На месте вытекших, должно быть, еще до постройки Кардина глаз выпирали розовато-зеленые, похожие на истлевшие капустные кочны, гноящиеся образования. Нестерпимой древностью веяло от этого кошмарного пустынного реликта. Древностью и холодом обездвиживающего, лишающего воли страха – словно сам Рок ронял из зловонной пасти ошметки велений на мостовую.

Вот и очередной нежелающий жить безумец «избран». Причавкивающая челюсть медленно ворочается, дробя человеческую плоть вместе с одеждой, в углах пасти пенятся розовые слюни. Следующий сумасшедший подсунулся не вовремя – рот еще занят – и, отброшенный в сторону сокрушающим движением лапы, скрючился под ограждением, силясь затолкать обратно в живот лезущие оттуда петли кишок.

Я бессильно уронил руку на колени. Великолепная богиня, ослепляя холодной красотой, удалялась от нас, уводя с собой в лучший мир отчаявшихся…

Последствия праздничка разгребали долго. Сломанные руки, ноги, ребра, пробитые головы… Парочка человек оказалась с резаными ранами. Воткнули под шумок ножичек в сопротивлявшихся грабежу – в общей сутолоке не заметят. Двое затоптанных насмерть пристроены под забором. Мы даже не стали выяснять, кто они. Справка о смерти в Песках никому не нужна – и без нее закопают. Там же, рядышком, воют от боли трое безнадежных пациентов. В соответствии с принципами медицинской сортировки сперва занимаются теми, кому в силах реально помочь. Пока мы с ними разберемся, этим, возможно, помощь уже будет не нужна.

Кто сказал, что бинтов в достатке? Давно уже отрываем куски от нижнего белья клиентов и их приятелей. На шины разобраны все ящики в пределах досягаемости, Патрик командирован приволочь еще. Набираю, колю, перевязываю, снова колю и снова перевязываю, как заведенная механическая кукла. Рат тоже вкалывает изо всех своих мышиных сил, раздирая одежду на полосы, надергивая ампулы из кассет укладки и открывая их, завязывая узлы, собирая капельницы и когда-то еще успевая вести медицинскую документацию и раздавать советы. Наплевав на асептику, антисептику и скоропомощные инструкции, шьём что можем чем под руку попадется – от шелковых ниток до сапожной дратвы. Какой там спирт! Уже третью бутылку раздобытого в местном кабачке дрянного виски открыли – и ни капли в рот. Все на раны, задницы, мытье рук и лап.

В глазах темно. Башка давно уже выключена. Автопилот.

Воткнуть. Перевязать. Зашинировать. Набрать. Воткнуть. Зашить. Перевязать… Рука тянется за новым рулончиком тряпья для перевязки.

– Всё, Шура.

Всё? Я, не веря своим ушам, распрямился. Огляделся. Надо же!

– Выходит, мы управились? – еще не могу поверить.

– Ага. Праздник кончился. Сто девять рыл, если я всех записала.

– А с этими как быть? – кивнул я на еще живую троицу, перемолотую лапами богини.

– Вопрос, однако. И здесь не помочь ничем, и нетранспортабельны… Наркотики делал?

– Считай, на них все и извел. А толку?

– Что делать, что делать! – раздалось откуда-то со стороны. – Не знаешь разве?

Я повернулся на голос. На перевернутой бочке сидел все тот же охотник.

– Держи! – И он швырнул мне что-то.

Я машинально выбросил вперед руку, поймал предмет. Больно ушибив пальцы, в мою ладонь упало затертое ложе старенького промыслового карабина.

– Что вылупился, доктор? Действуй! Тебе в удовольствие любоваться, как они корячатся? Сам же сказал: не помочь.

Сделав два шага в сторону изувеченных, я поглядел. Тот, кому на моих глазах «отказало в милости» чудовищное порождение пустыни, глухо хрипел. От распоротого живота уже попахивало гниением. Я, внутренне сжавшись, приставил к его лбу дуло ружья и, зажмурившись, потянул за спуск.

Выстрела не последовало. Охотник вздохнул:

– Неприспособленные вы, медицина! С предохранителя-то кто снимать будет?

