– А не западло ему «белым» торговать?

– Старый вопрос. Какой западло, когда такие бабки? Кроме того, ты Малюту хорошо знаешь?

– Еще как.

– И что такой падле может западло быть?

– Действительно, – не мог не согласиться я.

– Малюта сейчас бизнес свой раскручивает. И тут у него конкуренты появились. Главный – таджик.

– Какой таджик?

– Моджахед.

– Абдуламон Муртазов?

– А ты еще серьезных таджиков знаешь? Так что жди, когда эти две змеи друг в друга зубами вцепятся.

– Н-да, – я цокнул языком.

Информация к размышлению была. Правда, что с ней делать? Увидим.

– Чего у вас на автоответчике в кабинете? – сурово сдвинул брови Романов.

Кабинет у Романова крошечный. На стене за его спиной плакат с гербом России – двуглавым орлом. Деталь символическая. Наш ОБНОН так и прозвали – «дом Романовых». «Ты откуда?» – спрашивают меня. «Из дома Романовых», – отвечаю я. И всем все становится ясно.

– А чего? – недоуменно спросил я.

– «Вы позвонили в ОБНОН. А вам это надо?» И это на отдельском автоответчике. Кто придумал? – Романов нахмурился еще больше. Невысокий, щуплый, он чем-то походил на артиста Никулина, то есть на горького пьяницу, хотя тут его внешность не соответствует внутреннему содержанию. Пьет Романов мало и разборчиво.

– Кто-то придумал, – пожал я плечами.

– Во-во. Из УБНОНа министерства позвонил полковник. И услышал.

– Досадно.

– Вообще весь кабинет у вас обклеен черт-те чем – какие-то идиотские плакаты, цитаты. Зачем на стену конверт прилепили «Для взяток»?

– Это ребята в фильме «Улицы разбитых фонарей» высмотрели.

– И что это значит?

– А что?

– Из подсознания вырывается? Взяток хочется, да?

– Ну а кому с такой зарплатой не хочется? – снова пожал я плечами.

– Хотите на здоровье. Лишь бы не брали… Терентий, надо порядок в кабинете наводить. Серьезнее пора становиться. Не школьники уже.

– Верно, – согласился я. – Это не школа. Это – детский сад.

– А, – обреченно махнул рукой Романов. – На. Прилепишь на видном месте.

– Где взял? – спросил я.

– Купил, – улыбнулся Романов.

«Перечень выражений, запрещенных в кабинете начальника:

– Первый раз слышу.

– Звонил – не дозвонился.

– Искал, но не нашел.

– Заходил, но вас не было.

– Это было до меня.

– А я думал…

– А я докладывал.

– Наверное, команда не прошла.

– А мне никто не говорил.

– А почему я?

– Не слышал.

– Не знаю.

– Не передавали.

– Хотел как лучше.

– Я хотел, но не получилось.

– Я хотел доложить, но вас не было.

– Я сказал, а он не сделал.

– Меня в то время не было, кажется, болел (был в отпуске).

Начальник отдела».

Эту штуковину я тут же, согласно приказу, прилепил в нашем кабинете рядом с «Листком гнева», на котором нарисован взбешенный слон и написано:

«В случае припадка ярости скомкать и швырнуть на пол».

– Это чего за настенная агитация? – заинтересовался Арнольд, слегка опухший после того, как вчера «карнавалил» – то есть бухал до потери пульса со следовательшами и операми из Центрального РУВД. Кажется, не было в милиции тех, с кем бы он не гудел.

– Распоряжение начальника, – многозначительно произнес я.

– Ну вот. А Машу с «Уралмаша» отодрали, – обиделся Арнольд.

Маша с «Уралмаша» – это голая девка с плаката «Плейбоя», которую месяц назад с утра пораньше налепил Арнольд на стену, а через полчаса кабинеты обходил начальник РУВД – человек старорежимной закалки. Это надо было видеть. Тогда и изрек начальник классическую фразу, притом явно не его, говорят, она ходила еще в Советской армии:

– Что это за шлюха?! Отодрать и выбросить!

…Арнольд начал внимательно изучать новую бумаженцию.

Трахх, бах – грохот. В кабинет, открыв головой дверь, влетел Рок и упал на пол под ноги Арнольду. Тот ткнул его ногой и спросил:

– С верблюда свалился, дегенерат?

– Споткнулся. – Агент Рок встал как ни в чем не бывало, отряхнулся. И торжественно объявил: – Я всю ночь думал. И решился. Возьмите меня в агенты!

