Лаура сразу объявила, что скорее всего участвовать не будет, а после нее самой перспективной считалась моя Таня. Она старалась, прямо горела, работала буквально днем и ночью. Готовые работы надо было сдать одиннадцатого (ага, подумал я, мы с Иваном Макаровичем в тот день плотно делом Осипенко занимались), а к двадцать пятому лучшую работу нужно уже от имени бюро предъявить президентской комиссии.
Свои проекты сотрудники «ПЛ» сдавали Петру Викентьевичу анонимно, под девизами, чтобы, значит, объективность соблюсти. Набралось пять работ, но уже на следующий день случился скандал: две из пяти совпадали вплоть до мельчайших деталей. Вскрыли конверты с расшифровками девизов, тут и выяснилось, что их авторами значатся Лаура и Татьяна. Петр натурально остолбенел. Он поначалу не очень обеспокоился, думал, рядовые сотрудники столкнулись, а тут такой пассаж.
Сразу поясню, я так подробно знаю, что и как происходило, потому что работы Петр Викентьевич разбирал не один, а вдвоем со своей секретаршей, а та с Танюшкой дружит. Когда случился этот конфуз, Петр решил до принятия окончательного решения все держать в секрете, поэтому лишних людей не привлекал. Поступил он так же, как, наверное, и я бы поступил на его месте: опросил обеих дам по отдельности. Ну, а секретарша при опросах присутствовала, стенографировала и после мне все подробно рассказала. По Таниной просьбе.
Татьяна подвоха не подозревала. Когда Петр сообщил ей, что Лаура предъявила от своего имени точно такой же проект, как и ее собственный, Таня чуть в обморок не хлопнулась. Но собралась и стала доказывать, что все это придумала сама, от начала до конца, ничьими идеями не пользовалась, но с Лаурой, естественно, в процессе работы часто общалась, наработки показывала. Лауру она всегда считала своим учителем, а какой же ученик не хочет получить одобрение учителя? Кроме того, Лаура сказала, что участвовать не будет, вот она ничего и не скрывала. И теперь просто поверить не в силах, что ее обожаемая наставница оказалась такой стервой.
– А Лаура, естественно, рассказала то же самое, только наоборот, – заговорил наконец Иван Макарович, и слава богу, а то я было подумал, что он уснул. – Участвовать она собиралась с самого начала, но сказала, что не будет, чтобы авторитетом на остальных не давить. Процесс шел споро, стал вырисовываться интересный проект. Конечно, Лаура, добрая, бесхитростная душа, делилась с ученицей в процессе работы, потому что верила ей, как себе, и просто поражена человеческой непорядочностью.
– Ну да, так все и получилось. И еще Лаура добавила, что всего-то хотела проверить на Татьяне свои оригинальные идеи, а та взяла, да и украла. И как теперь верить людям, если даже любимой ученице доверять нельзя. А как ты догадался, профессор?
– Это было не сложно, если следовать естественной логике твоего рассказа. Кроме того, я не столько догадался, сколько вспомнил. Читал когда-то. Этот случай – один в один «Зеркальное отображение»[1].
– А-а, помню. Похоже, только в жизни тебе посложнее придется, чем литературному сыщику Бэйли, если согласишься помочь. Здесь, видишь ли, не будет роботов, которым можно устроить короткое замыкание и тем самым объяснить все, что угодно.
– Я и не говорю, что просто. Было бы просто, ты бы и сам справился. Ну, давай, не тяни, что там дальше?
– А дальше так. Петр Викентьевич подумал и попросил Татьяну попытаться доказать, что именно она автор проекта. Но так доказать, чтобы ни у кого сомнений не возникло бы. Естественно, она не сумела. Записей своих бесед она не делала (а кто бы делал?), а что говорила, Лаура немедленно повторяла то же самое, но в зеркальном отображении. Короче, свой, как его, приоритет, она доказать не смогла. И тогда Татьяне предложили уволиться по собственному желанию, пообещав в этом случае сохранить в тайне ее «грехопадение». Срок – до пятнадцатого. Представляете, ее просто назначили виновной!
