Иван крепко ухватился обеими руками за вожделенную находку, которая ему чуть не стоила жизни, и после яркой вспышки уже через доли секунды он оказался в собственной комнате. Мистера Петрова рядом не наблюдалось. Как раз в это время в комнату заглянула мать:

— Ты случайно не заболел? Целый день валяешься на кровати. Пошел бы немного прогулялся!

— Все в порядке, мамочка! Не переживай! Я как раз именно это и собирался сделать.

В это время мать заметила котел, стоявший в углу комнаты:

— Где ты только находишь этот хлам? Ты что, собираешься превратить нашу квартиру в склад утильсырья?

— Я его сейчас унесу, не волнуйся. Вот только позвоню, и сразу унесу.

Иван набрал знакомый номер Барченко:

— Алло! Александр Васильевич?

— Он самый!

Барченко явно узнал его голос, поскольку сразу же перешел к делу:

— Ну, как наши успехи?

— Все в порядке! Ждите, скоро буду у Вас!

Направляясь знакомым маршрутом в сторону Политехнического музея, Иван полной грудью вдыхал чистый морозный воздух и думал о том, что как все-таки прекрасно жить на белом свете. Кроме того, не смотря на некоторый риск, ему все-таки очень понравилось бродить в глубинах пространства-времени, поскольку подобная возможность открывала для профессионального историка ничем не ограниченные возможности. С этими мыслями Иван подошел к знакомой двери, возле которой его уже поджидал сгоравший от нетерпения Барченко. Обхватив обеими руками стоявший на санках котел, он первым делом произнес:

— Тяжелый! Как только Вы его протащили через лабиринты времени?

— Ничего, мы привычные! Желаю успеха!

— Спасибо! Будем работать!..

Рано утром Иван проснулся от звуков интенсивной стрельбы, особенно гулко раздававшихся на улице в эти предрассветные часы. Судя по всему, стреляли возле Кремля и где-то еще, скорее всего, в районе Кудринской площади. К пальбе из винтовок примешивалось стрекотание пулеметов, затем ухнуло несколько разрывов артиллерийских снарядов. В Москве явно происходило что-то необычное. Выглянув из окна своей квартиры, Иван не увидел ничего, кроме густой сетки мелкого осеннего дождя и мокрых желтых листьев, которые ветер вперемешку с обрывками бумаги и прочим мусором гнал в начинавшем сереть рассвете вдоль пустынных улиц.

В это время в прихожей громко зазвонил телефон. Иван быстрым шагом подошел к нему, и снял трубку:

— Я Вас слушаю!

Незнакомый мужской голос спросил:

— Иванов? Иван Антонович?

— Да!

Сделав небольшую паузу, словно размышляя, стоит ли продолжать разговор дальше, незнакомый голос передал условный пароль:

— Вам привет от Николая Николаевича!

— Так! Понял!

— Постарайтесь как можно скорее прибыть на Арбатскую площадь.

— Скоро буду!

Иван быстро оделся и, поскольку родители еще спали, постарался бесшумно выбраться из квартиры. Быстрым шагом примерно за сорок минут он дошел до названной ему площади. Она вся уже была запружена толпами самой разношерстной публики, среди которой по виду можно было безошибочно узнать бывших офицеров, юнкеров, гимназистов и прочую учащуюся молодежь. Но среди собравшихся было также заметно и немало людей, явно привычных к физическому труду. Некоторые из них были в солдатских шинелях и папахах. Везде раздавались возгласы: «Слава Богу!», «Дождались!», «Пробил час освобождения!», «Конец комиссарам!». Со стоявших на площади грузовиков всем желающим раздавали винтовки. Здесь же выдавали и нарукавные повязки, раскрашенные в цвета российского флага, которые должны были служить опознавательными знаками. Затем добровольцы распределялись по ротам, которые после получения боевого задания направлялись в различные районы Москвы.

