От участи разбиться насмерть  спасла мгновенная реакция  и мастерство Канто.   Он не успел меня перехватить, опоздав буквально на долю секунды и... сиганул следом. Спустя годы, овладев техниками, я не видел в этом ничего волшебного,  но на тот момент в моём детском воображении Айгура Канто воспринимался мифическим божеством, с лёгкостью изменившим и отвергнувшим  существующие физические законы. Поймав меня в воздухе, учитель изменил траекторию падения,  превратив бесконтрольный полёт в прыжок.  Для этого ему хватило двух крошечных уступов в качестве опоры.  Сумев перегруппироваться на лету,  Канто взмыл обратно с грузом в руках, последние метры практически пробежав по отвесной стене. Не сразу близость смерти отступила, позволив осознать случившееся.  Рука наставника висела безжизненной плетью.  Возвращаясь назад, он заметно прихрамывал, припадая на правую ногу. И сообщил задумчиво, что  мне, дураку, повезло родиться под счастливой звездой. Боги смерти могущественны, но и они отступают перед духами удачи, и, вероятно, у меня очень много сильных покровителей.

Я похож на никому не нужный сорняк, что год за годом прокладывает себе дорогу к солнцу из могилы, вопреки логике. Это не укладывалось в его голове.  Тысячу раз я должен был умереть, но снова и снова оставался в живых. И вот он - один из тех глупцов, кто желал бы доказать истину, а вместо этого сам сиганул в пропасть, не думая о том, что, возможно... мы могли не выбраться.

- Проклятые боги, – сказал Канто. – Но ты держись их, Рем.

Вера в богов не помешала ему выдрать меня, сломав первую попавшуюся по дороге хворостину.

Два дня я обедал стоя, под смешки и ехидные реплики послушников, интересующихся: "Наверное, много учителю счастья привалило, раз он поделиться решил?"  Застать лучшего из наставников  врасплох и  нанести травму... Косвенность моего участия никого не волновала. Легендами я обрастал на ровном месте.

<center>***</center>

Статус раба ничуть не  мешал, а кое в чём и способствовал популярности.  Некоторые мне сочувствовали, полагая, что сироте плохо живётся, но, сравнивая свою долю с участью других детей, могу уверенно заявить:  мне жилось  гораздо лучше, чем им.

Меня не травили, не заставляли проходить через разные унизительные испытания  - как зачастую выпадало младшим послушникам и детям, взятым со стороны.   Взрослые не вмешивались, считая это хорошей практикой воспитания.   Я в этом отношении как сыр в масле катался.

Быстро смекнув,  что  красивая внешность – мощное оружие,  я бессовестно манипулировал окружающими и извлекал из этого всяческие выгоды.

Не раз случалось, что, отправляясь  за наказанием, я возвращался обратно обласканный, с полными карманами гостинцев, которыми щедро делился с окружающими, но за этим поступком стоял далеко не альтруизм, а тщательно просчитанная детская корысть. Сладости мы видели редко. Среди ребятни конфеты  считались сродни валюте. Соответственно, человек, способный  добыть вкусности, получал привилегии и по умолчанию считался неприкосновенным.

Старики-наставники, разумеется, всё видели, но дружно  вздыхали, соглашаясь, что ни одна рука не поднимется на маленького проныру, посланного в утешением им, старым лисам.

<center>***</center>

 Распорядитель  дневных бойцов мастер Дьюрандель - мрачный громила, известный свирепым нравом и страшным лицом - был пойман с поличным на месте преступления. Согнувшись в три погибели, верзила пытался запихать трёхлетнему малышу яблоко в карман, улыбаясь с блаженным видом.

Я был единственным светловолосым ребёнком в клане, ярко выделяясь на фоне остальных, но внимание приковывал совсем не внешностью. Стоило Дьюранделю увидеть смешно ковыляющего белобрысого карапуза, с упёртым видом тянущего за хвост кота, и великан был покорён.

