2. Задача наших войск — не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения.
Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского Особого, Западного Особого, Киевского Особого и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности. Встретить внезапный удар немцев или их союзников.
3. Приказываю:
а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;
б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировав;
в) все части привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов.
Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить».
Так и сделали — никаких мероприятий…
Только в 6 часов в штаб 4-й армии поступило приказание: «Ввиду обозначившихся со стороны немцев массовых военных действий приказываю: поднять войска и действовать по-боевому. Павлов, Фоминых, Климовских».
Но было поздно. Вовсю уже шла война. Штаб той же 4-й армии уже не мог наладить управление, материально-техническое обеспечение войск, оказать им реальную помощь в авиационном и зенитно-артиллерийском обеспечении. Истребительные авиаполки к тому времени потеряли почти все самолеты, боевых задач выполнять не могли, а около 10 часов немецкая авиация разгромила и бомбардировочный полк 10-й смешанной авиадивизии.
Это была лишь часть из тех, 1200…
А дальше все известно. 30 июня командующего Западным фронтом отозвали, на его место назначили маршала С. К. Тимошенко. Вместе с ним, как член Военного совета, приехал генерал Л. З. Мехлис. Лев Захарович в течение четырех дней «установил преступную деятельность ряда должностных лиц, в результате чего Западный фронт потерпел тяжелое поражение». Тогда командующего — генерала армии Д. Г. Павлова — расстреляли, а заодно и большую группу генералов и офицеров.
Спустя годы тщательное изучение составляющих этого обвинения покажет его необоснованность. Все осужденные будут реабилитированы.
«Я останусь здесь до последнего!..»
Василия Сталина война застала в командировке в Таллинне, где он инспектировал военные представительства зарождающейся в Прибалтике авиационной промышленности: после липецких курсов он получил назначение в группу лётчиков-инспекторов.
Управление боевой подготовки ВВС, при котором находилась инспекторская группа, перешло на круглосуточную работу. Большинство времени инспектора находились в местах, где базировались запасные авиабригады и полки. Там формировались боевые части, доукомплектовывались уже повоевавшие, а также готовились к боям молодые летчики, не имевшие опыта. Инспектора, блестяще владея техникой пилотирования на всех типах самолетов, проверяли прежде всего подготовку руководящего состава частей; когда оставалось время — натаскивали к воздушным боям и молодых пилотов. Закончат работу в одной бригаде, подведут итоги — и на новое место.
…Красный Кут. Небольшой поселок за Волгой, куда с началом войны перевели Качинскую военную школу пилотов. В начале августа сюда приехал Володя Микоян — ему только исполнилось семнадцать. Там же, неподалеку, в 8-м запе[2] доучивались Тимур Фрунзе, Степан Микоян и Владимир Ярославский. Ребят часто навещал Василий. Он демонстрировал им высший пилотаж на «ишачке», сетовал, что вот никак не добраться до нового истребителя. Принятые на вооружение в 1940–1941 годах Як-1, МиГ-3 и ЛаГГ-3 уже начали поступать в полки, но боевых машин этих пока недоставало.
С нетерпением ждали, когда начнутся полеты на новых истребителях и однокашники Василия Сталина по академии. Закончив первый курс, они проходили стажировку на Черноморском флоте, где война и застала их.
— После вечеринки с командованием флота, — вспоминал маршал Г. В. Зимин, — мы возвращались в гостиницу — и вдруг девятка «Юнкерсов»! Поначалу все подумали, что ученья какие-то. Но вот раздался взрыв, сухой и короткий, и стало ясно — это не ученья…
Георгий Васильевич припомнил, как в первый же день войны к нам в плен попал бывший русский пилот, сбитый на одном из тех девяти «Юнкерсов»:
— Эх, и матерился крепко! Все обещал, что еще покажет большевикам кузькину мать!..