Опять начиналась старая песня о главном.

– Шустрый, – хмыкнул Арнольд. – Электровеником тебе работать с такими замашками.

– Я же с вами работаю. Барыг сдаю. Я на кон свою репутацию поставил!

– Ах, репутацию, – кивнул Асеев. – Да, в мире воротил крупного бизнеса репутация – главное.

– На меня уже косятся. А может, – он шмыгнул носом, потом приосанился, – может, меня убьют.

– И тебя наградят, – поддакнул я. – Посмертно.

Но Рок иронии не почуял. И «Бриллиантовую руку», которую я процитировал, он если и смотрел, то давно забыл. Его голова полна другим – наркоточками, рецептами на колеса, варкой «винта» и, главное, ожиданием того мига, когда вгонит в вену наркотик.

– Ну так возьмете? – проскулил Рок.

– Утро вечера мудренее, – заметил я. – Ты только просишь. А кто такую честь заслуживать будет?

– А чего? Я еще адреса барыг надыбал, – Рок вытащил записную книжку и начал листать.

Затренькал телефон. Арнольд взял трубку.

– Кто? – спросил он. – А почем?.. Когда?.. Ладно, решим. Перезвони. – Он повесил трубку. И сказал: – Рок, пока ты нам мозги трешь, тут народ звонит, головы барыг на блюде принести обещает. Конкуренция, понимаешь.

– И сколько денег на закупку требует? – деловито осведомился Рок.

– Сто баксов, – бросил Арнольд.

– Что?! – истошно завопил Рок. – За сто баксов можно пять точек накрыть!

Я смотрю на Рока с пониманием. Мне где-то даже его жаль, хотя Дядя Ася, например, считает, что жалеть наркомана можно лишь от очень широкой души или от великой наивности.

Року до смерти хочется уколоться. Он еле живой и готов продать кого угодно. Та доза, которая ему досталась после налета на квартиру Вороны, давно уже растворилась в крови. Скоро будет ломка. Скоро мир для Рока станет враждебным и захочется умереть. Говорят, когда ломка у героинщиков доходит до определенной стадии, у них возникает полное ощущение, что мясо отслаивается от костей.

– Поехали, – закричал Рок. – Я барыгу знаю. Он мне доверяет. В дом пустит. Кому не доверяет, тем по дворам скидывает! А меня пустит. Меня все знают! Рок в авторитете!

– А ты, вообще, где три дня был? – Вдруг, будто только увидев, глянул на Рока Арнольд. – Ты, дегенерат, обещал еще позавчера отзвониться!

– На вас работал, – гордо выпрямился Рок. – Точки искал. Удочку закинул. Скоро такой улов будет!

– Ну, ты крутой, – с уважением произнес Асеев.

– Пока еще не крутой. Вот оружие подойдет – буду крутым.

– Так звони своему барыге, крутой! – гаркнул Асеев. – Только треск от тебя идет, как от трансформатора испорченного. А дела нет…

Рок поднял трубку и начал названивать по адресам. На третий звонок ему откликнулись, и он важно начал вещать:

– Валера, что ты мне трындишь? «Чеки» «чеками», а граммы граммами. Возьму десять граммов на реализацию… Что, нет? А когда будет?.. Быстрее, Валера. Быстрее доставай. А то кого получше найду. – Повесив трубку, заявил: – И здесь облом.

– Рок, ты мне надоел, – Арнольд дал ему подзатыльник.

– Во, – Рок поднял руку. – Знаю хазу, где «винт» варят. – Глаза его мечтательно закатились. – Хороший «винт». Ядреный. Неделю назад им вбахался. До сих пор отойти не могу.

Он набрал номер.

– Ерики-маморики. И ее нет!

– Ладно, остынь, – сказал я. Рок с облегчением положил трубку и взглядом преданной дворовой собаки, проспавшей ночного вора, уставился на меня. – Ты насчет порченого героина узнал?

– Узнал, – кивнул деловито Рок.

– И что узнал?

– От него еще три наркома кони бросили. Два на Старогрязевской. И один в поселке Экскаваторный.

– Ха, – с уважением произнес я. Информация у Рока была точная. Наркоманы от передозировки, от полной утери здоровья, от изъеденной печени, да от отказывающего сердца, да от излохматившейся в тряпье нервной системы мрут как мухи каждый день. Но когда у одного за другим морда черная, да пасть открыта во всю ширь, как у демократа на митинге, да еще причина смерти с трудом устанавливается – тут уже прослеживается система. Это – порченый героин. Действительно, таковых за последние дни было три.