Как только чудовище скрылось, мы вздохнули с облегче­нием. Жиртрест повернулся к нам и прошептал:

—   Теперь, надеюсь, никто не сомневается, что мы только что видели самого дьявола? Поняли, о чем я говорил? Пят­ница, 13-е... в этот день всегда происходит что-то плохое!

Верн принялся бормотать молитву, но забыл слова. Тут встал Гоблин и сказал:

—   Жиртрест, ты как всегда все выдумал. Сегодня не пят­ница, 13-е, и это не Сатана, придурок. Это Морган Мак-мартри из прачечной. Он хромой, и у него вечно заложен нос.

Вскоре все признали, что наша встреча с дьяволом на са­мом деле была встречей с инвалидом из прачечной, и дого­ворились никогда не упоминать при посторонних об этом случае.

Осыпав Жиртреста ругательствами, мы двинулись даль­ше в туман за Бешеным Псом. Наконец мы очутились под высоким деревом. Это было то самое дерево, на котором Пес построил дом во время занятий в клубе приключений.

Он забрался наверх, и спустя некоторое время в кроне де­рева зажегся бледно-желтый свет. Опираясь на вбитые в ствол гвозди, мы по очереди поднялись и обнаружили са­мый потрясающий домик на дереве, который я когда-либо видел в жизни! С того урока в клубе приключений Беше­ный Пес серьезно его доработал. Пол был укрыт черными резиновыми автомобильными ковриками. Под навесом из листьев была комната, в которой легко помещались мы все. К ней прилегала небольшая веранда на двоих с видом на лес. Вместо кресел Бешеный Пес поставил мешки с соло­мой, а стены и опоры были сделаны из кусков дерева, свя­занных веревкой и сухой травой. Как только мы уселись, он проговорил: «Добро пожаловать в Бешеный Дом». А потом почему-то смутился и пнул Верна. Пес признал­ся, что строил Бешеный Дом почти каждый день с того за­нятия в клубе приключений. Все бревна, веревка, строи­тельный инструмент, а также резиновые коврики были украдены им из школьной мастерской и с автобусной сто­янки.

Рэмбо считает, что мы должны сделать Бешеный Дом нашим личным убежищем — чтобы им могла пользоваться только Безумная Восьмерка. Все были в полном восторге оттого, что у нас теперь есть тайная штаб-квартира. Пря­мо как в «Обществе мертвых поэтов» — только круче и укромнее. Бешеный Пес сказал, что с земли дом невоз­можно увидеть и обнаружить нас смогут лишь в случае, ес­ли кто-то проследит за нами или проболтается. Тогда Рэм­бо заставил нас дать обет молчания и велел каждому при­нести какой-нибудь предмет для обстановки Бешеного Дома после долгого уик-энда. Затем пустил по кругу пач­ку сигарет (отказаться было нельзя), и началось официаль­ное новоселье.

Потом Жиртрест начал рассказывать байки о привидени­ях. Мы сидели и курили под бледной луной, глядя в чер­нильную лесную гущу.

Суббота, 18 мая

Сборная «В» среди мальчиков до пятнадцати лет разгроми­ла регбистов из Арлингтона со счетом 24-0. Верн набрал шесть очков и удивил всех своими блестящими спортивны­ми показателями. Он разработал свою технику: ловит мяч, а потом вопит как психованный и несется что есть мочи на поле противника. Оба раза игроки сборной Арлингтона в ужасе разбегались в стороны, и Верн легко бросал мяч пря­мо в ворота. Цербер очень старался сделать вид, что его не впечатлила наша игра, но я знал, что в глубине души он на­ми гордится — таким спокойным я его еще не видел.

После игры я подошел к полузащитнику Арлингтона и пожал ему руку, а потом спросил, не учится ли у них в шко­ле некто по имени Александр Шорт. Его глаза округлились, и он сообщил, что Александр Шорт ушел из школы в конце прошлого семестра. Якобы его родители развелись, и он уехал в Англию. Так значит, в прошлом семестре, когда наш матч с Арлингтоном отменили, это все-таки Шорт в Законе прятался в кустах!

Александр Шорт наносит ответный удар!

Ни одна команда Арлингтона сегодня не выиграла. Что­бы добить противников, Бешеный Пес взял у Верна пену для бритья и написал на их автобусе «СЛАБАКИ». Только это оказался автобус не Арлингтона, а нашего духового ор­кестра, который как раз собирался ехать на концерт в Кингз-Колледж.

