К замковым воротам вела широкая и прямая, как луч, дорога, вымощенная полированными плитами, сиявшими в свете молнии, как и весь замок. Граф повернул к ней, но конь громко заржал и шарахнулся от плит. Граф стал его хлестать и пришпоривать; конь, храпя, опустился на землю; раздосадованный рыцарь спешился и направился к дороге, волоча упиравшегося коня под уздцы. Скакун сопротивлялся изо всех сил. Рейхард в сильной тревоге бросил поводья и двинулся к дороге, сверкавшей в считанных метрах от него. Тогда конь вскочил, опередил его и, подскакав к плитам, ударил в них копытами. И тотчас раздался оглушительный грохот, разверзлась земля, и конь рухнул в пропасть, на краю которой граф удержался лишь чудом. Та же пропасть поглотила и прекрасный замок вместе с дорогой. Встревоженные исполины завопили, лесные оборотни за спиной графа простерли свои мохнатые руки к чёрным небесам, и лишь прозрачные драконы продолжали бесстрастно резвиться под тучами, чуждые тревогам и превратностям всех земных и горних миров.
Граф едва успел отпрянуть от страшного обрыва. Края пропасти, как ненасытная пасть, сомкнулись, почавкали, колыша землю, и затихли. Всё вокруг успокоилось. И тогда, оглядевшись, рыцарь узнал знакомую долину и высившийся в её центре наследственный замок Гензау, в котором ему в прежние годы приходилось бывать много раз. Замок казался чёрной заброшенной руиной; проложенная к нему дорога заросла и смутно виднелась среди камней и кустарников. Скорбя о гибели своего коня, граф не без опаски ступил на неё и зашагал к воротам. Он шёл, и мрачная громада с зубчатыми башнями и мощными крепостными стенами надвигалась на него. Ни единого звука не доносилось со стороны замка, всё было мертво, лишь багровый огонь брезжил в верхнем окне главного здания.
Как только граф подошёл ко рву, со скрежетом опустился подъёмный мост и поднялась решётка в воротах башни: путника здесь, как видно, ждали. Рыцарь миновал мост и ворота, не встретив ни одной живой души, а когда вошёл во двор, за его спиной послышался торопливый скрежет: мост поднялся и решётка рухнула вниз, преградив ему выход. В тишине прозвучал злобный хохот, которому откликнулись вопли филина из чёрной бойницы на дальней башне.
Держа руку на рукояти меча, граф приблизился к распахнутым дверям главного здания, в верхнем окне которого ему привиделся свет, прошёл тёмную прихожую и оказался в просторной сводчатой зале. В первые мгновения она была темна, лишь тусклый свет колдовской молнии струился из узких бойниц под потолком, освещая своды; и вдруг зала озарилась красным сумеречным светом. У графа от ужаса перехватило дыхание: из углов выступили громадные фигуры в стальных доспехах и шлемах. Дьявольские воины взмахнули гигантскими мечами и обрушили их на пришельца, но меч рыцаря ярко сверкнул во мгле и, соприкоснувшись с мечами великанов, заставил их металл мгновенно истлеть и рассыпаться в прах. И тотчас с великанов сползли, как песок, шлемы и доспехи: в них оказались рассохшиеся скелеты, испускавшие пронзительные стоны и бессмысленно шевелившие костяшками пальцев.
Граф направился к лестнице, которая вела в верхние покои. Поднимаясь по ступеням, он слышал крики и вопли, наполнявшие его сердце страхом, однако ни на мгновение он не позволил себе замешкаться и бесстрашно вступил во вторую залу, озарённую тем же зловещим багровым сиянием.
Посреди залы сидели бледные крючконосые старухи в лохмотьях, окружив огромную сковороду, в которой что-то жарилось. Приблизившись, граф увидел в ней странно растёкшиеся голые человеческие тела, разъятые на части и перемешанные друг в друге, как яйца в яичнице; особенно его поразило, что эти люди были живы, несмотря на страшное изменение их тел: они извивались и корчились, из их расплывшихся искажённых ртов вырывались вопли, исполненные такой муки, что сердце Рейхарда сжалось от страха и тоски. В сковороде жарились бёдра, колени, груди, животы; ведьмы мешали их вилами. Одна из старух ткнула ими в торчащий мужской орган, и крик жарившегося перешёл в надсадный визг. Тогда ведьма, придерживая член вилами, начала резать его ножом. Граф отвернулся от столь отвратной картины, и сразу ему предстала другая, не менее мерзостная. Обнажённые женщины висели на стенах вниз головами, и из их влагалищ высовывались острые мордочки крыс. Женщины в исступлении кричали и дёргались, испытывая нестерпимую боль бесконечно длящегося оргазма, который вызывали в них мохнатые твари.
