На крутом склоне высилось величественное кирпичное здание, выставив верхний этаж с дорогими магазинами на шумную улицу, протянувшуюся по вершине холма. Однако та его сторона, которая выходила на реку, смотрела на гнуснейшую лондонскую помойку, густо поросшую травой. Там и сям помойку пересекали извилистые собачьи тропки, и по одной из них разносчик подошел к скромного вида дверке в полуподвале вышеупомянутого строения. Стучать он не стал, а терпеливо стоял, дожидаясь, пока его просветят всевозможные невидимые устройства. Затем дверь резко распахнулась внутрь, и разносчик вошел.
Он прошагал по проходу между рядами столов, за которыми сидели разнообразные леди и джентльмены и трудились над загадочными машинами, мерцавшими голубым светом. Двое-трое кивнули разносчику или лениво махнули рукой. Он приветливо улыбался в ответ, однако прошел дальше, к невысокому лестничному пролету, и поднялся на промежуточную площадку, куда выходили частные конторы. На одной двери висела табличка с золотыми буквами «МЕЛКИЙ РЕМОНТ».
Разносчик открыл дверь, заглянул внутрь и, помедлив, окликнул:
— Эгей, Каллендер, вы принимаете?
— Что там, черт побери, еще стряслось? — донесся чей-то голос из-за расписного экрана. Над экраном показалась голова, горящие гневом глаза уставились на вошедшего сквозь какие-то странные очки с необычайно толстыми линзами. — А, это вы, Льюис. Извините, хотел досмотреть последнюю серию «Вампиров», а тут один антрополог из Чипсайда постоянно передает что-то по моему каналу — он в панике, потому что считает… ладно, не важно. Чем могу служить?
Льюис положил недоеденный пирог на планшет на столе Каллендера.
— Не будете ли вы так любезны проверить вот это на токсины?
Каллендер удивленно поморгал. Он отключил голограф, снял его и вышел из-за экрана, чтобы развернуть платок.
— С крыжовником, — констатировал он. — По-моему, съедобно.
— Да, но стоило мне взять его в рот, как появилось красное предупреждение, что он отравлен, — заявил Льюис, поднял руку на уровень глаз и короткими тычками изобразил светящиеся буквы.
Каллендер озадаченно нахмурился. Он стянул парик, нацепил его на угол экрана и почесал лысину.
— Полагаю, вы запустили самодиагностику?
— Разумеется. Я здоров как бык.
— Где вы его взяли?
— Мне дала его служанка одного коллекционера редких документов, — ответил Льюис, понизив голос.
— О! О! Это… э-э-э… собственноручные записки Шекспира? — Каллендер поглядел на пирог с уважением. Он перевернул его — бережно, будто ожидал, что к нижней корочке прилипла первая страница «Вознагражденных усилий любви».2
— Пергамент я уже отлепил, — сказал Льюис. — Предполагаю, что это может быть какая-то химическая реакция со старым пергаментом, возможно с чернилами…
— Проверим. — Каллендер взял пирог обеими руками и поднял. Потом скрупулезно осмотрел его и, уставившись в никуда, стал дребезжащим, механическим голосом перечислять химические составляющие пирога.
— Нет, ничего особенного, — заключил он совершенно обычным тоном. Затем откусил кусочек пирога и сосредоточенно его пожевал. — Очень вкусно.
— Светящиеся красные буквы не появляются?
— Ни единой. Секундочку, мне кое-что пришло в голову. — Каллендер направился к полке и взял нечто вроде майоликового блюдечка. Он протянул его Льюису. — Будьте умницей, плюньте-ка сюда.
— Прошу прощения?
— Харкните как следует. Не стесняйтесь. Это самая простая процедура неинвазивной химической диагностики персонала.
— Я уже прошел диагностику, — возразил Льюис с ноткой легкого нетерпения, однако все равно плюнул.
— Да, но, знаете ли, нам нужно посмотреть на происходящее с другой стороны, — ответил Каллендер; он внимательно глядел в блюдце, перекатывая по нему содержимое. — Да… да, так я и думал. Ага! Теперь все совершенно ясно.
— Не соблаговолите ли вы просветить и меня?
