В деле публициста «Отечественных записок» Н.Ф. Анненского формальных оснований полицейское дознание не обнаружило, как не обнаружило их и в деле известного книгоиздателя Ф.Ф. Павленкова: имелись лишь доносы о «содействии их антиправительственному движению» . Однако по приказу Лорис-Меликова они отправлялись в Сибирь как «политически неблагонадежные»306.
В хронике арестов народовольческой газеты 1880 г. мелькают имена профессоров, адвокатов, присяжных поверенных, студентов. Аресты и высылки стали не столь массовыми, как в 1879 г., но не иссякали, продолжая возбуждать общество случавшейся необоснованностью. Инакомыслие, а не противозаконный поступок для властей считалось мотивом изоляции от общества, несмотря на призыв начальника Верховной распорядительной комиссии различать в карательной политике разные степени неблагонадежности.
Лорис-Меликов неоднократно заявлял о своей решимости не допускать послаблений, «не останавливаться ни перед какими строгими мерами для наказания преступных действий», и слова у него не расходились с делом. Не останавливался диктатор и перед вынесением смертных приговоров, хотя и знал, что они подрывают его образ «спасителя России» и веру в его правление как «диктатуры сердца». С санкции диктатора уже в начале его правления были казнены упоминавшийся И. Млодецкий, студент И.И. Розовский (обвинявшийся в распространении революционных прокламаций), унтер-офицер М.П. Лозинский (за вооруженное сопротивление при аресте)307. А счет казням в период «диктатуры сердца» этим только открывался. Но, признавая насильственные меры неотъемлемой частью борьбы с революционным движением, Лорис-Меликов не раз уже давал понять, что справиться с ним только репрессиями невозможно: необходимо устранить причины, его порождающие.
* * *
Для Лорис-Меликова слова о поддержке обществом его деятельности как условии ее успеха в «восстановлении потрясенного порядка» не были простым агитационным приемом, выражая его истинное понимание возможности выхода из кризиса. Вооруженный нажитым военным и административным опытом, он, как это уже бывало прежде, ищет контактов с обществом, стремится глубже постичь его настроения и стремления, запросы и нужды в центре и на местах. Михаил Тариелович — политик публичный, посещающий не только дворцовые приемы, рауты и балы, аристократические салоны, но устанавливающий связи в среде либеральной профессуры, в литературных и журналистских кругах. Он интересуется мнением о создавшейся в стране ситуации представителей самых разных политических на-
^
правлений. У него довольно тесные контакты с консерваторами (К.П. Победоносцевым, В.П. Мещерским, П.А. Черевиным, А.С. Маковым, С.С. Перфильевым), и множатся его связи в либеральной среде: к нему тянутся идеологи либерализма (К.Д. Кавелин, Б.Н. Чичерин) и славянофильства (А.И. Кошелев и И.С. Аксаков). Скоро он сталкивается с тем, что и в правительственных кругах многие задумываются об уступках обществу. Ощутив настрой диктатора на преобразования, все спешат сообщить ему свое понимание перспектив развития, свои предложения о мерах по выходу из кризиса. И здесь, как в планах и проектах, поступавших в Верховную распорядительную комиссию от сторонников разных политических направлений, Лорис-Меликов ощущает некую общность. Все они — от предусматривавших чисто ритуальные перемены во властных структурах до предлагавших законосовещательные представительства, ориентированные на западные образцы или отечественные* исторические традиции, — так или иначе свидетельствовали, что некоторая часть русского общества не желает более мириться с отстранением от управления и требует своей доли участия в нем. Аргументированно и четко это было высказано в записке «О внутреннем состоянии России», поданной Лорис-Меликову 20 марта 1880 г. за более чем 20 подписями общественных деятелей (С.А. Муромцев, В.Ю. Скалой, А.И. Чупров и др.). Здесь прямо говорилось о неправильной внутренней политике, отчуждающей общество от решения важных государственных проблем. Между тем тяжелое финансовое положение, продовольственные затруднения, начинающийся экономический застой не могут быть устранены только усилиями правительства, заявляли авторы записки. Необходимо, по их мнению, возвратиться к политике начала 60-х гг., привлекая к преобразовательной деятельности все здоровые силы страны308.