Тугая пупочка предохранителя не сразу поддалась усилиям моих трясущихся влажных рук. Но потом послушалась, отскочила вперед с громким щелчком, освобождая затвор. Больше я глаз не закрывал…

Общее чувство было таково: не из Песков выбрались – из могилы. Патрик даже не хотел, невзирая на смертельную усталость, оставаться ночевать, предпочитая путь через ночную пустыню кошмарам Кардина. Лишь после категорического отказа Рат он поплелся в отведенный нам зал, где вырубился, не раздеваясь, тут же. Люси отключилась через пару секунд после него, свернувшись в крошечный серый комочек на сложенной куртке Роя. Я отупел и вымотался настолько, что уснуть и то сил не было. Покуда не догадался допить остатки паршивого горлодера, недорасходованного в процессе дневных трудов, так и ворочался, таращась в высокий облупленный потолок.

Но уж едва очнулись, только нас в городе и видели. Утреннее солнце еще не успело превратить песок в раскаленную сковородку, так что путь до красной скалы мы проделали с относительным комфортом.

И уже на выезде из города мелькнул последний штрих в картине напраздновавшегося Кардина.

Между дюн, спотыкаясь, брел почерневший сгорбленный Иона, навьюченный продолговатым тюком, замотанным в драный брезент. В опущенной руке болталась заржавевшая лопата. Брел в глубь Песков – хоронить птичку, навсегда упорхнувшую от него…

Лишь оказавшись на другой стороне границы сектора, мы остановили автомобиль. Мы так торопились унести ноги, что даже не позавтракали. Теперь, в тенечке, с видом на чистый пруд, стали наверстывать упущенное.

Начальница что-то произнесла, с набитым ртом слова прозвучали невнятно.

– Что вы сказали, мэм? Простите, не расслышал, – переспросил ее пилот. Рат проглотила, запила.

– Мерзка, говорю, богинька-то. Любопытно, где этот гиенозавр между Фестивалями обретается?

– Почему мерзка, мэм? Вполне благовидная дама, только неприветлива больно. Прямо как Снежная королева какая-то. А что после праздника у горожан неприятностей много, так это ж не она виновата. А как вы думаете, госпожа доктор, этим несчастным сумасшедшим, им правда у нее лучше будет или как?

Люси открыла было рот, чтобы высказаться от души, но перехватила мой взгляд.

Я отрицательно покачал головой. Мышка кивнула и промолчала.

Доели. Ополоснулись в пруду, смыв с себя грязь и страх пустыни. До чего это здорово – прохладная вода, зелень деревьев! И солнышко ласковое – не палит, греет.

– Ну, теперь, благословясь, до базы…

Глава девятнадцатая

Как иногда хочется, чтобы сломалась эта чертова рация! Но прочно устроен аппарат, чтоб его! Только-только расслабишься, настроишься на роздых и – на тебе:

– Всем машинам «Скорой помощи»! Всем машинам «Скорой помощи»! Находящиеся в секторе Ди-три, особое внимание! Кто есть поблизости от Трескучего Лога, ответь Зениту!

Мы обреченно посмотрели на дорожный указатель. Под стрелкой вправо значилось: «Кленицы», под стрелкой влево – «Трескучий Лог». Возвращаться к базе следовало по правой дороге.

– Может, мы еще в Песках? – робко предположил Патрик. – Раз так орут, значит, неспроста. Что-то серьезное.

– И не надейся, – отрезала Люси.

– Это откуда такой несвоевременный гуманизм, госпожа доктор? – позволил себе поинтересоваться я.

– У тебя с совестью вообще-то как? – хмуро буркнула начальница.

– Где была совесть, там знаешь что выросло?

– У тебя? Знаю. Жадность, нахальство и полное отсутствие понятий о субординации. Верно, Патрик?

– Так точно, мэм!

– Вот видишь. Отвечай, покуда Раиса не охрипла.

– Зенит, Зениту Песчаные бродяги один-девять.

– Вернулись целыми, один-девять? Что у вас там?

– У нас поворот на Трескучий Лог.

– Отменно. Принимайте срочный вызов… Приняли. Переглянулись недоуменно. Ну, ребенок. Ну, пищевое отравление. Но не грудной же – десять лет. Что он, при смерти?

– Вас поняли. Зенит. А с чего столько шума?

– Не засоряйте эфир, один-девять. Выполняйте вызов. Трубку перехватил старший врач:

– Эй, ребята! За языками своими следите. В высший свет едете! Избави бог…