На собраниях обсуждались и вопросы реорганизации управления флотом и постройки новых кораблей. Высшее начальство, узнав про эти собрания, сначала косилось на них, так как это было необычным явлением во флоте, но участие в них видных офицеров заставило его прислушиваться к ним[32]. Впоследствии почти все эти офицеры выдвинулись в первые ряды и явились воссоздателями флота. Адмиралы – Эссен, Эбергард, Русин, Григорович[33], Стеценко[34], Колчак, Непенин, кн. Ливен, Канин[35] и Муравьев[36] – несли на себе главную тяжесть по возрождению флота и его подготовке к войне.
Когда волей государя императора в 1905 г. была создана Государственная дума, которая утверждала бюджеты всех министерств, то главной задачей Морского министерства явилось стремление добиться утверждения его ассигнований на воссоздание флота. Но Дума не доверяла способностям тогдашних морских министров Бирилева[37] и затем Воеводского[38] провести реформы в министерстве и на флоте и в кредитах отказывала.
Организация управлением флотами еще продолжала быть архаической – Морское министерство состояло из Главного морского штаба, ведавшего личным составом и организацией флота, и Главного технического комитета[39], ведающего всей технической частью. На местах, в Кронштадте и Севастополе, были главные командиры, ведающие кораблями и портами соответствующих морей.
Во главе всего флота и Морского министерства стоял генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович[40]. В прежние времена, когда этот пост занимал великий князь Константин Николаевич[41], то он действительно руководил флотом, а теперь генерал-адмирал ограничивал свои обязанности шефством, а фактически руководителями флота были управляющий Морским министерством и начальник Главного морского штаба.
Главный недостаток старой организации заключался в том, что не было ответственного учреждения, которое бы всецело ведало вопросами, какой флот надо строить, подготовкой морских театров и подготовкой флота к войне. Иначе говоря, у нас не было Морского Генерального штаба, а его создание стало совершенно необходимым.
Наконец, между 1906 г. и 1909 г. была проведена реформа по управлению флотом: должность генерал-адмирала была уничтожена; во главе Морского министерства встал морской министр[42], его помощником по технической части был товарищ морского министра, личным составом по-прежнему ведал начальник Главного морского штаба. Создавался Морской Генеральный штаб с начальником такового. Все боевые единицы флота в Балтийском и Черном морях подчинялись начальникам Действующих флотов, которые с момента объявления войны становились командующими соответствующими флотами и выходили из подчинения морского министра, подчиняясь Верховному главнокомандующему. Порты оставались в ведении своих командиров, подчиненных морскому министру.
Таким образом, наконец, флот получил современную и стройную организацию, что было залогом того, что он может правильно развиваться и действительно будет готов защищать морские границы России и поддерживать сухопутные силы.
Это был огромный шаг вперед, но еще дело тормозилось тем, что не было найдено подходящее лицо на пост морского министра, но нашлось и оно, и им оказался адмирал И.К. Григорович[43].
В году начала моего повествования, т. е. 1906-м, еще не была изжита тяжелая рана, нанесенная флоту сдачей эскадры адмирала Небогатова[44]. Предстоял суд, на котором должны были судить адмирала Рожественского[45] и офицеров его штаба и эскадренного миноносца «Бедовый», сдавшихся на нем, а также адмирала Небогатова и его командиров – Смирнова[46], Лишина[47] и Григорьева[48], офицеров сдавшихся кораблей его эскадры.
Адмирал Рожественский был оправдан, так как было доказано, что он в момент сдачи, будучи тяжело раненным, находился в беспамятстве, что же касается адмирала Небогатова и капитанов 1-го ранга Смирнова, Лишина и Григорьева, то они были лишены чинов и орденов и посажены в крепость на 10 лет. Подчиненные офицеры были от наказания освобождены.
Наказать виновников сдачи, конечно, надо было. Этого требовали честь флота, его традиции, его былые подвиги. Но нельзя было ограничиваться тем, что разбирался только факт сдачи, а надо было разобрать причины посылки в бой кораблей, которые не имели никаких данных, чтобы иметь возможность успешно вести бой с современными боевыми кораблями противника. Надо было бы выяснить, кто и почему послал эти корабли. Если личный состав должен был сражаться, пренебрегая своей жизнью, и достичь победы, и, во всяком случае, не сдаваться, то ему должны быть даны корабли, с которыми он может достичь этого успеха. Предоставить же в его распоряжение заведомо негодные корабли и на них заставлять сражаться является тоже преступлением.
Возможно, что этот вопрос и был бы поднят на суде, но те, кто нес на себе эту ответственность, предусмотрительно спрятались за спину государя.
Прошло полтора года с тех пор, как я уходил на «Иртыше» из порта Императора Александра III (Либавы) на Дальний Восток в составе эскадры адмирала З.П. Рожественского. Теперь, после беспримерного и тяжелого похода на Дальний Восток, Цусимского боя и шестимесячного плена в Японии, возвращался опять туда же. Но какая разительная перемена! Вместо кипучей работы порта и большого числа кораблей в бассейнах – мертвая тишина и пустота.
Я был назначен в 9-й флотский экипаж и явился его командиру, капитану 1-го ранга Коссовичу[49]. Пришлось начать тянуть лямку береговой службы, которую я так не любил. Впрочем, она была не сложной и не обременительной – дежурства раз в неделю и изредка дознания, вот и все.
В экипажах находилось мало команд, и они лишь несли караулы по охране порта и обслуживали свои же казармы.
Таким образом, служба отнимала мало времени, и в остальное мы, морские офицеры, были предоставлены самим себе.
Еще до моего приезда также по своим экипажам (их было в порту всего шесть) явились еще три мичмана моего выпуска – В.В. Витгефт[50] (георгиевский кавалер, герой Порт-Артура), А. Бартенев[51] и Б.Д. Коссаковский[52] (мой соплаватель по «Иртышу»), и мы поселились на одной квартире, в офицерском флигеле, предназначенном для холостых офицеров.
В порту был отведен целый район для офицерских флигелей, дома командира порта и прекрасного Морского собрания, и там же находился морской собор. Все было рассчитано на большое число офицеров и задумано на широкую ногу. Но теперь большинство флигелей пустовало.
Квартиры для холостых офицеров были не меблированы, и поэтому нам пришлось свою квартиру как-то обставлять. Впрочем, это было делом несложным: достали железные кровати (матросские) с соломенными тюфяками из экипажей; кое-какую мебель, напрокат, из города; купили чашки, стаканы и тарелки. Этим все и ограничилось, так как мы знали, что не долго просидим на берегу. Назначили нам и вестового, который убирал квартиру, поил по утрам чаем и, если мы не хотели идти есть в собрание, приносил оттуда еду.
