Литмир - Электронная Библиотека

...Первое письмо Володя отправил мне 20 декабря 1965 года.

«Васечек, дорогой! Сука я, гадюка я, подлюка я! Несовей-ский я человек, и вообщеслов и эпитетов нет у меня! И жаль мне себя до безумия, потому никчемный я человек! Оказывается, ты уехал почти полгода назад, а я и не заметил, как они

пролетели, потомугулял я, в кино снимался, лечился ит.д., ит. п., и пр. пр. Начну по порядку. Летом снимался в “Стряпухе”. Съемки были под Краснодаром, станица Красногвардейская. Там, Гарик, куркули живут! Там, Васек, изобилие, есть всякая фрукта, овощ и живность, окромя мясц, зато гуси, ути, кабанчики. Народ жаден. Пьет пиво, ест, откармливает свиней и обдирает приезжих. Ничего, кроме питья, в Краснодаре интересного не было, стало быть, про этот периодвсе. После этого поехал в Гродно, снимался в фильме “Я родом из детства” Минской студии. Там все хорошо. Скоро поеду к ним досниматься в Ялту. Написал туда, для фильма, три песни, скоро выйдетуслышишь. Играю там изуродованного героя войны, пою и играю на гитаре, пью водкув общем, моя роль...»

Прерву ненадолго письмо Володи.

ПомнИте атмосферу в интеллигентских кругах Москвы осенью 19^5 года, когда арестовали Даниэля и Синявского? Конечно, ив Магадан доходили отголоски этой истории, но подробности я узнал из того же Володиного письма.

«Ну а теперь перейдем к самому главному. Помнишь, у меня был такой педагогСинявский Андрей Донатович? С бородой, у него еще жена Маша Так вот, уже четыре месяца, как разговорами о нем живет вся Москва и вся загранцца Этособытие номер один. Дело в том, что его арестовал КГБ. За то, якобы, чрго он печатал за границей всякие произведения: тамза рубежомвот уже несколько лет печатается художественная литература под псевдонимом Абрам^Герц, и КГБ решил, что это он. Провели лингвистический анализи вот уже три месяца идет следствие. Кстати, маленькая подробность. При обыске у него забрали все пленки с моими песнями и еще кое с чем похлещес рассказами и так далее. Пока никаких репрессий не последовало, и слежки за собой не замечаю, хотянадежды не теряю. Вот так, ноничего, сейчас другие времена, другие методы, мы никого не боимся, и вообще, как сказал Хрущев, у нас нет политзаключенных...»

Тут надо снова нанемного прервать Володино письмо, дабы пояснить, что значит «кое-что похлеще». Дело в том, что Володя был блестящий, остроумнейший рассказчик историй, которые он либо сам сочинял, либо очень забавно переделывал услышанные от кого-то. Истории очень смешные* и зачастую на различные политические темы того времени — например, тема ухода на пенсию в связи с преклонным возрастом и плохим состоянием здоровья, то есть тема ухода Хрущева. Ну и, естественно, нового лидера, Брежнева, Володины изустные рассказы тоже как-то уже тогда касались. В гостях у близких ему людей — а Андрей Донатович был именно таким человеком — Володя с удовольствием записывал на магнитофон и песни, и эти истории, ни на секунду не задумываясь о последствиях. Вот почему, хотя и в присущем Володе шутливом тоне, возникла мысль о репрессиях и слежке. Но продолжу отрывки из письма.

«А теперь вот что. Письмо твое получил, будучи в алкогольной больнице, куда лег по настоянию дирекции своей после большого загула. Отдохнул, вылечился, на этот раз, по-моему, окончательно, хотязарекалась ворона не клевать, но... хочется верить. Прочитал уйму книг, набрался характерностей, понаблюдал психов. Один псих, параноик в тихой форме, писал оды, посвященные главврачу, и мерзким голосом читал их в уборной...»

Именно эти наблюдения откликнутся в одной из остроумнейших песен — «Про Бермудский треугольник».

Но продолжу письмо.

«Сейчас я здоров, все наладилось. Коля Губенко уходит сниматься, и я буду играть Керенского, Гитлера и Чаплина вместо него. Мандраж страшньШ, ноничего, не впервой!

