Климов кивнул двум молодым агентам, топтавшимся за его спиной. Те подхватили сторожа под руки и потащили внутрь дома. Вскоре оттуда послышались глухие удары и сдавленные крики. Когда через некоторое время Климов и Иван зашли в комнату, то увидели сильно избитого Митрофанова, сидевшего на стуле в углу. Климов окинул его внимательным взором:
— Ну, что? Ничего не вспомнил?
Митрофанов пожевал разбитыми в кровь губами и упрямо ответил:
— Да не знаю я ничего! Придумывают тут всякие…
— Хряк, ты, может быть, еще не понял, что я тебя живо подведу под высшую меру социальной защиты. Я тебя есть только одна возможность облегчить свою участь — искренне и честно рассказать все, что ты знаешь о банде Голованова.
— Слышь, легавый, ты мне эти сказочки можешь не рассказывать. Мы их и так распрекрасно знаем. Чистосердечное признание, конечно, смягчает наказание, но увеличивает срок. Ничего я тебе рассказывать не собираюсь, что докажешь, то и твое…
Было понятно, что Хряк оказался крепким орешком, и чтобы его расколоть, с ним еще долго придется повозиться. Вдруг осторожно скрипнула входная дверь, и хриплый мужской голос тихо спросил:
— Семен! Ты дома?
Климов потихоньку достал из кармана наган и взвел курок. Его примеру последовали и двое агентов уголовного розыска. В следующий момент в комнату наполовину просунулась косматая голова. Увидев избитого Митрофанова и нацеленные на него три нагана, косматая голова попробовала, было, засунуться обратно, но Климов грозно скомандовал:
— А, ну, стоять! Стрелять буду! Иди сюда!
За дверью несколько секунд кто-то нерешительно потоптался, а затем в комнату вошел обладатель косматой головы, оказавшийся невысоким мужичком в зипуне, подпоясанном веревкой. На вид ему можно было дать примерно лет тридцать с небольшим. В руке он держал старую потертую шапку-ушанку, некогда изготовленную из меха неведомой зверушки. Мужичок стоял, нерешительно переминаясь с ноги на ногу в своих войлочных валенках. По нему было видно, что он явно не ожидал подобной встречи, а потому сильно растерялся и не знает как себя вести. Климов быстро оценил ситуацию, и решил ковать железо, пока горячо. Продолжая держать нежданного гостя на мушке, он с самым грозным видом спросил:
— Кто такой?
— Да, тутошний я. Петром кличут.
— А сюда чего пожаловал?
— Да так! Решил вот в гости к знакомому заглянуть.
Интуиция подсказывала Климову, что мужичок врет. К тому же для случайного гостя он был явно слишком напуган, а значит, чувствовал за собой какую-то вину. Стараясь и дальше не выпускать инициативу из рук, он начал делать вид, что теряет терпение и раздражается все больше и больше:
— Как фамилия?
— Ивонин!
— Так вот, Ивонин, ты меня что, за идиота принимаешь? Ты думаешь, что так и будешь мне лапшу на уши вешать, а я так и буду делать вид, что тебе верю? Да ты знаешь, что я сейчас прикажу с тобой сделать?
Покосившись для наглядности на избитого Митрофанова, Климов с самым решительным видом двинулся на мужичка в зипуне. Однако тут произошло то, чего, наверное, никто не ожидал. Мужичок сначала жалобно всхлипнул, а затем расплакался во весь голос:
— Не надо! Не трогайте меня! Я сам все расскажу!
Еще не веря до конца в свою удачу, Климов решил его дожать:
— Где Голованов?
— В Москве, где же ему быть. На Живодерке у своей бабы живет.
— Откуда ты его знаешь?
— Так это свояк моей жены Вальки.
— Людей убивал?
— Нет, нет, что вы! Мне Семен только иногда кое-какие гостинцы передавал. Вот и все!
— Так, значит, награбленное добро Голованов у тебя хранит?
— Да!
— Ты где живешь?
— На том краю Никольского, ближе к Графским прудам.
— Давай, показывай!
Все это время Митрофанов с ненавистью смотрел на столь некстати подвернувшегося гостя. Не выдержав, он даже сплюнул то ли от злости, то ли от досады, и пробурчал себе под нос нечто вроде.
