За последний месяц Дуглас вдоволь насмотрелся на отношения между братьями и их супругами. Их связывали общие интересы, любовь и взаимопонимание. Дуглас никогда не завидовал братьям. Они были гораздо старше его и не могли стать ему товарищами по детским играм. Зато родители все внимание уделяли ему.

Пока старшие братья бороздили моря и строили корабли, Дуглас подрастал в Новой Шотландии в относительном комфорте. Шотландцам, эмигрировавшим из Гилмура около пятидесяти лет назад, на первых порах пришлось туго. Но когда Дуглас достиг осмысленного возраста, они добились определенного благополучия. Образованием его братьев занимались либо родители, либо иезуитский священник, нашедший приют среди шотландских изгнанников. Дуглас же пожелал учиться в Сорбонне и получил такую возможность.

Потеря родителей сблизила братьев и укрепила семейные узы. За минувшие семь лет Дуглас лучше узнал каждого из своих четырех братьев, проникся к ним уважением и считал своими лучшими друзьями.

Но у него и в мыслях не было рассказывать им о Жанне. Вряд ли они поймут положение, в котором он оказался, и его чувства. Он и сам себя не понимал.

Накал празднества нарастал. Прислонившись к стене, Дуглас наблюдал за общим весельем со странным чувством, словно был сторонним наблюдателем, а не полноправным участником семейного торжества. Жена Алисдера помахала ему, и он выдавил в ответ улыбку.

На противоположном конце зала он заметил Хэмиша, который медленно пробирался к нему сквозь толпу. В течение трех лет они вместе плавали по морям, пока Дуглас с помощью брата овладевал профессией капитана. Вдобавок Хэмиш личным примером преподал ему немало жизненных уроков. Он взял Дугласа под свое крыло семнадцатилетним юношей, ожесточенным, разочарованным и настроенным враждебно ко всему миру. Хотя Хэмиш недавно женился, он проявил неожиданное понимание и нашел для брата достаточно работы, чтобы тот каждый вечер в изнеможении валился на койку. Со временем он выслушал Дугласа и оказал ему всяческое содействие, когда тот решил вернуться во Францию за своим ребенком.

— Мэри готова к приему посетителей? — спросил Дуглас.

— Она еще утром свистала всю команду наверх драить палубу, — улыбнулся Хэмиш.

Каждый год братья и их жены собирались на борту его корабля. Дети оставались в Гилмуре, в своих постелях, а взрослые отправлялись на причал. Встреча проходила в тесном кругу, наполненная смехом и воспоминаниями, перемежавшимися минутами грусти.

Дуглас оставил брата и поднялся на чердак. Отыскав тюфяк Маргарет, он присел на краешек.

— Разве тебе не удобнее в своей спальне? — поинтересовался он удочери. Каждый ребенок имел собственную спальню в одном из крыльев, пристроенных Алисдером к Гилмуру, но Дуглас понимал, что, если выводок Брендана будет увеличиваться и дальше, замок придется достраивать.

Маргарет так энергично замотала головой, что ее черные локоны запрыгали.

— О нет, папочка. Только не сегодня. — Она потянула его за рукав и, когда он наклонился к ней, прошептала:

— Робби обещал рассказать мне о святом Ионисе.

— Да, это замечательная история, — заметил Дуглас, вспомнив одно из преданий, связанных с Гилмуром. В нем говорилось, что монастырь был воздвигнут на священной земле, служившей местом паломничества.

Он оглядел просторный чердак. Было видно, что дети связаны родством. Почти у всех были черные волосы и голубые глаза Макреев. Несмотря на наличие подушек и одеял, Дуглас сомневался, что кто-нибудь из них собирается спать.

Изабель, сидевшая рядом с Робби, постучала его пальцем по носу в качестве ласкового предостережения, которое ее младший сын, несомненно, заслуживал. Риона, расположившаяся на полу со своими двумя детьми, улыбнулась Дугласу, и он улыбнулся в ответ.

Глаза Маргарет, проследившей за его взглядом, внезапно стали задумчивыми.

— А ты расскажешь мне какую-нибудь историю, папа?

Он знал, что Маргарет хочет услышать. Наблюдая материнскую привязанность, девочка особенно остро ощущала собственное сиротство. Поймав на себе заинтересованные взгляды других детей, Дуглас понял, что его рассказ предназначен не только для ее ушей.