Вот, пожалуй, пока все. Пиши мне, Васечек, стихи присылай. Теперь будем писать почаще. Извини, что без юмора, не тот я уж, не тот. Постараюсь исправиться. Обнимаю тебя и целую.

Васек».

Хочу пояснить. «Васек» — так мы называли друг друга в школе. Откуда эта кличка и с чего она началась — теперь и не помню, но так мы стали обращаться друг к другу со школьной парты.

«Постскриптум. Придется мне, Гарик, писать теперь про Анадырь. Это трудно, потому что я не знаю про Анадырь. Про Магадан знаю, а про Анадырьнет. Ты уж мне напиши, что это за место такое. Можно еще и так:

И приехал в Анадырь Кохановский богатырь.

Повезло Анадырюя, бля, точно говорю!

Извини за бездарность».

Довольно много места в письмах Володи занимают рассказы о гастролях и о съемках в кино. Снимаясь, он изъездил почти всю нашу необъятную страну, и всегда очень забавно и тонко описывал увиденное. Вот о чем писал он мне из Тбилиси.

«Я с театром на гастролях. Грузины купили нас на корню — мы и пикнуть не смей, никакой самостоятельности. Все рассказы и ужасы, что вот-де там споят, будут говорить тосты за маму, за тетю, за вождя и так далее, будут хватать женщин за жопы, а мужчин за яйца, и так далее,— все это, увы, оправдалось! Жена моя Люся поехала со мной и тем самым избавила меня от грузинских тостов аллаверды, хотя я и сам бы при нынешнем моем состоянии и крепостц духа устоял. Нолучше уж подстраховать, так она решила. А помимо этого, в первый раз в жизни выехали вместе. Остальных потихоньку спаивают, говорят: “Кто не выпьет до дна — не уважает хозяина, презирает его и считает его подонком". Начинают возражать: “Что вы, как это, генацвали?” А вечером к спектаклюв дупель.

Васечек, как тут обсчитывают! Точность обсчета невообразимая. Попросишь пересчйтать три разавсе равно на счетах до копеечки та же неимоверная сумма. И ты, восхищенный искусством и мастерством, с уважением отходишь. Вымогать деньги здесь, вероятно, учат в высших учебных заведениях. Наверное, существуют профессора и кафедры, потому что все торговцыфруктами, газировкой, бюстгальтерами и так далееочень молодые и интеллигентные на вид лица. Так и думаешь: этоткончил экономический, этотхимический, а этотпросто сука. Больше ничего плохого грузины нам не делают, правда, принимают прекрасно, и вообще народ добрый и веселый...»

Получилось так, что через несколько месяцев после этого письма, где-то в двадцатых числах декабря 66-го года, я прилетел в Москву. Один из моих приятелей организовал мне командировку на три недели. Володя очень обрадовался моему приезду. Тогда-то и появилась эта вторая обращенная ко мне песня:

Что сегодня мне суды и заседанья!

Мчусь галопом, закусивши удила.

У меня приехал друг из Магадана, так какие же тут могут быть дела.

Он привез мне про колымскую столицу небылицы,

ох, чего-то порасскажет он под водку мне в охотку!

Может, даже прослезится

долгожданная девица —

комом в горле ей рассказы про Чукотку.

Не начну сегодня нового романа.

Плюнь в лицо от злости — только вытрусь я.

У меня не каждый день из Магадана приезжают мои лучшие друзья.

Спросит он меня, конечно, как ребятки — все ипорядке!

И предложит рюмку водки без опаски — я в завязке.

А потом споем на пару —

ну, конечно, дай гитару! —

«Две гитары» или нет — две новых сказки.

Не уйду — пускай решит, что прогадала, — ну и что же, что она его ждала: у меня приехал друг из Магадана — попрошу не намекать — что за дела!

Он приехал не на день — он все успеет — он умеет,

у него на двадцать дней командировка— правда, ловко?

Он посмотрит все хоккей —

поболеет, похудеет, —-

у него к большому старту подготовка.

Он стихов привез, небось, два чемодана,— хорошо, что есть кому его встречать!

2
{"b":"236971","o":1}