— Вот, паскуда…
Обернувшись к нему, Климов добавил:
— Ну, а с тобой у нас еще будет время поговорить по душам!
Уже выйдя на улицу, Иван счел нужным заметить:
— Ну и тип этот Хряк!
— Еще бы! Кто прошел школу Яньки Кошелькова или Сабана, того потом в любой банде с распростертыми объятьями встречали. Считалось, и не зря, что на такого всегда можно положиться…
* * *
Оставив для охраны Хряка местного милиционера и молодого агента из МУРа, Климов в сопровождении Ивана и еще нескольких агентов отправился следом за Ивониным. Оказалось, что он приехал сюда на подводе, запряженной старой клячей, которую оставил возле чайной на противоположной стороне железной насыпи. Прежде чем отправляться на обыск, Климов сначала зашел в расположенный рядом со станцией поселковый совет, откуда по телефону доложил своему начальству все последние новости, а заодно и проинформировал о предполагаемом местонахождении главаря банды. Затем вся компания взгромоздилась на телегу и примерно за полчаса понурая лошаденка дотащила их до дома Ивонина.
Еще по дороге Климов выяснил у задержанного, что в доме, кроме жены и двух его малолетних дочерей, никого нет. Тем не менее, на всякий случай он приказал всем держать оружие наготове. Когда имеешь дело с бандитами такого калибра как Голованов, можно ожидать чего угодно. Климов на всю жизнь запомнил случай, когда он и еще двое сопровождающих вели арестованного Яньку Кошелькова по Мясницкой улице. Неожиданно к ним подошла старушка — божий одуванчик и передала «бедненькому арестанту» буханку хлеба, в которой, как вскоре выяснилось, был спрятан наган. В результате двое оперативников погибли на месте, Климов еле выжил после тяжелого ранения, а Янька скрылся в очередной раз…
Дом Ивониных представлял собой уединенно стоявшую бревенчатую избу с высоким чердаком, расположенную посреди густого сада, который был обнесен глухим забором с человеческий рост. В заборе имелась только одна калитка, которая изнутри была заперта на засов. Подозрительно покосившись на столь неожиданно возникшее препятствие, Климов приказал одному из своих оперативников:
— Обойди дом с тыльной стороны, и будь там настороже, мало ли что.
Затем добавил другому:
— Обойди ближайшие дома, найди понятых!
Затем скомандовал Ивонину:
— Давай, стучи! И чтобы без всяких сюрпризов. Если что, я тебя первого пристрелю.
Хозяин дома изо всех сил стал колотить кулаками в дверь, а затем еще и громко крикнул:
— Валька! Слышишь, Валька! Открывай!
Через некоторое время изнутри лязгнул засов, и на улицу выглянула полная женщина лет тридцати в наспех накинутом на плечи полушубке, которая сразу же начала ворчать:
— Ну, чего тут разорался?
Увидев незнакомых людей, она сразу же прикусила язык:
— Ой, а это кто с тобой?
Вместо объяснений Климов осторожно отстранил ее рукой от калитки, а затем решительно шагнул внутрь:
— Кто еще находится в доме?
— Никого! Две дочери…
Обернувшись к хозяину, Климов произнес:
— Давай, показывай свои сокровища!
Ивонин безропотно направился в дом. Отодвинув в одной из комнат тяжелый комод, он затем приподнял с помощью топора несколько половиц, и отбросил их в сторону. Повинуясь приказам Климова, хранитель воровского добра стал вынимать из тайника золотые царские червонцы, ювелирные изделия и драгоценные камни, которые были замотаны в тряпки или даже просто завернуты в газеты. Ценности тут же вносили в опись. Вскоре их набралось столько, что они уже не помещались на столе, а Ивонин, стоя на коленях, все продолжал доставать и доставать из тайника свертки. Наконец, он выпрямился и как бы виновато развел руками, мол, извините, все, больше у меня ничего нет.
Климов внимательно посмотрел на него:
— Это все?
— Все! Богом клянусь!
— Да что вы все Бога всуе поминаете! Смотри, если сами еще чего найдем, плохо будет.
Немного поколебавшись, хозяин направился к куче дров, валявшейся в углу кухни. Из нее он вынул одно полено, и с усилием разъединил его на две части. Оно оказалось изнутри полым, и в нем лежали весьма увесистые с виду пачки советских рублей и иностранной валюты.
