16 августа противник обошел Кингисепп с востока и овладел городом. М.М. Попов приказал командующему отходившей из Эстонии 8-й армией генерал-лейтенанту П.С. Пшанникову выбить немцев из Кингисеппа.

20 августа 11-я стрелковая дивизия штурмовала Кингисепп с запада и освободила его. Но ровно через сутки под давлением превосходящих сил противника город был сдан вновь. Тогда командующий 8-й армией привлек к боям за Кингисепп и 191-ю стрелковую дивизию из состава кингисеппского сектора, хотя ее подразделения предназначались для заполнения промежутков между дотами укрепрайона. Дивизия втянулась в бой за город, что позволило фашистам блокировать изолированные друг от друга дзоты и бетонные доты.

Вначале атакам подверглись дерево-земляные сооружения, располагавшиеся около колхоза имени 1 Мая. Занимали их две роты 152-го батальона. Первый натиск немцев гарнизоны отбили. Тогда гитлеровцы применили против них огнеметные танки, и бревенчатые сооружения запылали. Командир батальона А.М. Королев и комиссар И.В. Шарапов с боем вывели личный состав из горящих дзотов и закрепились в бетонном доте.

Снова окружение. Снова ожесточенный натиск. Но теперь фашистам не помогли даже огнеметы. Пришлось пустить в дело тяжелую артиллерию. Она, конечно, разрушила дот, но остатки его гарнизона сумели пробиться в кошкинский опорный пункт, состоявший из нескольких бетонных пулеметных точек.

Вечером 22 августа Королев и Шарапов донесли в штаб укрепленного района, что гарнизоны трех сооружений ведут бой в полном окружении. Они сообщали также, что видят, как вражеские саперы укладывают взрывчатку под доты № 7 и 9. Это было их последнее донесение. В ночь на 23 августа оставшиеся в живых — политрук Соловьев, начхимслужбы Андреев и секретарь комсомольской организации сержант Иванов — решили прорываться из окружения. Это удалось лишь одному Иванову. Тяжело раненного и обожженного, его на другой день подобрали санитары.

Так же героически дрался и 263-й батальон под командованием капитана А. Т. Голышева. На подступах к занятому им опорному пункту Калмотка гитлеровцы понесли огромные потери. Но и гарнизонам маленьких дотов пришлось испить горькую чашу. Огнеметные танки иногда пробивали горячей струей амбразурные заслонки, и тогда в дотах буквально нечем было дашать. Под ударами снарядов и авиационных бомб от стен внутри сооружений откалывались куски бетона и поражали защитников. У броневых дверей люди глохли от разрывов гранат.

Дот № 17, являвшийся командным пунктом батальона, отбил пятнадцать атак и выдержал сотни прямых попаданий тяжелой артиллерии противника. Он продолжал сопротивляться долго после того, как все наши полевые войска переправились через реку Луга и взорвали за собой мост. И все же нескольким бойцам из этого дота удалось прорваться к своим. Их отход и переправу прикрывали огнем командир батальона А.Т. Голышев и комиссар А.С. Гупалов. Потом и они покинули полуразрушенный дот, оба пробились к реке, но, видимо, погибли на берегу или утонули.

Положение войск в центральном секторе лужского рубежа, где оборонялись части 41-го стрелкового корпуса, оставалось довольно устойчивым. И мне в те дни приходилось бывать там значительно реже.

Но вот как-то мы с комиссаром улучили момент и побывали в Луге у наших строителей, заехали в 177-ю и 235-ю стрелковые дивизии. Идем с корпусным инженером Н.С. Ивановым вдоль фронта — душа радуется: до чего хорошо все

подготовлено! Траншеи глубокие, с козырьками от минометных осколков, с бойницами и нишами в стенках. Бойцы держатся уверенно, за сорок суток боев привыкли к обстрелу и теперь не кланяются даже при близком разрыве снаряда.

Командир корпуса генерал-майор А.Н. Астанин, по словам Иванова, твердо верит в прочность оборонительных позиций и очень надеется на огневую мощь артиллеристов.