— Вам не о чем беспокоиться. Всего-навсего криптоаллергия, — сообщил Каллендер, удаляясь в кладовку, чтобы помыть блюдечко.
— Что, простите?
— Если бы вы жили жизнью простого смертного, у вас была бы аллергия на крыжовник, — пояснил Каллендер, возвращаясь к столу. — Однако, когда нас подвергли процессу, благодаря которому мы стали киборгами, наши организмы получили способность нейтрализовывать аллергены. Однако иногда небольшой сбой в программе считывает аллерген как активный яд и посылает вам предупреждение, хотя на самом деле бояться аллергена вам совсем не стоит, это просто ложная тревога. Друг мой, пусть вас это не беспокоит!
— Но я ел крыжовник уже много раз, — удивился Льюис.
— Возможно, это сенсибилизация, — ответил Каллендер. — У меня был знакомый смертный, у которого в сорок лет открылась аллергия на спаржу. Вчера глотал себе спаржу с майонезом — а сегодня при одном запахе покрывается волдырями с полкроны величиной.
— Да, но я ведь киборг, — возразил Льюис с некоторым раздражением.
— Что ж, вероятно, небольшая ошибка в программе, — заявил Каллендер. — Откуда я знаю, почему так случается? Может, магнитная буря.
— Магнитных бурь не было, — заметил Льюис.
— Ага. И правда. Что ж, давно вы проходили апгрейд?
— Давно.
— Тогда, наверное, пора, — сказал Каллендер. — А пока просто не ешьте крыжовника! И все будет прекрасно.
— Очень хорошо, — недовольно отозвался Льюис, засовывая платок обратно в карман. — Всего доброго.
Он повернулся и покинул заведение под вывеской «МЕЛКИЙ РЕМОНТ». За спиной у него Каллендер, пока никто не видит, схватил остатки пирога и запихал в рот.
Льюис отправился в вестибюль, к гардеробу, где потребовал смену одежды, а затем в душевые. Он вымылся, нарядился в изящный костюм и опрятный напудренный парик, став неотличимым от любого состоятельного молодого служащего из лучших лондонских контор, и вернулся в гардероб сдать одежду разносчика. Он также сдал и заплечный мешок, оставив только папку с шекспировскими заметками.
— Специалист третьего класса по сохранению литературы Льюис, — задумчиво протянул гардеробщик. — А ведь вас дожидается ваш непосредственный начальник. Наверху.
— Ага! Чашечка кофе мне не помешает, — сказал Льюис. Он сунул папку под мышку, небрежно напялил треуголку и отправился через вестибюль к очередной лестнице.
Добравшись до самого верха и миновав не менее трех потайных раздвижных панелей, он оказался в кофейне на Темз-стрит, расположенной непосредственно над лондонской штаб-квартирой «Доктор Зевс инкорпорейтед».
Кофейня была отделана в стиле эпохи Просвещения: вместо темных панелей, низких балок и толкающихся фермеров-овцеводов с пивными кружками из просмоленной кожи здесь были высокие потолки, стены, выкрашенные в белый цвет, и большие окна, в которые лился (слегка загрязняясь по пути) свет и воздух лондонского дня, — и толпились чиновники, политики и поэты, сплетничая над кофе в фарфоровых чашечках китайской работы.
Льюис проскользнул между столиков, кивая и улыбаясь. До него доносилась светская болтовня о последнем полотне Гейнсборо и о беспорядках в американских колониях. Три джентльмена в париках и изящных сюртуках нежной расцветки пасхальных яиц обсуждали последнее творение Гёте. Два краснолицых немолодых весельчака размышляли над падением иезуитов. Угрюмые мужчины в табачного цвета сукне обсуждали судьбу Вест-Индской компании. Еще кто-то, в бутылочно-зеленом жилете, настаивал, что Месмер — шарлатан. А в дальнем уединенном уголке джентльмен сатурнически хладнокровного склада оглядывал зал, и лицо его в равной степени отражало презрение и скуку.
«Аве, Ненний!3» — передал Льюис.
Джентльмен повернул голову, заметил Льюиса и подавил зевок.
«Аве, Льюис».
Когда Льюис подошел к его столику и снял шляпу, джентльмен вытащил часы и со значением поглядел на них.