Пока Иван ждал своей очереди, из разговоров собравшихся он получил более или менее полное представление о том, что сейчас происходит в городе. Как выяснилось, еще накануне вечером подняли восстание курсанты школы военной маскировки в Кунцево, топографической школы, располагавшейся в усадьбе Кусково и артиллерийской школы в Волоколамске, личный состав которых почти полностью был укомплектован бывшими юнкерами и гимназистами. За ночь им удалось блокировать Москву с разных сторон, и с ходу опрокинуть посланные против них части так называемых интернационалистов, состоявшие из бывших военнопленных германской и австро-венгерской армий, а также разного рода авантюристов и всевозможных темных личностей чуть ли не со всех концов белого света. У большевиков эти части считались особо надежными, так как, ненавидимые местным населением, они находились от них в полной зависимости, по сути дела связав свою собственную судьбу с судьбой их режима. В основном они использовались для проведения карательных операций в тылу, а на фронте выполняли функции заградительных отрядов, но иногда направлялись и на наиболее угрожаемые участки.

Восставшими быстро были заняты многие советские учреждения, а также почта, радио и телеграф. К сожалению, Кремль с ходу им захватить не удалось. В нем засели курсанты Первых пулеметных курсов, на которых была возложена обязанность охраны главной цитадели большевиков после того, как примерно год назад из нее вывели латышей, которые вели себя все более и более вызывающе, и уже не признавали над собой вообще никакой власти. Последней каплей послужил инцидент у бывшей гостиницы «Метрополь», теперь переименованной во Второй дом Советов. Возвращаясь с очередной облавы на Сухаревском рынке, кто из латышей, скорее всего, что с пьяных глаз, неожиданно открыл огонь по чекистам, охранявшим вход в этот самый дом Советов. Охрана, не сразу разобравшись, с кем она имеет дело, естественно, открыла ответный огонь, и в итоге прямо в центре города разгорелся настоящий бой, который удалось остановить лишь с большим трудом. В итоге в «Известиях ВЦИК» вскоре появилось сообщение, в котором говорилось о том, что по их собственной просьбе латышские красные стрелки отправляются на фронт, чтобы с оружием в руках защищать завоевания Октября. Тем самым властям, с одной стороны, удалось избавиться от крайне беспокойной публики, от которой можно было ожидать чего угодно, а с другой — хотя бы немного приглушить недовольство народа, среди которого, мягко говоря, росло недоумение — с чего это вдруг рабоче-крестьянская власть прячется от этих самых рабочих и крестьян за иностранными штыками…

Пока курсанты отказывались сдаваться, но не было никаких сомнений в том, что отрезанный от всего внешнего мира, отключенный от водоснабжения и электроэнергии, Кремль долго не продержится.

Собравшиеся радостно сообщали друг другу, что в данный момент во все концы России по радио и телеграфу передаются сообщения о падении советской власти в столице. Никто не сомневался, что это должно было вызвать цепную реакцию в других городах, а также панику и растерянность в частях Красной Армии на фронте.

Какие-то люди со знающим видом рассказывали, что восстание было подготовлено членами подпольной офицерской организации, именовавшейся «Добровольческая армия Московского района». Многие из них служили в качестве военных специалистов на высших командных и штабных должностях в Красной Армии, и имели множество сторонников во многих частях и военных учреждениях. Кроме того, организация через курьеров поддерживала тесные контакты со штабами Деникина и Колчака, и, скорее всего, дата начала выступления было согласована с ними.

Далее разговор среди собравшейся публики зашел о том, что необходимо захватить все вокзалы, чтобы красные не могли перебросить в столицу с фронта верные им войска. Кто-то добавил, что необходимо также блокировать Садовое кольцо, чтобы надежно изолировать центр от рабочих окраин, после чего судьба Кремля будет решена, а арест укрывшейся в нем всей большевистской верхушки, включая самого Ленина, нанесет смертельный удар по всей вертикали советской власти. Успех восстания в Москве должны были закрепить части Добровольческой армии, которые после занятия Курска и Орла теперь стремительно приближались к Туле.