— Жаль, что нельзя увидеть прошлое, — заметил Дуглас Жанна бросила на него взгляд через плечо и отвернулась, уставившись на пристань. У дальнего причала швартовался изящный белый корабль с двумя высокими мачтами, казавшимися черными на фоне ослепительно голубого неба Паруса были подняты, однако нос корабля гордо вздымался на водой, словно ему не терпелось снова оказаться на морском просторе. На борту красовалось название «Дева Шерборна», выведенное затейливой красной вязью Дуглас прав, прошлое скрывается во мраке, но оно способно ранить даже сейчас.

— Мне нужно найти Маргарет, — сказала она.

— Маргарет будет занята еще добрую четверть часа, Жанна, так что у нас достаточно времени, чтобы поговорить Жанна промолчала, опасаясь откровений, без которых не обходилась ни одна их встреча.

До сих пор ей удавалось ограничиваться полуправдой.

Дуглас видел ее шрамы, но не знал, что она повторяла его имя, сдерживая крики во время избиений. Она сказала, что вернулась в Волан, но не говорила, что чуть не умерла от голода Он знал, что она бежала из Франции, но не представлял, насколько ужасным было это путешествие.

И ему неизвестен ее самый большой секрет — что у них был ребенок.

«Расскажи ему, — твердил ей внутренний голос. — Расскажи и уезжай. Расскажи все, что случилось за эти годы»

Возможно, когда она снимет бремя с души, то сможет спросить, почему он так и не приехал за ней.

Но слова не шли. Она не хочет покидать Дугласа. И Маргарет. Малышка заняла в ее сердце прочное место.

Собравшись с духом, Жанна повернулась к нему.

Солнце освещало его бесстрастные черты. Но она достаточно хорошо знала Дугласа, чтобы догадываться, что он сердится.

Его гнев не пугал ее. Пугала только правда.

— Я должна уехать, — произнесла Жанна, неожиданно для себя. Впрочем, стоит ли ждать, когда тебя отвергнут? Лучше уйти самой.

— После того, как мы поговорим о Париже.

— Нет. — Она не станет говорить о прошлом. — Не мог бы ты попросить кучера доставить меня домой? Я соберу свои вещи и уйду.

— Я пытался увидеть тебя в Париже, — сказал Дуглас. пропустив ее слова мимо ушей. — Я пришел сказать тебе, что приехали мои родители, но меня встретила Жюстина.

Жанна покачала головой и подняла руку. Откровения могут уничтожить ее. Прошлое — ее неотъемлемая часть, но самая хрупкая и ненадежная. И если она еще держится, то лишь благодаря усилию воли. Достаточно слабого дуновения, чтобы все рассыпалось в прах. Нет, ее последнее воспоминание о Дугласе не будет омрачено рыданиями и бесполезными мольбами.

— Она сказала, что ты ждешь ребенка.

Вот оно — начало бесконечных вопросов, презрительных взглядов и откровенного ужаса.

Жанна закрыла глаза и глубоко вздохнула, сожалея, что нет никого, кроме Бога, кому она могла бы молиться.

Бог, царивший в обители Сакре-Кер, был мстительным и лишенным сострадания, готовым карать даже за то, что она все еще жива. Жанна привыкла воспринимать его как небесное воплощение графа дю Маршана, с напудренными волосами и сверкающими одеждами, расшитыми солнечными лучами.

Жанна открыла глаза и заставила себя улыбнуться.

— Ты злишься, что я не пускаю тебя в свою постель? — осведомилась она, повернувшись к нему. — В этом все дело, да?

Хмурая гримаса на лице Дугласа сменилась удивлением.

— Это можно исправить. — Жанна подошла ближе и кокетливо улыбнулась. — Здесь и сейчас. — Она бросила красноречивый взгляд на широкую поверхность письменного стола.

Она развязала ленты шляпки и бросила ее в кресло, но та упала на пол. Затем отодвинула письменные принадлежности и, присев на край стола, принялась расстегивать лиф платья.

— Что ты делаешь? — резко спросил Дуглас. Похоже, ей удалось вывести его из себя, а заодно отвлечь от вопросов.

— Разве непонятно? Ты хочешь, чтобы я разделась, или достаточно поднять юбку? Только, пожалуйста, не рви мою сорочку. У меня осталась только одна.

— Прекрати, Жанна.

