Танк командующего получил повреждение, и ему пришлось вернуться с полпути. М.М. Попов вылез из башни пошатываясь. Климент Ефремович встретил его новыми упреками:

— Ты что, с ума спятил? Если сам в разведку ходить станешь, кто будет фронтом командовать?

Вероятно, Ворошилов забыл в эту минуту, что сам он, наблюдая первый бой народных ополченцев, ведет себя не очень-то осмотрительно. Клименту Ефремовичу было в ту пору шестьдесят лет, Маркиану Михайловичу — сорок. Но они, как и мы, менее опытные командиры, тогда только что начинали познавать современную войну...

Вскоре Главком и командующий уехали в Кингисепп. И перед отъездом Ворошилов еще раз строго-настрого приказал командиру 2-й дивизии народного ополчения уничтожить прорвавшегося неприятеля и освободить плацдарм. Но выполнить этот приказ оказалось не так-то просто: гитлеровцы под прикрытием авиации продолжали переправляться через мелкую речку. И только к вечеру они несколько притихли.

В воздухе все еще плавал запах гари и перегретого масла. Воспаленные от бессонницы глаза разъедал сизый дым. В голове роились тревожные думы: «Что же теперь будет? Противник Лугу форсировал, и сбить его с плацдармов не удается. Удержат ли оборону ополченская дивизия и курсантские батальоны полковника Мухина? Ведь позади никаких войск нет. Надо, чтобы удержали! И мы, инженеры, должны им помочь!»

Прибывшие со мной минеры готовы с наступлением темноты ставить заграждения. Командир роты старший лейтенант Петров уже провел инструктаж, проверил оснащение бойцов. Каждый сапер имеет по две противотанковые мины. На случай неожиданной встречи с врагом — в карманах по две гранаты-лимонки, за спиной — винтовка, на поясе — нож.

Я слежу за действиями командира роты. Он все делает неторопливо, основательно, солидно, как и подобает минеру. Мне не приходится вмешиваться в его распоряжения: они правильны.

Такое умение приходит не сразу. Владимир Петров прошел хорошую боевую школу. Во время советско-финляндской войны был взводным. Участвовал в штурме линии Маннергейма, взорвал со своими саперами два бетонных дота.

От полученного тогда ранения он слегка прихрамывает.

— Работать попарно, — дает последние указания ротный. — Под ракетами лежать тихо. При встрече с немцем тоже не шуметь. Лучше, если он не заметит, пропустить. Понятно?

Он часто употребляет это слово, и ему каждый раз отвечают несколько голосов:

Понятно...

Лейтенант Холодков, будете у деревни Юрки работать. Слишком не зарывайтесь. Там у фашистов, по сведениям пехоты, три пулемета около дороги. Понятно?

Холодков, недавний курсант, а ныне командир 2-го взвода, сводит тонкие брови. Не первый раз ротный напоминает о его излишней горячности.

Пункты сбора взводов после работы уточнить на местах. К пяти утра всем быть здесь, — продолжает Петров.

А если раненый будет? — спрашивает кто-то из сержантов.

Говорил об этом. Связные есть и по санитару назначено. Еще напоминаю: раненых провожать на ротные и батальонные пункты пехоты; к себе потом заберем.

Языка, в случае чего, брать, товарищ командир?— интересуется татарин Файрулин, отличный разведчик и первый силач.

— Ни в коем случае. Шуму не поднимать. Ваше дело работать. Понятно?

Пришлось вмешаться. Вообще-то командир прав. Но до сих пор мы слишком мало знаем противостоящего противника. Пожалуй, следует рискнуть. И я советую не сковывать инициативу разведчиков. Петров так же спокойно отвечает:

Слушаюсь. Если так, возьмем пленного, товарищ подполковник.

Вопросы еще есть? — заканчивает ротный. — Я буду с первым взводом. Политрук пойдет с Холодковым.

Политрук Шумов весело подмигивает, взводному. Но тот обидчиво отворачивается, усмотрев и в этом намек на его горячность

Разрешите отправлять людей на работу? — обращается ко мне Петров.

На выполнение боевого задания, товарищ Петров, — поправляю его.

