Л. А. Давыдов из Ялты, 30 апреля 1980 г., киномеханик, «...поступил этот фильм в наш кинопрокат в 1979 г., и с тех пор он лежит там без применения... Мне фильм „Гараж“ не дали и сказали, что „он снят с экрана“, тогда я спросил: „кто его снял?“ Директор кинопроката объяснил, что пришло распоряжение с министерства. Тогда я попросил его показать это распоряжение, но он мне отказал...»
А. Вусатый, г.Черкассы, 4 февраля уже 1981 г. «Кинокомедия бьет в цель! И так, видно, бьет, что работники Областного управления кинофикации не выпустили ее на экраны... Я несколько раз обращался в письменной форме в управление кинофикации, даже в Госкино УССР, но это ничего не дало... Высылаю Вам ответ на одно из моих писем...» Тут же было приложено письмо А. Вусатому на бланке «Управления кинофикации Черкасского областного Совета народных депутатов» и за подписью начальника управления С.Ф.Костенко начертано следующее: «...выпуск „Гаража“ на экраны запрещен до особого указания Госкино УССР...»
И. А. Гольдис, 30 мая 1981 г., Киев (с момента выхода картины прошло уже полтора года).
«...Я уже не говорю о потерях государства оттого, что „Гараж“ не посмотрело два миллиона киевлян...»
И так далее, в том же духе. В одном послании очень трогательно и наивно требовали, чтобы я снял с работы секретаря Харьковского обкома за то, что там запретили «Гараж».
Я привел лишь сотую долю подобных писем. Кстати, уж попутно замечу, что не только украинцам не позволили увидеть мою картину. Вот письмо из Астрахани от М. Иноземцевой:
«...зав.отделом газеты „Волга“ Н. Куликова направила мое письмо в управление кинофикации. После чего я получила ответ: „...фильм „Гараж“ не был выпущен на экраны кинотеатров ввиду отсутствия его (!) в конторе кинопроката. Начальник управления кинофикации И. Казимирова, от 8 сентября 80 г.“
Видимых причин запрета фильма в Астрахани я не ведаю, а вот почему «Гараж» не демонстрировали в г. Иваново, узнал. Сначала было письмо группы студентов текстильного института:
«Но, к сожалению, в г. Иваново этот фильм не показывается. Говорят, и не будет. Якобы кто-то запретил...»
А потом в Иваново поехала со своими творческими вечерами Лия Ахеджакова, исполнительница одной из главных ролей в «Гараже». И там она выяснила: оказывается, отрицательный персонаж, которого играл В. Невинный, внешне очень похож на руководителя области. Этого было достаточно для запрета картины в Ивановской области. Картина пошла там только спустя шесть лет, когда двойника В. Невинного повысили и перевели в Москву. Хочется надеяться, что тут усердствовал не сам начальник, а его услужливые холуи...
Прошло около двух месяцев после моей злополучной киевской поездки. «Гараж» шел на экранах. В кинотеатрах стояли очереди, зрители принимали картину на «ура», пресса либо поносила фильм, либо в основном отмалчивалась. Я готовился к съемкам новой картины. И вдруг — звонок из Союза кинематографистов. Меня приглашал к себе один из секретарей Союза А. В. Караганов.
— Расскажите, что у вас произошло в Киеве? — попросил Александр Васильевич.
Я рассказал. А. В. Караганов слушал внимательно, как бы сверяя то, что я говорю, с тем, что он читал в украинских доносах. Потом он сказал:
— Мы тут получили сигнал с Украины о вашем выступлении и должны ответить, какие мы приняли меры.
Далее он применил формулировку, которая меня и восхитила и растрогала:
— Вы не будете возражать, если мы пригласим вас на заседание секретариата и сделаем вам какое-то внушение?
— Я не буду возражать, — улыбнулся я.
А еще через пару недель я получил повестку, призывающую меня прибыть на секретариат. Последним пунктом повестки дня числилось: «Разное», — там, видно, и должно было быть мое разбирательство. Когда повестка дня была исчерпана, Кулиджанов посмотрел на меня, потом обвел глазами присутствующих приглашенных. А их было человек пятьдесят: работники Бюро пропаганды, сотрудники аппарата Союза, представители творческих секций и киностудий. Кулиджанову, видно, не захотелось обсуждать мой вопрос публично, и он сказал:
— Попрошу всех секретарей подняться в мой кабинет, — и, взглянув на меня, добавил: — И тебя!..
Мы отправились на третий этаж в кулиджановский кабинет. Едва мы, нас было человек восемь, расселись, Кулиджанов произнес:
— Последний вопрос — поведение нашего товарища, режиссера Эльдара Рязанова в Киеве. Я тут получил бумагу. — Кулиджанов отпер сейф и принялся за поиски доноса. — Так вот в ней красноречиво расписано, что он там натворил...
— Что ты там такое натворил? — тихо спросил меня Алексей Баталов, сидящий рядом со мной.
Я в ответ неопределенно махнул рукой. Кулиджанов продолжал копаться в бумагах, но нужный документ никак не попадался. Все молча ждали. Среди присутствующих секретарей помню А. В. Караганова, Г. Б. Марьямова, И. В. Таланкина, В. Н. Соловьева, А. В. Баталова.
— Черт бы побрал эту бумагу, куда она задевалась? — пробормотал Лев Александрович.
— Так вы все и без нее знаете, — подсказал Г. Б. Марьямов.
— Что ты там учинил? — Баталов был заинтригован.
— Сейчас узнаешь! — шепнул я ему.
Кулиджанов сделал еще одну попытку, но шпаргалки из Киева так и не нашел. Тогда он махнул рукой и вернулся к столу.
— Без бумаги обойдемся. Так вот, Рязанов вел себя в Киеве недопустимо. И мы должны дать строгую оценку его безобразному поведению, — сказал Лева вяло и отписочно, явно не желая воскрешать подробности моей «киевской гастроли».
— По-моему, все в курсе того, как Рязанов выступил в Киеве. Это вызвало справедливое возмущение украинских товарищей. — Слова Кулиджанов говорил вроде бы резкие, но интонация была безучастной, равнодушной.
— Слушай, я ничего не знаю, — яростно прошептал Баталов. — Объясни мне, в чем дело.
— Я думаю, надо заслушать Рязанова, — усыпляющим голосом предложил первый секретарь Союза, заканчивая свою «обличительную» речь.
Я, конечно, подготовился к разбирательству и намеревался дать непримиримый отпор любым посягательствам на свою свободу и независимость. Но апатичное, не агрессивное по тоцу выступление Кулиджанова сбило всю мою боевитость. Я инстинктивно впал в его интонацию и неожиданно для себя ответил кратко и скучно: