И надменность горькую, и надмирность,

И спортивно-скромную элегантность ...

Я внимала, гордая приобщеньем

К родовитым, избранным: им-то можно

Всякий раз опаздывать на свиданье,

Не звонить неделю, звонить средь ночи ...

О, стократ они были аристократы,

Ну, а я - из рода служащих мелких!

Но ловила тон и в тон попадала,

И держалась так, будто дед мой тоже

Жил недурно, чуть ли не в Эрмитаже,

И владел мой прадед всем околотком -

Адмиралтейским, Конногвардейским, -

И солидной фабрикой, не свечною.

... И прошло лет сорок, и оказалось,

Что они не врали, что, угождая,

Я не зря ломалась и что недаром

Впрок и загодя были они надменны.

1995 г.

ЧЕРНОВИК И ЧИСТОВИК

Перечеркнуто в злобе, в тоске,

Перемарано, вписано вкось ...

Ну, так это же - в черновике!

Поправимое дело, авось!

Знай, марай - ибо терпит тетрадь,

А поблизости топится печь:

В крайнем случае, можно порвать,

А для верности даже и сжечь.

Но покуда мы клоним чело

К терпеливому черновику,

Жизнь поспешно, навек, набело

Лыко всякое ставит в строку.

Черта с два, если вдруг захотим

Переправить хоть слово, хоть миг.

Скорострелен и необратим

Человеческий наш чистовик.

1984

Люблю на жэковский барьер

Склониться — и понять,

Как форму девять, например,

Должна я заполнять.

В меня впиталося с едой

Родство очередей

С такой отходчивой враждой

Теснящихся людей...

Последний раз в ЦПКО

Однажды с перепою, с переругу,

С тоскливого и злого похмела,

Сочтя меня - ну, может, за подругу,

Она ко мне в каморку забрела

И так сказала: "Я ведь не волчица,

Лишь ты при мне, а больше - никого...

Я даже согласилась бы лечиться...

Свези в последний раз в ЦПКО!"

Был день октябрьский, резкий, желто-синий.

Парк впитывался в лиственный подстил.

Никто под физкультурницей-богиней,

Помимо нас не мерз и не грустил.

Спеша, считая время по минутам,

Я шла. Она ползла едва-едва,

Семейственным и пасмурным уютом

Окрашивая тощие слова.

Ее уют - придавленный и ржавый,

Аттракционный, инфантильный рай -

Где все противогаз носили в правой,

А в левой - попрыгучий раскидай...

Мы шли, как шла она тому лет сорок -

При муже, при любви, при "до войне".

Но давних лет осколок или спорок

Не впору был, не пригождался мне.

Смотрела я скучливо и тверезо

На пестрый сор в общественном лесу

И жилки перепойного склероза

На влажном, вспоминающем носу.

И все ж сидела с ней на той скамейке -

На Масляном Лугу, к дворцу спиной,

Где муж-покойник снял ее из "лейки" -

Разбухшую, беременную мной.

1996

Памяти Анны Ахматовой

Отпевали в тот день поэтессу.

Неслучайно киношников, прессу,

Стукачей допустил сюда Бог...

Мы стояли в церковном приделе

И себя сознавали при деле —

На сквозном перекрестке эпох.

Хор твердил в это время сурово

"Упокой" через каждое слово,

Будто мертвого тела покой

Ненадежный еще, не такой...

Рядом древняя ныла старуха —

Дребезжала противно для слуха

Обо всех мертвецах на земле,

Как тоскливая муха в стекле,

И привычные слезы сочила,

И крестилась — как будто сучила

Возле душки незримую шерсть.

Мне она деловито-уныло

Прожужжала: "А сколько ей было?"

Я ответила: — Семьдесят шесть.