Западная часть этой долины окаймляется сплошной стеною горных плато, извилистою линиею обрамляющих и самую долину и красивые швейцарские синие озера — Вудъявр и Кунъявр, охватывающие ее по двум концам.

Уже в экспедицию 1921 г. мы через один из открытых нами перевалов проникли в южную часть этой области, и через скалистое ущелье Рамзая перед нами открылись пути на все южные высоты массива.

С востока Кукисвум окаймляется еще более крупными горными плато, отделенными друг от друга девятью перевалами. Эти перевалы, вытянутые приблизительно широтно, или представляют высоко расположенные и трудно доступные ущелья или же являются в виде более значительных понижений, доступных для оленьих стад и человека. Об этих перевалах мы еще раньше слышали от лопарей и знали, что через них из Кукисвума мы проникнем далеко на восток в низины Тульи, к синему озеру Умпъявру, а дальше — к другому горному массиву, которым мы так часто издали восторгались, когда косые лучи полуночного солнца освещали своим розовым светом его скалистые вершины и снеговые поля.

Но как попасть в долину Кукисвума через тот длинный хребет, который ее окаймляет с запада? И вот в первые дни экспедиции я решил выйти для отыскания этих путей.

У нас был большой опыт предыдущих годов: мы знали вес каждого предмета снаряжения, по опыту знали нормы продовольствия и своим горбом испытали максимум нагрузки на спину в 1¹/₂ пуда.

Для первой ориентировки решили мы выйти всего на 5 дней, и уже в 8 часов вечера дня приезда, несмотря на хмурые клубящиеся на горах тучи, мы стали втягиваться в лесистую долину Иидичиока с бурными порогами. Горы смыкаются своими вершинами, долина сужается, но едва заметная заросшая тропка еще намечается по лесистому берегу. В верховьях реки на краю лесной зоны между елями мы раскидываем палатку. Душно и жарко. Мы плотно закрываем наши сетки на головах и поправляем перчатки, окруженные роем комаров и мошкары — этого неизбежного бича летних месяцев Лапландии. Совершенно светло, красные лучи играют на безжизненно-скалистых вершинах Иидичвумчорра, а времени около 2 часов ночи.

Начинается жаркий, совершенно южный день; впереди высокие вершины, нигде не видно глубоких ущелий, лишь между Путеличорром и Иидичвумчорром наверху в скалах видна какая-то щелка, занесенная снегом. Мы делимся на три отряда и в самое солнечное пекло, окруженные все теми же роями комаров, поднимаемся на высоты в 1000 метров, в поисках проходимых путей.

Сверху с голых вершин пологих плато, покрытых мелким щебнем, сквозь облако стелющегося тумана мы видим длинную зеленую полоску Кукисвума, а за ней неведомые нам громады плоских вершин. Вот куда мы должны проникнуть; но удобных путей здесь не видно, спуститься вниз по кручам восточных отрогов можно, но перетаскивать этим путем грузы продовольствия и собранных минералов, свыше 70 пудов туда и обратно, совершенно невозможно. Мы решаем идти к югу. К ночи мы снимаемся с лагеря и через голый хребет Иидичвумчорра переваливаем в еще более глухую и суровую долину Часнаиока — туда, где издали один из наших отрядов в бинокль усмотрел глубокий перевал.

У группы кустарников, на высоте 420 м. над уровнем озера, мы снова разбиваем палатку; медленно подтягиваются усталые отряды, шедшие разными путями. Раскладывая большой костер, густой дым которого стелется далеко по долине, мы постепенно собираем всю партию, измученную зноем, роями комаров и почти обрывистыми спусками с Иидичвумчорра. Как часто потом мы прибегали к костру для условной сигнализации, днем пользуясь длинными полосками дыма, стелющимися по долине, ночью поднимая зарево красного пламени!

К востоку глубокий перевал замыкает долину Часнаиока — там очевидно нас ожидает давно жданный путь к долине Кукисвума.

Мы на самом краю большого горного массива Часначорра. Много мы слышали о недоступности этого грандиозного массива, его обрывы в несколько сот метров и острые гребешки отрогов невольно внушали страх путнику; но мы знали уже южные подступы Часначорра, уже в 1921 г. одна из наших партий с большим успехом работала на его вершине, открывая многочисленные жилы с черным энигматитом и ярко-красным эвдиалитом[2].