И я не знаю, что теперь делать, потому и пришел к вам за советом. Можно, конечно, и уйти по-тихому, как Юрич посоветовал, но, боюсь, не поможет. О случившемся уже несколько человек знает, значит, слухи все равно так или иначе просочатся. Творческий коллектив, на мой взгляд, это банка с пауками, там такие страсти кипят, что Танюшке могут просто перекрыть дорогу в профессию. Надо, никуда не денешься, доказывать ее невиновность, а для меня, кто бы что ни думал, это аксиома, это даже не обсуждается. Ты чего усмехаешься, профессор, не веришь?
– Да ладно, шеф, не кипятись. Конечно, наша Танечка ни в чем не виновата, разве что в излишней доверчивости, но это в ее возрасте извинительно. А усмехаюсь я потому, что лично мне доказательства не нужны, даже если бы я твою племянницу не знал. Тут все очевидно чисто психологически. Ты же читал Азимова, лучше, чем у него, не скажешь. Я готов допустить, что восторженная девушка хочет получить одобрение старшей коллеги, которую к тому же считает своей наставницей. Но я никогда не поверю, что маститая корифейша может возжаждать признания сопливой пацанки, которую она никогда не поставит вровень с собой. Психологически недостоверно, особенно, если речь идет о Лауре, женщине надменной и заносчивой.
– Психология – штука полезная, но ты, профессор, слушал невнимательно. Я ж говорю, Петр Викентьевич, похоже, не сомневается, как там все на самом деле было, но ему удобнее сохранить хорошие отношения с Лаурой, даже если для этого приходится назначить крайней порядочную девочку. Так что логическими построениями его нипочем не проймешь.
– Действительно, Иван Макарович, психологический портрет не доказательство, во всяком случае, не прямое. Вот если бы мы не знали, кто вор, либо сомневались, тогда да, тогда такие рассуждения помогли бы нам определиться, но мы же не сомневаемся в невиновности Татьяны.
– Во, во, верно говоришь, Юрич. Нам надобно придумать что-то такое, чтобы ни у кого сомнений не осталось. Железное доказательство найти надо.
– Хорошо бы для начала разобраться, – вкрадчиво произнес Иван Макарович, – с чего Лаура вдруг плагиатором заделалась? Признанный корифей, заслуженный человек и вдруг ворует у молодой девчонки. С чего бы?
– Да бог ее знает, – пожал могучими плечами шеф, – что ей в голову вступило? Сам-то я не очень разбираюсь, может, Танюшкин проект такой красивый, что не удержалась, да и какая нам разница?
– Не скажи, шеф, не скажи. Когда пытаешься изобличить преступника, полезно для начала в его побудительных мотивах разобраться…
– Тоже мне, бином Ньютона. – «Побудительные мотивы» Лауры были мне настолько очевидны, что я диву давался, как это коллеги могут чего-то не понимать. – Творческий процесс – штука тонкая, непознанная и, что хуже всего, непостоянная. Если даже человек талантлив с рождения, это вовсе не значит, что таким и помрет. Во всяком случае, у нас, у писателей, не раз бывало, когда признанный классик начинал вдруг выдавать низкопробные поделки. В таких случаях говорят: исписался. Достоверно известно, например, что Джек Лондон покончил с собой в разгар творческого кризиса. Так, может, и Лаура того, исписалась?
– А что, – одобрительно кивнул профессор, – очень может быть. Реноме надо поддерживать, но новых идей нет, а тут молодая коллега делает приличную работу. Если она особа надменная, заносчивая, могла подумать, что у молоденькой девчушки ни силенок, ни характера не хватит с ней тягаться. Тогда тем более надо Лауру разоблачить, чем мы, в первую очередь, ей самой важную услугу окажем.
– Не понял?
– А чего непонятного, шеф? Коль начала воровать, уже не остановится, особенно, если первый раз с рук сойдет. Сейчас конфликт можно погасить тихо, келейно, а случись публичный скандал, упадет Лаура со своего пьедестала, так что костей не соберет, никакие былые заслуги не спасут.
– Знаешь, профессор, честно говоря, репутация этой стервы заботит меня меньше всего, хотя согласен, лучше бы по-тихому разобраться, от любого скандала запашок остается. Ну, друзья, какие предложения?
