— Я пришел, чтобы пригласить вас в порт, — обратился он к Маргарет. — Ожидается прибытие корабля с Востока. Уверен, вам будет любопытно взглянуть на сокровища собственными глазами.

— Правда? — Девочка вскочила со стула, устремив на Жанну умоляющий взгляд. — Пожалуйста, мисс дю Маршан, соглашайтесь. Мы могли бы провести там весь день.

Жанна сложила на груди руки, борясь с соблазном.

— Вам следует посетить владения Макреев, мисс дю Маршан, — сказал Дуглас. — Заглянуть в наши кладовые, набитые золотыми слитками.

— О, там не только золото, — подхватила Маргарет, подойдя к отцу. — Вам нужно побывать на складе, мисс дю Маршан. Это самое удивительное место в мире. Давайте пойдем, пожалуйста.

Жанна взглянула на Дугласа, не сводившего с нее вызывающего взгляда. Неужели он думает, что она настолько безрассудна — или настолько одинока, — чтобы принять его вызов. Какая самонадеянность! Учитывая, что ей приходилось грозить кулаком самому Богу, она вполне способна отказать Дугласу Макрею. , — Мы не закончили уроков, — негромко произнесла она.

Пусть прикажет. И она выполнит его приказ. У нее просто не будет выбора. Но Дуглас хранил молчание, предпочитая мучить ее, вместо того чтобы воспользоваться своим правом.

Разочарованная, Жанна повернулась к Маргарет.

— Мы должны закончить урок истории, — сказала она.

Дуглас посмотрел на хмурое личико дочери.

— Ничего, Мэгги, отложим это на другой раз. — Он взглянул на Жанну. — Так и быть, оставляю вас с вашими занятиями, — сказал он, положив ладонь на голову дочери. Он делал это часто — благословляющий жест, ласковый и почти бессознательный, словно он хотел убедиться, что она рядом. Маргарет, в свою очередь, всегда поднимала голову и улыбалась отцу.

Типично семейная сценка, заставлявшая сердце Жанны сжиматься.

Он вышел, и комната потускнела, словно дождь усилился, а сумрачное небо стало еще темнее.

Жанна повернулась к Маргарет:

— До ленча остался час. Давай проведем это время с пользой. — Она заставила себя лучезарно улыбнуться.

Маргарет ответила недовольной гримасой, но вернулась на свое место и взялась за грифельную доску.

— А ведь вам хотелось пойти, мисс дю Маршан, — заметила она спустя мгновение.

Жанна бросила на нее удивленный взгляд.

— Вы совсем как моя кошка. Я давала ей кусочек рыбы, а она притворялась, будто не хочет есть. Папа сказал, что это задевало ее гордость. Ей хотелось самой ловить рыбку.

Жанна безмолвно уставилась на девочку, не в состоянии решить, что хуже: быть уподобленной кошке или тот факт, что ребенок оказался на редкость проницательным.

Лестница была узкой и темной, пропитанной запахом нечистот и помоев.

Николя, граф дю Маршан, зажал нос платком.

— Неужели нельзя было придумать что-нибудь получше, Толбот? — осведомился он, обращаясь к мужчине с фонарем, шагавшему впереди.

Ювелир обернулся, изобразив извиняющуюся улыбку:

— Где еще, по-вашему, я мог найти человека, который взялся бы за ваше поручение, граф?

— Вы меня чрезвычайно обяжете, — сказал Николя, крепче прижав платок к носу, — если не будете использовать мой древний титул как кличку.

Толбот лишь ухмыльнулся, двинувшись дальше по скользким ступенькам.

— Мэри-Кинг-стрит известна с семнадцатого века, ваше сиятельство, — насмешливо произнес он. — Титул постарше вашего, осмелюсь предположить.

Предки Николя участвовали в норманнском вторжении в Англию, но он не счел нужным просвещать ювелира.

Низина, куда они спускались, представляла собой несколько улочек, которые по какой-то необъяснимой причине погрузились в землю вскоре после того, как их вымостили булыжником. В темноте мерцали фонари, слышался смех.

— Не бойтесь, ваше сиятельство. Это не призраки.

Николя мрачно глянул на своего спутника, пожелав тому свалиться со ступеней и сломать себе шею. Вряд ли его тело когда-нибудь обнаружат в этой клоаке.