Лорис-Меликов весьма внимателен к общественным настроениям и запросам, которые постигает и по прессе. Он вызывает к себе для неформальных бесед редакторов и издателей столичных газет и журналов, объясняя свою позицию и ожидая поддержки. В.П. Мещерский рассказывает, что бывало, губернаторы и даже министры ожидали в приемной Лорис-Меликова, пока оттуда выйдет кто-либо из «либералов печати»309. При всех преувеличениях, характерных для этого антагониста диктатора, необычность поведения Лорис-Меликова для имперского политика схвачена князем верно. Особенно тесно связан диктатор с ведущей либеральной газетой «Голос».
Судя по воспоминаниям В.П. Мещерского, в консервативных кругах «Голос» называли органом Лорис-Меликова. Сам князь после первой серьезной беседы с Лорис-Меликовым сделал вывод, что тот понимает диктатуру «по передовым из газеты «Голос»310. По словам М.Н. Каткова, Лорис-Меликов и К0 — тот же фельетон «Голоса», тот же подъем мысли и тот же государственный смысл, что у этих стрекулистов»311. В литературе «Голос» определяют как «собственный орган печати» Лорис-Меликова, его официоз, а также характеризуют отношения графа с редакцией как «союзнические»312. Стоит все же оговориться, что на роль официоза диктатора могли претендовать многие либеральные издания в пору его правления («Порядок», «Молва», «Страна», «Земство», «Русские ведомости»): они поддерживали его политический курс, пропагандировали его действия, и конечно же ощущали себя его союзниками. Тесные связи наладились у диктатора с «Новым временем»: в газете А.С. Суворина работал брат правителя канцелярии графа — К.А. Скальковский. С «Голосом» у Михаила Та-риеловича были лишь более близкие, доверительные отношения: в редакции состояли «свои» люди. С ее редактором В.А. Бильбасовым, зятем издателя «Голоса» А.А. Краевского, он был знаком с 1879 г., а в 1880 г. стал регулярно встречаться. Среди публицистов «Голоса» был К.А. Бебутов — выходец из знакомой по слркбе на Кавказе семьи армянских князей. Ведущий публицист «Голоса» профессор европейского и русского государственного права А.Д. Градовский, по сути, становится при Лорис-Меликове постоянным консультантом, а иногда и пишет на порученные ему графом темы313. Из дневника профессора Н.А. Любимова, редактора «Русского вестника», А.С. Суворин приводит запись о Лорис-Меликове, который якобы «спрашивал у Скаль-ковского об английском устройстве, чтоб не показаться невеждой перед Градовским (А.Д.). Допытывал, кто в Англии назначает министров — парламент или королева». Запись сопровождалась ремаркой Любимова: «И эти люди, эти невежды, хотели сочинить конституцию для России»314. Несомненно, на новом поприще Лорис-Меликову порой не хватало знаний. Хотя стоит заметить, что он вовсе не выделялся в этом смысле среди других государственных деятелей, как и членов правящей династии, отнюдь не превосходивших Михаила Та-риеловича познаниями в области государственного права. Важно, что сам Лорис-Меликов, как, в частности, свидетельствовал А.Ф. Кони315 316, сознавал этот свой недостаток и стремился его преодолеть, что было не всегда характерно для лиц, облеченных властью.
Лорис-Меликов тянулся к людям образованным, черпая из общения с ними недостающие ему сведения в области государственного права и управления. С этим связано и его внимание к либеральной прессе. Из нее он черпал не только нужные сведения, но и информацию о положении в стране, которое весной 1880 г. было тревожным. Либеральную публицистику диктатор активно использовал для проведения своих идей, снабжая нужной информацией. Он отлично постиг «своеобразное влияние» периодической печати в России, «не подходящее под условия Западной Европы, где пресса является лишь выразительницей общественного мнения, тогда как у нас она влияет на само его формирование»317. Поборником свободы печати диктатор не был и, как всякий представитель власти, считал нркным для нее «надлежащее руководство». Но цензурные препоны с приходом Лорис-Меликова на верховный пост были ослаблены, хотя законодательно не оформлены.