Я понимаю так: работа — это когда создаешь что-то полезное человеку, обществу. Может быть, мы, саперы, потому особенно любим строить мосты.

Тут и запах смолы, и песня пилы, и задорный перестук топоров. А при минировании все наоборот. Чаще всего минер уничтожает созданное человеком. А потому и действует «по-тихому». Разве это работа?

Темнеет. В воздух поднимаются ракеты, обозначая установившуюся линию фронта.

Проводив минеров, мы с Пилипцом, недавно приехавшим из Ленинграда, идем на наблюдательный пункт дивизии. По пути советуемся, как еще укрепить оборону. Обстановка сложная. Дивизия народного ополчения не успела занять рубеж по северо-восточному берегу реки. Противник удержал плацдарм и теперь будет стремиться расширять его.

Спирали из колючей проволоки придется ставить, это быстрее, — высказываю я свои соображения.

— Тоже времени много займет, — сомневается Николай Михайлович. — Здесь, пожалуй, пакеты МЗП [МЗП — малозаметное препятствие из тонкой проволоки, растягиваемой прямо по земле.] лучше подойдут, если их скреплять в сплошную полосу. Они не только пехотинцев, но и легкий танк могут запутать. В прошлом году мы пробовали. Намотается на гусеницу — и стоп машина!

Мысль у Пилипца отличная. Договариваемся ночью же собрать все запасы МЗП и использовать их здесь. Намечаем также перебросить сюда отряд метростроев» цев для установки надолб на дорогах и в дефиле.

5

После трех суток напряженной работы в зоне боев и неоднократных разъездов между Кингисеппом и Лугой я вернулся наконец в штаб фронта. Здесь только и разговоров, что о контрударе войск Северо-Западного фронта южнее озера Ильмень, в районе Сольцы. В этой операции участвуют три наши дивизии, переброшенные с петрозаводского направления и Карельского перешейка. Достоверно известно, что под Сольцами окружена танковая дивизия противника.

В Инженерном управлении на стене висит большая карта и возле нее всегда кто-нибудь да комментирует события.

— Вот бы ударить теперь всем Северо-Западным фронтом прямо на шоссе Псков — Луга и отрезать вражескую группировку, что к нам от Пскова подошла. А потом прижать бы фашистов к Псковскому и Чудскому озерам, как Александр Невский...

Недавно прибывший к нам на должность комиссара управления Николай Александрович Муха улыбается уголками рта.

— Мы забыли про Белоруссию, товарищи, — подает он реплику. — Фашисты к Смоленску подходят.

— Ну и что? — горячо отзывается инженер-электрик Л. В. Смалий. Он у нас один из признанных «стратегов», большой любитель порассуждать над картой.

— Можно не только псов-рыцарей, но и Наполеона вспомнить...

Я переключаю внимание инженеров на конкретные наши цели. Коротко информирую их о положении под Лугой и Кингисеппом.

Меня спрашивают:

— При каких обстоятельствах погиб Шелков?

— Попал под артиллерийский налет. Был смертельно ранен. Умер на руках у Пилипца.

Это первая потеря в коллективе Инженерного управления фронта. Мишу Шелкова, черноволосого молодого командира, я знал еще по советскофинляндской войне. Его грудь украшал орден Красного Знамени. Но наши тревога за будущее были в те дни так велики, а дел и забот так много, что смерть даже близких людей и любимых товарищей по оружию как-то невольно приглушалась.

Интересно, как выглядят дивизии, что отошли от Пскова на лужский рубеж? — полюбопытствовал комиссар.

Неважно. Но сейчас их приводят в порядок.

А у ополченцев и в пехотном училище как дела?

Держатся. Хотя потери несут большие. Много людей погибло во время контратак. Бойцы стремятся сблизиться, чтобы ударить в штыки, а фашисты из автоматов лупят. И минометы их большой урон наносят.

Тут же ставлю комиссара в известность о своем намерении поехать в Смольный, к А. А. Кузнецову. — Женские рабочие отряды надо отводить из-под Кингисеппа. Бомбежки там очень уж свирепые. Алексей Александрович обещал выделить людей из трудовых лагерей. Многие отбывают наказание за мелочь и очень просятся на фронт.