— Не болтайте глупостей, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Я не ребенок, чтобы бояться темноты.

— Здесь водится кое-что похуже темноты, — сказал Толбот. — Говорят, в этих стенах замурованы больные чумой. Их крики слышны до сих пор.

— Оставьте ваши мерзости, — сухо заметил граф. — Неужели вам больше не о чем говорить?, — Что, кишка тонка, ваше сиятельство? — Смех Толбота отдался эхом от закопченных стен.

Шагнув вперед, граф ткнул набалдашником трости в спину своего провожатого.

— Вам известно, Толбот, что внутри моей трости спрятан клинок? Одно движение, и вы покойник. — Он огляделся по сторонам. — Думаю, немало трупов осталось валяться здесь за долгие годы.

Толбот оглянулся через плечо:

— Прошу прощения, ваше сиятельство, если я позволил себе непочтительность. — Прежде чем граф успел ответить, он скрылся в темноте. — Не наступите на старые кости, — донесся его насмешливый голос, усиленный эхом.

— . Дю Маршан осторожно последовал за ним, касаясь ладонью покрытой слизью стены и нащупывая ногами уходившие вниз ступеньки. Свет фонаря внезапно исчез, оставив его в непроглядном мраке.

Граф услышал шуршание и писк, и его передернуло — он терпеть не мог крыс.

— Вы не заблудились, ваше сиятельство? — поинтересовался Толбот, появившись внизу ступенек в кружке света.

— Неужели нельзя было обойтись без посещения этого… — он поколебался, не в состоянии подобрать подходящее слово, — места?

— Дальше будет легче, ваше сиятельство.

Дю Маршан угрюмо улыбнулся. Только бы получить рубин, тогда ему больше не придется встречаться с этим типом.

Почва у него под ногами внезапно пошла под уклон, и граф на секунду растерялся, вглядываясь в размытое пятно света впереди. Подойдя ближе, он понял, что Толбот вошел в таверну.

Пригнув голову, чтобы не задеть низкую притолоку, он шагнул в задымленный зал. Возле бочонка, установленного на стойке бара, хлопотал тучный мужчина в засаленной рубахе с закатанными рукавами. Подняв глаза, он окинул вновь прибывших настороженным взглядом, прежде чем кивнуть Толботу. Граф крепче сжал набалдашник трости, утешаясь мыслью, что он небезоружен.

Он не был склонен недооценивать ситуацию, в которую попал. И не верил в добродетельную природу человека. В сущности, только цинизм помог ему выжить в эти годы, когда общественный порядок, который он считал незыблемым, рухнул, оставив после себя анархию и власть толпы.

У стойки бара расположилось несколько мужчин разбойничьего вида. Облокотившись о дощатый прилавок, они сжимали в ладонях щербатые кружки, пряча лица под низко надвинутыми шапками и многодневной щетиной.

От их одежды разило такой вонью, что граф дю Маршан снова прижал к носу платок, сожалея, что не захватил с собой лавандовую воду.

Толбот шепнул что-то на ухо хозяину, и тот указал подбородком в сторону зала. Граф последовал за ювелиром к столику в дальнем углу, за которым сидел одинокий мужчина. При виде Толбота он подтолкнул ногой стоявший рядом с ним табурет и сделал приглашающий жест.

Ювелир сел, и граф последовал его примеру. Сложив ладони на набалдашнике трости, он окинул незнакомца оценивающим взглядом.

Одутловатое лицо мужчины было испещрено шрамами и угрями. Кожа на подбородке обвисла. Налитые кровью карие глаза свидетельствовали либо о пристрастии к выпивке, либо о болезни. Руки, сжимавшие кружку, были крупными, с мясистыми пальцами и на удивление чистыми ногтями. Большинство зубов отсутствовало, а те, что сохранились, напоминали коричневые пеньки.

Он выглядел именно так, как полагалось выглядеть человеку, способному на похищение или убийство — в зависимости от уплаченной суммы.

— Я слыхал, будто у вас есть работенка, — проговорил мужчина с таким резким шотландским акцентом, что граф с трудом разбирал слова.

— Да, — ответил он и, подавшись вперед, объяснил, что ему нужно.

Когда он закончил, мужчина уставился в свою кружку, затем медленно кивнул:

— Ладно.

— Сколько?