Не найдя среди повешенных Леоноры, граф направился к дальним дверям. Но чтобы добраться до них, ему пришлось пройти через груду отрубленных голов, у многих из которых были размозжены черепа и выколоты глаза; головы орали и вопили, вливая свой крик в вопли жарившихся на сковороде мужчин и подвешенных женщин. Когда граф пробирался через них, они зубами хватали его сапоги, норовя прогрызть их и добраться до живой плоти. Миновав страшный зал, рыцарь стал подниматься по следующей лестнице, ведущей в покои Леоноры. Ступени вздрагивали под его ногами и скрежетали подобно открываемым гробам. Неожиданно граф обнаружил, что лестница и в самом деле превратилась в вереницу гробов; ступая по ним, он чувствовал снизу глухие удары, будто мертвецы стремились вырваться из своих деревянных жилищ. Некоторым это удавалось, крышки открывались и из них высовывались почерневшие кости; суставы пальцев скрючивались и пытались схватить путника. Идя, граф не раз терял равновесие и едва не падал; иные гроба рассохлись настолько, что проламывались, когда его нога ступала на них. Нога по щиколотку проваливалась в гроб, и граф чувствовал, как цепкие кости обхватывают её; он с силой выдёргивал ногу из пролома, и на его сапогах оставались висеть вцепившиеся в них костяшки пальцев, вырванные из суставов оживших скелетов.
Стоны, вопли и треск проламываемых гробов сопровождали графа неотступно, когда он всходил по жуткой лестнице. Взоры его были устремлены вперёд, к высоким створчатым дверям, за которыми тускло и призрачно мерцало багровое пламя. Миновав лестницу, он вошёл в эти двери и внезапно очутился в чудовищной глотке, усеянной громадными зубами. Зубы, как ворота, сомкнулись за его спиной и в багровеющей тьме на него надвинулся небывалых размеров язык, который смял бы и отбросил графа прямо на зубы, способные единым махом перерубить его пополам, если бы он не полоснул по языку мечом. Из зловонной гортани исторгся оглушительный вой, и видение сгинуло.
Граф стоял в начале длинной галереи. В узкие вытянутые окна вливалось бледное сияние таинственной молнии, озаряя заполнявших галерею мертвецов, застывших в тех позах, в каких их когда-то застигла внезапная смерть. Все они гнили в пыли и в лохмотьях паутины, которая затягивала здесь всё, дотягиваясь до окон и уходящих ввысь потоков. После диких воплей и криков в нижних залах тишина в галерее казалась мёртвой. Всё здесь было немо и неподвижно. Граф двинулся вперёд, переходя из бледного света в глубокую тьму, волоча за собой клочья прицепившейся к сапогам паутины, задевая ссохшиеся тела, которые падали со смутным шорохом.
Неожиданно в дальнем конце галереи взметнулось пламя. Граф замешкался, но через мгновение продолжил путь, приближаясь к огню, который вырывался из каменного пола и плясал перед высокими дубовыми дверями, не опаляя их. У дверей Огненный Страж заставил рыцаря остановиться. Сквозь пламя виднелся висящий на дверях ключ. Граф Рейхард попытался достать его мечом, но колдовской огонь мгновенно расплавил дамасскую сталь и в руке у изумлённого рыцаря остался лишь клинок. Какое-то время граф стоял перед пламенеющим Стражем, размышляя. Наконец правой рукой он приподнял свою онемевшую левую руку и ввёл её в огонь. И тут случилось чудо! Рука ожила, но ожила как бы сама по себе, неподвластная воле своего обладателя. Оказавшись в пламени, она вдруг вытянулась, пальцы её задрожали и, дотянувшись до ключа, цепко схватили его. Огненный Страж тут же сгинул, а рука снова онемела, бессильно поникнув; вожделенный ключ выскользнул из её одеревеневших пальцев и со звоном упал к ногам Рейхарда. Он поднял его и вставил в замочную скважину. Дверные створки распахнулись, и рыцарь вступил в просторную круглую залу с высоким потолком, сумеречно озарённую струившимся из окон светом колдовской молнии.