ВЕЧЕРИНКА

20.00. Подружка Гоблина ждала нас у старых школьных ворот. Она оказалась намного красивее, чем я ожидал. Про­сто не верится, что Гоблин мог ей приглянуться.

Еще одна радость — старшекурсники и старосты свалили на большую вечеринку в Питермарицбург. (На третьем кур­се и подготовительном перед колледжем разрешают уезжать на два уик-энда за семестр.) То есть шанс, что нас засекут, минимален. Гоблин подкупил третьекурсников, чтобы те прикрыли нас во время отбоя, — сказал, что мы пошли на танцы в школе Святой Жанны.

На языке нормальных людей «коттедж» означает две комнаты, кухню, ну и, может, туалет на улице. На языке богатых людей это означает особняк с тростниковой кры­шей.

(Не забыть: когда приезжаешь в богатый дом, НЕ НА­ДО выскакивать из машины и говорить «ух ты блин!». Только людей насмешишь. А потом они еще подойдут к те­бе и скажут, что этот особняк по сравнению с летним доми­ком их папы — курятник, да и только.)

На вечеринке было около восьмидесяти ребят, которые без остановки глушили спиртное, и ни одного взрослого. Все время приходили какие-то новые люди, а на лужайке перед домом куча народу отплясывала под Спрингстина. Безумная Восьмерка протиснулась в гостиную. Все тут же перестали разговаривать и уставились на Верна, который сердито доказывал что-то самому себе у входа в комнату. Рэмбо обвел глазами толпу и сказал:

— Не волнуйтесь. У него не все дома. — Верн улыбнулся, поднял вверх большие пальцы, и все засмеялись.

Я пошел в дальний утолок сада и сел на скамейку. Сорев­новаться в армрестлинге с Рэмбо и Жиртрестом как-то не хотелось. Пить пиво и курить тоже. Все мои мысли были о Русалке. Стоит ли ей писать? Под предлогом, что хочу по­благодарить ее за открытку? Потом я попытался забыть о ней, прислушиваясь к воплям и брызгам со стороны дамбы.

Посмотрел на небо и снова вспомнил о ней. Уже соби­рался встать, как услышал шаги. Я втянул голову в плечи, надеясь, что Верну не удастся обнаружить мое местонахож­дение, но было слишком поздно. Скамейка пошатнулась — кто-то сел рядом со мной. Я почувствовал запах ванили. Повернул голову и утонул в темно-карих глазах.

Это была Аманда.

Не успел я произнести ни слова, как она поцеловала ме­ня. Я так струхнул, что левая нога начала дергаться, как буд­то зажила своей жизнью. Возникло такое чувство, будто я падаю с качелей. После поцелуя она улыбнулась и сказала:

— Привет, Оливер. — Я попытался заговорить, но вы­рвалось лишь ослиное «ме». Она хрипло рассмеялась. — Так значит, Малёк, наконец, стал мужчиной...

Я улыбнулся и ничего не ответил. А потом она поцело­вала меня снова. Вот так, без предупреждения — взяла за затылок и притянула к себе. Нацеловавшись вдоволь, Аман­да отстранилась, взглянула мне прямо в глаза и спросила:

АМАНДА.   Ну, как твоя подружка?

МАЛЕК.       Какая подружка?

АМАНДА. А то сам не знаешь. Буфера, блестящие глаз­ки, пушистый хвостик.

МАЛЕК.       А, эта... она... мы расстались.

АМАНДА.   Хорошо. Значит, согласишься быть моей игру­шечкой?

МАЛЁК.       (не зная, что ответить, наконец бормочет) Мм-му.

АМАНДА.   Тогда придется тебе хранить секрет.

МАЛЁК.       Почему?

АМАНДА.   Потому, что мой парень не должен об этом знать, тупица!

МАЛЁК.       У тебя есть парень?!

АМАНДА.   Он на втором курсе университета. Изучает политику. А такие вот вечеринки, по его сло­вам, существуют для инфантильного выпле­ска мужских гормонов.

 МАЛЁК.      А что думаешь ты?

АМАНДА.   Мне кажется, инфантильный выплеск гормо­нов — это классно.

За этим следуют долгие поцелуи на скамейке в укромном уголке сада.

После мы почти не говорили. Просто смотрели друг на друга на берегу залитого лунным светом пруда и любовались звездами, держась за руки.

Воскресенье, 19 мая