ВОПРОСЫ

Какого черта я делаю?

У меня теперь две подружки или как?

Почему, ну почему рядом нет Геккона?!

Четверг, 5 декабря

22.30. Из спальни первокурсников раздался громкий вопль, затем грохот и тишина. В коридоре послышались ша­ги и скрип половиц. Кто-то или что-то приближалось к на­шей спальне. Рэмбо бросился на незваного гостя и попы­тался повалить его на пол. Но в конце концов тот сам свалил Рэмбо на пол и зарычал, как дикий зверь. Луч фонарика Верна осветил фигуру в черном, с лыжной маской на лице. Свистнул клинок, и в свете фонарика блеснуло лезвие охотничье-разделочного ножа! Наш старый друг открыл свое лицо.

Бешеный Пес вернулся!

Когда выяснилось, что Пес появился из ниоткуда, раз­разился переполох. Мы бросились душить друг друга в объ­ятиях и крепко похлопывать по спине, а потом Бешеный проговорил:

—   Подумать, ребята: два года думал, как отсюда выбрать­ся, а теперь вот вломился обратно! — Он рассказал о том, как сел на автобус до реки Муи и остаток пути прошел пеш­ком. Родители думают, что он у друга в Пайнтауне.

Конечно, надо было отказаться, но Бешеный Пес проехал более тысячи километров, чтобы отправиться с нами на про­щальное ночное купание — разве мог я такое пропустить? Верн провел тщательный поиск Андерсона и выяснил, что тот на выпускном вечере в Питермарицбурге. Рэмбо проверил, все ли чисто, и мы вломились в спальню первокурсников.

Бешеный Пес был поражен, что оставшийся Дэррил по-прежнему в школе, и похвалил его за храбрость и стоицизм. А потом взял его за ногу и держал вниз головой из окна до тех пор, пока тот не описался.

В часовне мне вспомнилась та ночь, когда нас застали в Бешеном Доме. Такое впечатление, что это было тысячу лет назад- А теперь, когда Бешеный Пес снова был с нами, ка­залось, будто ничего вообще не было.

Бешеный Пес возглавил процессию, шагающую по по­лю, и перемахнул через забор. Проломившись сквозь кусты и высокую траву, он с громким всплеском плюхнулся в воду. Гоблин велел ему вести себя потише. Тогда Пес залез на вы­сокое дерево и оттуда заорал:

—   А что они сделают, Гоблин? Еще раз отчислят меня, что ли? — С этими словами он спрыгнул с ветки, и его му­скулистая фигура прорезала воздух, подобно гигантской ле­тучей мыши, и, сделав медленный и грациозный обратный кувырок, нырнула в темную воду.

В качестве последней дани уважения Бешеному Псу Рэмбо заставил всех нас прыгнуть с ветки. Лезть на дерево в темноте было непросто, ведь на этот раз не было ни гвоздей, ни досок, на которые можно было бы опереться. Верн взо­брался на ветку, но испугался прыгать и начал пятиться к стволу. При этом он громко бормотал себе под нос. Потом ветка вдруг хрустнула, а Верн завизжал. Рухнув на землю, он скатился по берегу прямо в воду. Рэмбо вытащил его одной рукой за шкирку и бросил на берег. Верн показал нам «о'кей», а потом мощно закашлялся. Каким-то чудом обо­шлось без увечий, не считая прикушенного языка.

Когда все доплыли до середины и обратно, спрыгнули с ветки и дважды нахлебались воды, было решено возвращать­ся в школу. Бешеный Пес попрощался и сказал, что уходит.

—Где же ты будешь спать? — спросил Гоблин. Пес указал на лесную чащу и ответил:

—А ты как думаешь?

Верн (все ночное купание он провел, вывесив язык) на­чал всхлипывать и тереть глаза. Пожав руку Бешеному Псу,

Жиртрест спросил:

—    Почему ты вернулся?

Пес пожал плечами и ответил:

—    Ради этого.

Когда Бешеный Пес скрылся в лесу, мы вслед Зй Рембо побежали через поле к школе, похожей на огромный корабль, бросивший якорь в мертвенно-тихом океане темноты.

Пятница, 6 декабря

День Икс

В последний школьный день солнце всегда свет»? Ярче, Гор­лицы воркуют громче, чем обычно, и все вокруг наполненно какой-то непривычной гармонией. Даже последнее собра­ние похоже на праздник, а не на кошмар.