Оттуда сверху мы, конечно, лучше всего окинем взглядом весь ландшафт и выясним ожидающие нас пути.

Снова разбились мы на отряды, снова по заранее составленной диспозиции стали отдельные группы с разных сторон огибать большое плато, выискивая более доступные склоны или гребни.

Опыт прошлого научил нас работать в большой и суровой дисциплине. Все обязанности и работа каждого дня назначались специальными «приказами», и иногда в сложных перипетиях странствований нескольких недель такие диспозиции составлялись на большие сроки. Их исполнение было нравственною обязанностью каждого, ибо от этого зависело часто благополучие целого отряда. И надо сказать, в сознании жизненной ответственности, диспозиции исполнялись идеально и, как бы ни разыгралась непогода, но в условленный день «приказы» всегда выполнялись в условленном месте. Это вносило большую стройность в работу, но требовало часто огромного напряжения, даже самопожертвования, когда под пронизывающим дождем, при ветре, заставляющем держаться за камни, нужно было какой-либо группе пронести продовольствие через высокие хребты и через вздувшиеся от непогоды реки… Но пойдем дальше в нашем описании.

Под вечер, когда дневной зной стал спадать, выступили мы на Часначорр. На мне лежала задача, вместе с одним из членов отряда[3], осмотреть перевал к Кукисвуму и по одному из северо-восточных, довольно пологих гребней подняться на вершину. Прекрасная погода, дивная, все расширявшаяся панорама цепей увлекала нас, и почти без остановок, взбираясь на кручи, мы незаметно стали подниматься на горное плато. Почти без груза легко мы сделали этот семичасовой переход, и около полуночи перед нами предстала горная пустынная равнина Северного Часначорра. Нагроможденные скалы и глыбы покрывали плато, к северу тянулись вершины Путеличорра, у наших ног лежала чарующая долина Кукисвума с сверкающими при косых лучах солнца озерами, далее такие же, но еще более грандиозные вершины с самым большим центральным плато Кукисвумчорра; кое-где на горах дремлющие тучи, красные снеговые поля, а вдали между восточными перевалами в утренней дымке синева далеких Ловозерских Тундр.

Час ночи, холодный ветер, температура только 4°, а днем мы задыхались в долине при 24° (в тени)! Солнце едва скрылось на полчаса под горизонтом. Мы подошли к северному краю плато, под нами совершенно отвесная стена в 450 метров; но эта цифра никому не говорит о грандиозности этого обрыва: надо 20 высоких домов Петрограда насадить один на другой; надо поставить 4 с половиною Исаакиевских собора с крестом, чтобы получить эти высоты. Внизу в грандиозном цирке — темные, мрачные горные озера; большие белые льдины плавают на их поверхности, а огромные ползучие снеговые покровы языками спускаются по кручам к цирку, нависая над скалами в виде зачаточных ледников. Мы не можем оторваться от этой картины и не замечаем, как вдали на светлом фоне неба появляется пять фигур. Мы уже привыкли к тому, что человеческая фигура в горах на фоне неба вырисовывается необычайно отчетливо и кажется необычайно высокою. Скоро делаются слышны и голоса…

Акустические явления в горах необычайно интересны и заслуживали бы большего исследования. Я лично на берегу Умпъявра не только слышал разговор на другом берегу бухты на расстоянии 4 километров, но различал даже отдельные слова. На северных склонах Лявочорра наши слова были слышны другой группой на расстоянии свыше 2 километров, при чем с трудом мы могли различать фигуры в бинокль…

Голоса и фигуры скоро приблизились, и оказалось, что все три наших отряда почти одновременно достигли вершины Часначорра. Холодный ветер не давал, однако, нам возможности долго оставаться на высотах. Мы стали наскоро зачерчивать очертания массива, быстро обошли его обрывистые склоны, по узкому снежному мостику перешли на второе более южное плато и остановились перед грандиозными обвалами скал, отделяющих нас от еще более южных частей. Но они для нас недоступны!