— Прекратить? — переспросила Жанна с притворным недовольством, что не помешало ей раздвинуть полочки лифа. Она чувствовала себя дерзкой, порочной и бесстыдной. В юности ей нравилось заниматься любовью при ярком свете утра. Но сейчас она испытывала не столько браваду, сколько отчаянное желание отложить объяснение.

— Ты не хочешь меня? — спросила она, приподняв брови — Более чем следовало бы, — ответил Дуглас, остановившись перед ней. — Иначе я уже давно отослал бы тебя прочь.

Правда, облеченная в такую форму, почему-то ранила, но Жанна отогнала эту мысль.

— Тогда, может, нам следует радоваться тому, что есть? В мире не так уж много хорошего. Почему бы не дорожить тем, что мы имеем? Если даже это только страсть.

Она подняла руку и обхватила ладонью его затылок.

— Почему бы нам не забыть обо всем? Хоть на мгновение?

Физически они всегда подходили друг другу до такой степени, что это казалось волшебным и пугающим Ей хотелось, чтобы он поцеловал ее. Возможно, слившись в объятиях, они снова обретут то, что потеряли «Пусть годы исчезнут. Сделай так, чтобы все изменилось», — безмолвно взывала Жанна. Но что толку просить об этом Дугласа, когда сам Бог не откликнулся на ее молитву. Нет, ее единственное желание — чтобы они снова ощутили себя свободными, чтобы им хватило смелости любить друг друга так, как в юности.

Дуглас коснулся ее лица так нежно, что ее сердце сжалось. Затем взял ее за локоть и помог встать со стола.

Обескураженная, Жанна подошла к застекленному шкафчику, стоявшему у стены. Три полки были заставлены небольшими статуэтками, бюстами и фрагментами барельефов.

И каждый из них напоминал ее.

— Что это? — спросила она едва слышно — Мое хобби, — помолчав, произнес Дуглас — Откуда они?

— Со всего света.

Бюст на верхней полке изображал юную девушку, вы точенную из бледно-серого камня.

— Это из Финикии?

— Из Греции.

Волосы девушки были собраны на затылке, лишь на висках выбивалось несколько непокорных завитков. Такая же прическа была у Жанны в то утро, когда она впервые встретила Дугласа.

На второй полке стояла женская фигурка с откинутой назад головой, словно она прислушивалась к доносившимся издалека звукам.

Каждая скульптура была произведением искусства, но именно их лица поразили Жанну. Хотя эпохи варьировались от древнейших до более поздних, все фигурки обладали несомненным сходством. За минувшие годы лицо Жанны округлилось и повзрослело, но было время, когда оно отличалось тем же хрупким изяществом.

Жанна коснулась стекла, за которым находилась одна из самых прелестных статуэток. Девушка, облаченная в тончайшее одеяние, придерживала одной рукой подол юбки, держа другую руку на отлете, словно собиралась пуститься в пляс под звуки флейты.

Однажды Жанна вот так же танцевала в саду. Перестав кружиться, она увидела Дугласа. Прислонившись к стволу, со сложенными на груди руками, он не сводил с нее пристального взгляда. В тот день они впервые занялись любовью.

— Ты не забыл, — глухо произнесла она. У нее перехватило дыхание.

— Не забыл.

Жанна стремительно повернулась к нему.

— Зачем — спросила она. — Зачем ты это делаешь?

Зачем коллекционировать все эти скульптуры, напоминающие обо мне?

— Потому что эти воспоминания — самое ценное в моей жизни.

Пожалуй, Бог все-таки услышал некоторые ее молитвы.

Сцепив перед собой ладони, Жанна пыталась заставить себя сдвинуться с места. Но не могла. Даже когда Дуглас поднял руку и коснулся ее лица, отслеживая кончиком пальца контуры ее щеки и подбородка.

— Что случилось с ребенком, Жанна? — спросил он.

Вместо ответа она спросила:

— Кто мать Маргарет?

Вопрос явно привел Дугласа в замешательство, и он молча уставился на нее.

Жанна положила ладонь ему на грудь.

— Вот видишь, Дуглас? Вопросы могут ранить, — сказала она. — А правда может уничтожить.

— Значит, ты предпочла бы жить во лжи?

— Да, — призналась она. — Во всяком случае, не открывать друг другу все тайники души и сердца.