Сегодня Глок раздал рекордное число почетных галстуков, значков, блейзеров, сертификатов и пожал много рук. Вообще говоря, он раздал столько призов, что те, кому ничего не до­сталось, чувствовали себя полными неудачниками. Когда он объявил, кто станет нашим начальником корпуса в 1992 году, Рэмбо схватился за голову, Жиртрест ужаснулся, а Гоблин по­качал головой, точно ему только что нанесли предательский удар кинжалом в спину. Саймон помрачнел, а Верн вконец обезумел, схватившись за голову и вывесив язык изо рта, как Черныш. Один лишь я — в кои-то веки! — улыбался.

Нашим начальником будет Викинг.

Храни нас Бог.

Попрощавшись с Безумной Восьмеркой и Никчемной Шестеркой, собрал чемодан и побежал к Папаше сказать до свидания. Тот врубил на полную громкость классическую музыку и расхаживал по гостиной, дирижируя широкими взмахами трости.

—   Бетховен, Мильтон! — проорал он, пытаясь перекри­чать шум. — Чистое волшебство и великолепие! Праздник жизни и гениальности. — Затем он уменьшил громкость и нацелил трость на меня. — Полагаю, юный Мильтон, вы пришли попрощаться?

Я кивнул и пожелал своему учителю счастливого Рожде­ства, но его мысли уже улетели далеко.

— Не правда ли, время летит в твоем возрасте? Я показал ему свой дневник и сказал:

— Еще один год, сэр. Папаша улыбнулся и ответил:

— «К чему мне, — вопросил я безутешно, — талант, ко­торый зарывать не след?»

—   «О своей слепоте», сэр, — без запинки ответил я.

Папаша усмехнулся и сказал, что «в стране слепых и од­ноглазый король». А потом прищурил один глаз и свирепо зыркнул на меня поверх очков. Я рассмеялся. Он закричал:

—Уходит!

—Преследуемый медведем! — крикнул я в ответ и вышел через кухонную дверь, а в гостиной снова заиграл Бетхо­вен.

Приехал папа в дурном настроении. Сказал, что наш «универсал» совсем развалился, а ведь он только что из ре­монта. На папе были синие шорты (подтянутые слишком высоко), шлепки и ярко-желтая футболка с надписью «Ура всем, кто любит бананы». Я велел ему не выходить из ма­шины и чуть не сломал позвоночник, затаскивая чемодан в багажник.

Двигатель завелся не сразу. Папа заорал: «Ну, давай же, сволочь!» — а как раз в этот момент дорогу переходила мис­сис Холл. Она бросила на папу убийственный взгляд, а тот закричал: «Так-то лучше, детка!» — и взвинтил мотор, как гонщик. Я сделал вид, что ищу карандаш, и спрятался под приборную доску. Потом папа слишком громко врубил «Карпентерз», и я услышал смех и свое имя — Малёк. Не выглядывая из-под приборной доски, я стал считать секун­ды, отделявшие меня от свободы.

Таун-Хилл (конец...)

Все началось, когда у нас из-под капота пошел пар. Папа сказал, что это нормально и время от времени машина сама так делает. Но тут из-под моего кресла послышался злове­щий свист. Папа решил, что это «Карпентерз», а не маши­на. «Универсал» содрогнулся и сдох, скатившись на аварий­ную полосу. Ударившись лбом о приборную доску, папа вырвал из магнитолы кассету и швырнул ее в скоростной ряд, где ее тут же переехал темно-синий БМВ.

Мы с папой оказались явно не на вершине мира, созер­цая творение рук Божьих. Скорее, в Таун-Хилле на полпу­ти домой, созерцая перспективу длительной прогулки. Папа сидел неподвижно, уронив голову на руль. Кажется, он бор­мотал: «Только не это, только не опять», повторяя эти сло­ва снова и снова. Должен признать, это так называемое со­впадение явно было сигналом от Бога. Я не знал, что значит этот сигнал, но не может ведь машина просто так дважды заглохнуть в одном и том же месте?

Мы поплелись по шоссе и направились в кусты на проти­воположной стороне дороги. А потом, свернув на узкую тропинку, ведущую в гору, очутились у ворот Таун-хиллской психушки. С дергающимся левым глазом, неестественно высоким голосом папа проговорил:

—   Ты оставайся здесь. А я найду телефон и вызову ма­му. — Печально взглянув на меня, он вошел в ворота и за­шагал по тропинке к дверям.