Кот орал и царапался, малыш вопил в голос и продолжал тянуть, служанка кричала и пыталась расцепить  шипящего кота и воющего ребёнка. Госпожа Эвей  -  моя приёмная мать и хозяйка животного - ругала служанку, которая никак не могла это прекратить.  Дьюрандель пришёл на помощь, смело сунув ручищу в визжащий на два голоса клубок и вытащив из него главного виновника.

Деморализованный кот свинтил, служанка, стеная, подлетела к госпоже Эвей, показывая царапины, а великан решил познакомится поближе. И, как и все остальные взрослые, необратимо попал под очарование встопорщенного хохолка волос, васильковых глазёнок и расцарапанной мордашки. Я нисколько не испугался. Явив настоящее мужество, я тут же вцепился в чужой кинжал, пытаясь вытащить игрушку из ножен. Ножны были отцеплены смеющимся дядей и даны поиграть, а взятка в виде яблока благосклонно мною принята.

Впоследствии, напакостничав,  я всегда знал, куда убегать.  Повиснув на ноге великана, бесстрашно выглядывал из-под его коленки и даже показывал  язык, зная, что никто не рискнёт приблизиться. Дьюрандель от этого фокуса  балдел.  Детская любовь и доверие приятно грели его самолюбие.

Став постарше, я  регулярно выбегал встречать командира с заданий, чтобы, деловито пошарив по чужим карманам, найти что-нибудь полезное и отругать своего героя, если он ничего мне не принёс. У меня хватало нахальства и дерзости пинать воина в сапог, на что тот жмурился довольным котом и беззлобно смеялся. Подкидывал меня за шиворот одной рукой и усаживал на плечи. Послушники смотрели на это с благоговейным ужасом, а я,  обхватив Дьюранделя за голову, ехал с гордым видом, взирая на мир сверху вниз, похожий на распушившего пёрышки цыплёнка, который мнит себя боевым петухом. Взрослые посмеивались. До поры это их развлекало.

Шутка,  которую я проделал с  Айгурой Канто, и вовсе вошла в историю храма.

Как–то, пребывая в хорошем настроении (а наши наставники нередко собирались вместе выпить чаю под сенью раскидистых лабирнумов во дворе), мастер Канто сделал Дьюранделю шутливое замечание: мол, не стоит выделять детей, у них это рождает ложное чувство собственной значимости.

Великан, на чьей ноге я упорно вис, играя в лошадку, отмахнулся: дети его сами выделяют, а Айгуре  зависть покоя не даёт.

На что мастер Канто отозвался, что дети  -  тупые щенки,  дашь лакомство и сразу станешь хорошим дядей.

В доказательство он подсадил меня на согнутый локоть и, добродушно сюсюкая,  вручил конфету, потребовав взамен поцеловать себя в щёчку.

Дьюранделя я охотно облизывал по поводу и без. Рыбкой стукался губами,  издавая фыркающий звук, и весело смеялся, с визгом хлопая в ладоши.  Очевидно, игра казалось мне забавной. Дьюрандель тащился. Я не замечал его уродливых шрамов и слепого глаза. Зачехлённый топор за спиной, шар булавы на поясе и чёрная, перетянутая ремнями одежда с кучей карманов, полных занимательной всячины, делали гиганта одним из самых притягательных и красивых людей на свете.

Айгуру Канто чрезвычайно раздражала возня наставников со мной.  Он вёл занятия у старших, и  я к нему не попадал.  Отыграться на мне ради восстановления баланса справедливости мастер не мог, а из  второй наставницы, госпожи Сольвей -  поджарой  темноглазой играсийки с копной коротких курчавых волос - я  верёвки вил не хуже, чем из Дьюранделя. Передавать своего лапочку Ремчика она никому не собиралась, и весело посоветовала Канто завести себе собственную игрушку, а не зариться на чужие.