— Ну пожалуйста, папочка. — Она улеглась на подушку, и он укрыл ее простыней до подбородка.

— Давным-давно, — начал он, — я жил в Париже.

— Когда учился в школе, — вставила Маргарет.

Дуглас кивнул, пряча улыбку:

— Да, когда учился в школе. — Эту историю он рассказывал ей с младенчества. Но тогда он не предполагал, что снова встретит Жанну дю Маршан. И теперь предпочел бы, чтобы в его истории было больше вымысла и меньше правды.

— Ты изучал философию, — уточнила Маргарет.

— Может, ты сама все расскажешь? — поддразнил ее Дуглас.

Она улыбнулась, приготовившись слушать дальше.

— Я изучал философию, — повторил Дуглас. Как же самонадеян он был тогда, как уверен в себе! Весь мир виделся ему в черно-белых тонах, и казалось, достаточно протянуть руку, чтобы получить все, что хочешь. Он не знал неудач, не ведал отказа, не испытывал боли. Но прошло время, и Дуглас не мог не чувствовать презрения к наивному и легковерному дурачку, каким был когда-то.

— Ив один прекрасный день ты ее встретил, — подсказала Маргарет.

Он кивнул, и она сцепила руки поверх простыни с таким очевидным нетерпением, что Дуглас улыбнулся.

— Она шла к карете вместе со своей горничной. — Его память легко воспроизвела тот момент. — Я никогда не встречал более красивой девушки. — Жанна рассмеялась в ответ на слова горничной — так заразительно, что он был очарован. Ее звонкий смех совсем не походил на вежливое хихиканье, принятое при французском дворе, или смущенное хмыканье английских барышень, прикрывающих рот ладонью, чтобы спрятать далекие от совершенства зубы. Жанна смеялась так самозабвенно, что он застыл на месте, с улыбкой наблюдая за ней.

Маргарет обладала той же жаждой жизни.

Он посмотрел на дочь.

— Она взглянула на меня и улыбнулась. — И Дуглас забыл, что он всего лишь парижский студент. Внезапно он ощутил себя рыцарем прекрасной дамы или придворным в средневековой Италии. Жанна обладала способностью сделать его значительнее, чем он был, одной лишь улыбкой.

— И ты последовал за ней.

— Да, — кивнул он. — Я последовал за ней и узнал, где она живет. — И обнаружил, что она дочь графа дю Маршана, столь тщательно оберегаемая, что он отчаялся увидеть ее снова. — Каждый день я приходил к ее дому и ждал, — продолжил Дуглас, внезапно вспомнив о своих слушателях. Перехватив улыбку Изабель, он осознал, что она, возможно, впервые слышит эту историю. — Дом окружала высокая кирпичная стена. Однажды я забрался на нее и сидел, не зная, что делать дальше, как вдруг увидел ее. Она шла по саду с книгой в руке.

Дуглас спрыгнул со стены и направился к ней. Жанна так поразилась, увидев его, что уронила книгу.

— Я поднял книгу и подал девушке.

— И тут ты понял, что влюбился в нее, — улыбнулась Маргарет.

— Да, — сказал Дуглас. — Тут-то я и понял. — Вот так он влюбился, внезапно и безоглядно, как никогда, возможно, больше не полюбит. Он никак не ожидал, что будет очарован глазами цвета тумана и розовыми губами, изогнутыми в обворожительной улыбке. Ему хотелось протянуть руку и запустить пальцы в шелковистые пряди, а затем нежно привлечь ее к себе и прижаться губами к ее соблазнительному рту.

Оправившись от удивления, Жанна улыбнулась и поинтересовалась по-французски, кто он: грабитель или бродяга.

— Ни тот, ни другой, — отозвался он на скверном французском. — Просто поклонник.

— Мой? — уточнила она, перейдя на английский с такой легкостью, что Дуглас изумленно воззрился на нее.

— Господи, конечно! — воскликнул он, заставив ее озадаченно нахмуриться. — Извините, но вы так прекрасны, — попытался объяснить он.

Жанна рассмеялась, так весело, что еще больше покорила его.

— Вам не следует здесь находиться, — сказала она спустя минуту.

— Возможно, — согласился Дуглас, чувствуя себе дерзким и безрассудным. — Но я оказался здесь против собственной воли.