В тот же день, с трудом достав через военного коменданта билеты, группа стажировщиков выехала в Москву. В академии уже было распоряжение ускорить их подготовку — завершить всю программу за восемь месяцев. Но о продолжении учебы никому не хотелось и думать, все настойчиво строчили рапорта об отправке на фронт. Назначение же получали далеко не многие.
Генерал-полковник авиации Ф. И. Шинкаренко вспоминал, какой переполох однажды поднялся в академии вскоре после той стажировки:
— Дежурный услышал, что слушателя Шинкаренко вызывает Сталин, и пустил в поиски всех посыльных! Наконец меня отыскали и объявляют: в девять ноль-ноль быть в штабе ВВС. Зачем быть, кто вызывал — дежурный объяснить не мог и одно только и твердил: «Звонил Сталин… В семь тридцать пришлют машину…»
Вскоре Шинкаренко был в многолюдной приемной начальника Управления ВВС П. Ф. Жигарева. Вызвали сразу.
— Рапорт на фронт писал? — без долгих вступлений спросил Жигарев.
— Писал.
— Так вот. В Орле формируется 42-й истребительный авиаполк. Срок на формирование — месяц. Если назначим командиром полка, справишься?..
Участник войны с финнами, Герой Советского Союза, Федор Иванович Шинкаренко без долгих раздумий согласился, но осмотрительно спросил:
— А люди, товарищ генерал? Кто составит костяк полка?
Жигарев кивнул в сторону окна, где стоял Василий Сталин.
— Вот один. Знаком, надеюсь? Остальных надо подбирать.
Шинкаренко понял, кто поднял переполох в академии телефонным звонком, и тут же приступил к делу:
— Разрешите взять несколько инструкторов из Качи?
В прошлом начальник штаба этой старой летной школы, Жигарев согласился:
— Пришлем позже. А сейчас подбирай штаб из слушателей академии. Завтра же вы должны быть в Орле…
Вместе с заместителем начальника академии генералом Колесовым за полдня подобрали весь руководящий состав полка. Начальником штаба назначили майора Николая Севастьяновича Вышинского, комиссаром — старшего политрука Николая Васильевича Лысенко, помощником командира полка по летной части — капитана Георгия Васильевича Зимина, инженером полка — военинженера 3-го ранга Ивана Афанасьевича Добрина.
Шинкаренко предлагал кандидатуры, Колесов сопротивлялся:
— Этак вы у меня целый курс растащите! — А Василий по ходу дела записывал имена пилотов, с кем предстояло идти в бой…
Маршал авиации Зимин вспоминал потом тот день:
— Поймал меня Вася в какой-то аудитории между лекциями и спрашивает: «Согласен помощником командира полка?» Я, конечно, согласился.
Но перед отправкой в Орел Зимина вызвали в штаб Управления, где от генерала Жигарева он получил строгий наказ:
— Пропустишь Василия за линию фронта — головой отвечаешь!..
Василий об этом разговоре не знал — он настойчиво звонил куда-то, добивался транспорта, чтобы к утру отправить летчиков на аэродром, просил связаться и с аэродромом в Орле. В тот день он успел съездить с Шинкаренко и на дачу в Кунцево.
— Захватим Светлану. Просила отвезти ее в Кремль — с отцом попрощаться. Эвакуируют девку! — пояснил он теперь уже не однокурснику, а командиру полка.
Только Федор Иванович, вполне понимая Василия как летчик, невольно подумал о своем: «А все же лучше бы иметь в расчете полка другого комэска. От греха подальше…»
Но не знали ни Шинкаренко, ни Зимин еще одного соображения по этому поводу. Много лет спустя о нем мне рассказал генерал А. Ф. Сергеев, приемный сын И. В. Сталина:
— В первый же день войны Сталин позвонил, чтобы нас, его сыновей, взяли на фронт, немедленно. И это была единственная от него привилегия как от отца. Дальше известно. Яков в бою стоял до последнего, но попал в плен. В плену держался достойно. Сталин не стал выручать его. Он сказал тогда: «Там все мои сыновья»…