

– Да. Начну, пожалуй. Мама приехала к нам в пятницу днем. Они с Ольгой и детьми гуляли в городском парке, вечером пили чай с пирожными в кафе. Мама, как обычно, осталась погостить на выходные. В субботу меня вызвали на работу после обеда. Я уехал, рассчитывая вернуться через пару часов, но задержался до позднего вечера. Когда пришел, дом был битком набит полицейскими, а тело матери уже увезли в морг. Что произошло, не знаю. Говорят, полицию вызвали соседи. Сначала они услышали громкие крики двух женщин, очень похожие на ссору. Потом жуткий вопль Ольги. Прибежавшие на шум соседи, семейная пара, увидели маму, лежащую на полу в прихожей, у основания лестницы, ведущей на второй этаж. Под ее головой растекалась кровавая лужа. Над ней стояла Ольга. Руки ее были в крови, она стояла над телом моей мамы бледная, дрожащая, с вытаращенными глазами. Ольга не могла объяснить, что произошло, просто говорила, что ничего не помнит. В доме больше никого не было. У горничной по субботам всегда выходной. Повар отпросился на юбилей родителей, уехал в пятницу. Дети с няней еще не вернулись с прогулки. В доме не было никаких следов борьбы, беспорядка, других доказательств нападения грабителей или присутствия посторонних.

– Расскажи мне, как вы провели утро субботы, ничего не опускай.

– Как провели? Как обычно. Проснулись, позавтракали все вместе.

– Кто готовил завтрак?

– Ольга, няня ей помогала, кажется, накрывала на стол. Какое значение могут иметь эти подробности?

– Пока не знаю. Но ты сам подумай: в доме произошла трагедия, свидетелей нет. Вот я и хочу знать точно, что случилось тем утром. Может, были неожиданные визиты или необычные звонки. Как вели себя обе женщины, вспомни, между ними наблюдалось какое-то напряжение?

– Нет, все было как обычно. Ни визитов, ни звонков. И вели себя все как всегда. За завтраком смеялись, шутили, хвалили русские блины, что испекла Ольга. Потом я уехал в Лондон.

– Когда задержали Ольгу?

– Тем же вечером. После показаний соседей о криках, ссоре. Ей уже предъявили обвинение в убийстве. Ольга ведет себя странно: с адвокатом общаться отказывается, показаний не дает, просит срочно вызвать Евгению Охотникову.

– Оперативно работает ваша полиция. Думаю, они хватаются за соломинку и других подозреваемых, кроме Ольги, у них нет. А с няней ты пытался поговорить?

– Она очень испугана, плачет, бормочет, что не знает ничего. Нэнси уверяет, что увела детей гулять сразу после моего отъезда. Гуляли долго – парк, детская площадка, кафе. Когда пришли домой, там были полицейские.

– Плачет?! – Не слишком ли бурная реакция, подумалось мне. – А сколько ей лет?

– Нэнси Холд девятнадцать лет. Она исполнительная девушка, хорошо ладит с детьми. – Майк сердито хмыкнул. – Мисс Холд боится, что скандал в нашей семье повредит ее профессиональной репутации и ее не возьмут служить ни в один приличный дом. По крайней мере, рекомендациями моей жены она не сможет воспользоваться.

– Как прагматично. Майк, ты ведь не будешь возражать, если я сама расспрошу Нэнси, остальную прислугу и соседей?

– Конечно, нет, делай все, что нужно.

– Важнее всего сейчас поговорить с Ольгой. Возможно, она сможет все прояснить. Ты пытался?

– Она в шоке, расстроена и не захотела меня видеть. Нет, с Ольгой общался только наш адвокат. Но тебя она ждет, значит, согласится поговорить.

Я пробормотала слова утешения, какие смогла подобрать, хотя что в такой ситуации может утешить?

В уютном коттедже семьи Ландри ничего не изменилось с моего предыдущего визита, разве что отделку в гостиной освежили и сменили мягкую мебель. Майк помог отнести сумку в отведенную мне комнату. Ту же, в которой я останавливалась в прошлый раз.

– Ужин через сорок минут. Оставлю тебя одну, наверно, захочешь освежиться с дороги.

– Спасибо. Майк, не будешь возражать, если я после ужина осмотрю комнату Мари?