— Видел и я наших артиллеристов в деле, — продолжает Иванов с довольной улыбкой. — Под селом Новая Середка дивизия эсэсовцев вздумала свою прыть показать. Это был, я вам скажу, прямо кадр из фильма «Чапаев». Двинулись густыми цепями. Одиннадцать волн — одна за другой. Автоматы на животах, и строчат. Треск идет такой, что даже в зубах ноет. Рукава засучены, как у мясников, фашистское знамя с паучьим крестом на ветру полощется... Мне даже не по себе стало. А Георгий Федотович Одинцов только посапывает, но огонь открывать не торопится. Командир дивизии каждую минуту ему звонит, нервничает. Но артиллерийский начальник выдержал характер...

Николай Сергеевич остановился, снял фуражку, протер платком вспотевшие очки.

— Что же дальше было? — не вытерпел комиссар.

— А дальше известно что — была подана команда:

«Огонь!» Пять тяжелых дивизионов начали молотить этих нахалов. Фашисты бросились в противотанковый ров, а он заминирован, — стали подрываться... Словом, за полчаса два полка эсэсовцев как корова языком слизала.

Да, на Г.Ф. Одинцова и его артиллеристов положиться можно было вполне. После нескольких кровавых уроков, преподанных ими оккупантам под Лугой, те прекратили попытки прорваться через центральный сектор.

Еще 15 августа Военный совет фронта решил сосредоточить в Инженерном управлении руководство всем оборонительным строительством. К этому времени практически исчезла грань между тыловыми и передовыми рубежами.

В крайней спешке мы начали укреплять Пулковские высоты. Отсюда открывался отличный обзор местности. И то, что эти сильные позиции оставались до сих пор неукрепленными, нельзя расценивать иначе, как один из крупных наших просчетов.

Инженерное управление установило здесь определенную очередность работ: сначала создать оборону полевого типа (то есть хорошо развитую систему траншей, окопов, ходов сообщения), а затем уже, если останется время, приступить к строительству тяжелых сооружений. Военный совет согласился с нами.

В эти же дни началось и создание так называемого «броневого пояса» вокруг Ленинграда.

Комиссия по обороне под председательством А. А. Кузнецова еще в конце июля одобрила предложение ленинградских кораблестроителей об использовании на оборонительных рубежах заводских запасов броневой стали.

Инженер-контр-адмирал А. А. Жуков, руководивший Научно-техническим комитетом Военно-Морского флота, и его помощник инженер-капитан П.Г. Котов разработали технологию массового изготовления различных типов сборных дотов. Молодому, но уже достаточно опытному кораблестроителю Павлу Григорьевичу Котову пришлось возглавить оперативную группу по монтажу этих броневых сооружений на местности.

— Как миноносец, напористый и быстрый, хоть и маленький, — говорили у нас о Котове.

Было удивительно, как это он всюду и всегда успевал? отработать проект, объездить заводы, отобрать броню, скомплектовать монтажные бригады, договориться с трестом «Стальконструкция» о такелажниках, с конторой «Автотранс» о трактористах и шоферах. Вместе с ним много и полезно трудился начальник Архитектурно-планировочного управления Ленсовета Михаил Викторович Морозов.

Каждое новое броневое сооружение тщательно испытывалось. Помню, как-то Котов и Морозов привезли на Ижорский завод фронтовика-пулеметчика, чтобы проверить только что изготовленную приземистую конструкцию из броневых листов. Собрались рабочие, и Котов представил им бойца:

— Наш заказчик! Пусть посмотрит, — может, что посоветует.

Пулеметчик залез под колпак, осмотрел его внутри и вылез.

Знаешь что, друг, — обратился он к сварщику, — давай в днище вырежем отверстие пошире. Мы к этой штуке сделаем раму из бревен и прямо на траншею будем ставить.

А может, еще к стенке крюк буксирный приварить? — предложил сварщик. — Пойдете в наступление и захватите с собой. Трактор или танк смело потащит.

И то верно, — обрадовался пулеметчик. — Он будет у нас вроде как ползунок

— и для обороны, и для наступления.

Так и окрестили мы в тот день эту конструкцию — «бронеползунок оборонительно-наступательный». Под этим именем она приобрела широкую известность на всем Ленинградском фронте.