– Мама всегда занимала спальню здесь же, на втором этаже, это угловая комната, чуть дальше по коридору. Можешь не спрашивать моего разрешения, делай все, что нужно.

За ужином царило напряженное молчание. Даже дети, проникшись настроением взрослых, не щебетали как обычно. Алекс, насупившись, гонял по тарелке кусочек стейка с зеленым горошком и практически ничего не ел. Аника жевала манную кашу и настороженно стреляла по сторонам темно-серыми, как у матери, глазками.

– Где мама? Когда она придет? – прошептала девочка на ухо няне.

– Тише, солнышко, – одернула та ребенка и виновато покосилась в нашу с Майком сторону.

Наконец тягостная трапеза закончилась. Майк, сославшись на усталость, удалился в свою комнату. Я прошла в детскую, немного поболтала с малышами. Почитала Анике ее любимую сказку про Золушку. Нэнси мое присутствие в детской явно тяготило. Видимо, она ожидала расспросов и, кажется, страшилась их. Я намеренно не приставала к няне сейчас. Пусть привыкнет ко мне, немного расслабится.

Разговор с поваром и горничной тоже можно немного отложить. Тем более, насколько я помню, постоянно в доме проживала только Нэнси. Остальная прислуга была приходящей, и сейчас они должны собираться домой. Наконец няня стала готовить детей ко сну, я ушла, чтобы не мешать им укладываться.

Гостиная, центральный холл, столовая и кухня находились на первом этаже, остальное пространство занимали подсобные помещения. Все спальни, детская, малый холл и гостевые комнаты располагались на втором этаже дома. Я спустилась в холл к основанию лестницы, подошла к входной двери, развернулась, огляделась. Круглая просторная комната с высокими потолками, огромной люстрой в центре, витражными окнами. Практически всю ее занимала удобная широкая лестница, ведущая на второй этаж. Ее перила заканчивались немного выше, для безопасности огораживая часть малого холла. Под лестницей три двери: узкая кладовка с хозяйственными принадлежностями и две гардеробные комнаты. Меньший овальный холл на втором этаже освещался настенными бра и небольшими оконцами в крыше. У основания лестницы наверху стояли цветы в огромных напольных вазах. Из малого холла в разные стороны расходилось два коридора, и небольшая витая лестница вела наверх. Там, в мансардном помещении, был оборудован зимний сад, из которого можно попасть на широкую открытую лоджию. В теплое время года здесь стояла легкая плетеная мебель: стол, кресла, крытые садовые качели, тут было множество цветов, лианы и пальмы в огромных горшках. Помнится, Ольга называла это место «мой оазис». И проводила здесь все свободное время. В хорошую погоду прислуга часто накрывала чай или завтрак наверху.

Я вспоминала все детали, продолжая стоять у входной двери. И пыталась представить, что же могло произойти. На самом деле вариантов немного: Мари могла скатиться по ступенькам лестницы или упасть, перевалившись через перила со второго этажа. Высота здесь большая, для летального исхода вполне достаточно. А что конкретно случилось, предположить, не зная точного положения тела и характера травм, сложно. Я присела на корточки, чтобы хорошенько рассмотреть кафельный пол. Нет никаких следов, все тщательно убрано. Завтра расспрошу горничную. А пока осмотрю комнату Мари.

Просторная угловая спальня располагалась на втором этаже. Имела отдельную ванную, туалетную комнату и небольшой круглый балкончик. Я открыла дверь и выглянула наружу. Сразу представилось, как Мари, стройная, симпатичная, ухоженная женщина, выходит ранним утром на балкон. Закуривает тонкую сигару, поправляет локоны, сбившиеся за ночь, на ней небрежно запахнутый пеньюар персикового цвета. Взгляд наткнулся на пепельницу. Два окурка, одну сигару докурили до конца, другую раздавили в пепельнице, едва закурив. Мари, похоже, нервничала. Я закрыла балкон и продолжила осмотр. Комната чисто убрана, постель заправлена, накрыта покрывалом. В шкафах постельное белье, чистые полотенца, кокетливое кружевное белье. Пушистый банный халат, пеньюары, белый и персиковый, пара костюмов, платье-коктейль висят на плечиках. Обилие косметики в ванной говорило о том, что Мари частый гость в доме сына и невестки, впрочем, я и так об этом знала.