Профессор взмахнул в поклоне прямыми, как солома, волосами, давая понять, что разговор окончен и поискал глазами, чем бы промочить горло.

Яков, без злого умысла, подсунул ему банку с лягушкой, которую продолжал держать в лапах.

Ученый муж, вновь самоуглубившись, рассеянно принял посудину и машинально высадил до дна, захрустев косточками квакушки. Проглотив последний жевок «деликатеса», он опомнился и, побледнев, накинулся на ассистентку.

— Что вы заспиртовали, коллега!? Я же просил вести каталог только по речным земноводным! При чем здесь жабы?… На бородавчатых у меня — аллергия! — Профессор шепелявил, брызгал слюной, сжимал и разжимал кисти худосочных рук. — Уволю! Специально создаете невыносимые условия труда, суете палки в колеса! Нет, я опупеваю, дорогая моя редакция!..

Профессор разбушевался и, не обращая внимания на посторонних, крушил то, что не успел смести взрыв.

Ассистентка, интуитивно признав в Якове близкого «оно», спряталась за спиной черта и посматривала на ручные часики.

— Не обращайте внимания, — прошептала дева. — Ежедневная пятиминутка: перехлест биотоков. Сейчас настроится на лирическую волну.

И действительно, через каких-то пять-десять минут ученый угомонился.

— Итак, на чем я остановился? Ах, да! Земноводные, пресноводные… Тритоны, жерлянки… К Вашему сведению, очень питательны мексиканские жабы. Кому-то по душе…

— Знал я одну жабу бутербродную, — сплюнул Яков.

Владимир Иванович почувствовал, что его сейчас вырвет. Перед глазами, вильнув плавником, опять промелькнула какая-то тень, напоминающая акулу. Волосы ассистентки превратились в колышащиеся водоросли, а ноги — в переливающий чешуей русалочий хвост. Жутко подвывая: — У-у-у, уда-ался экспериме-ент, — она поплыла кругами по лаборатории. Русалка приблизилась к Ахенэеву и, всасывая ухо в рот, доверительно сообщила:

— Не ку-ушай жа-абов, импоте-ентом ста-анешь!

Владимира Ивановича вырвало и он окончательно потерял сознание. Яков тоже, затейливо проскакав на одном копыте, хлопнулся рядом с боссом. ЛСД сработал повторно.

Ассистентка, испуганная внезапным обмороком гостей, торопливо плеснула на ватку нашатыря и принялась приводить их в чувство. Но старания девы оказались безуспешными: отключившиеся репортеры лишь конвульсивно подергивались и не желали возвращаться в загробный мир.

— Коллега, к чему этот нафталин, срочно возьмите анализ крови и мы определим истинную причину внезапного криза. Подозреваю отравление!..

Ассистентка послушно выбрала шприцем по нескольку кубиков крови у Якова и Ахенэева.

Профессор тут же прирос к микроскопу и застыл над окуляром.

— Коллега!! — Он чуть не свалился с кресла. — Да они же — наркоманы! Срочно вызывайте вершащую правосудие тройку. Ишь, пачкуны, в корреспондентов переквалифицировались. Ну да, у нас в шестом круге не балуй! Аккредитованные… Враз дескридитируем, а осудят по-быстренькому, как заведено, так на молекулы, субчиков и раскидаем! Как раз на исходе запасы ДНК. Разложим, как миленьких… Уж коли из алкоголиков и хулиганов пока ничего путного не выходит, глядишь, из этих любителей концентрированного допинга спортсменов удастся вывести. Вот и новая стадия эксперимента: нет худа без добра… — Профессор, видя замешательство девы, приказным тоном добавил. — Ср-рочно — тройку! Пока не очнулись.

Ассистентка с сожалением поглядела на хорошо сложенного черта, но ослушаться не посмела и крутнула телефонный диск.

Тройка не заставила себя ждать. Три тучные, холеные, самодовольные лысые личности, одетые в мантии и камилавки с порога констатировали.

— Симулянты. Тем хуже для них… — Один из троицы окрутил лежащих пластом по рукам и ногам обрывками проводов, переступил через них и осведомился:

— Обрисуйте общее положение вещей.

Профессор поведал.

— Коллеги! В мою лабораторию неизвестно каким путем проникли два наркомана. Назвались журналистами. А затем — шмякнулись в обморок. Не исключена возможность умышленной инсценировки с целью получения секретных данных… Поэтому, коллеги, ускорьте процесс, это в Ваших силах. А свершится приговор; из них — я в этом почти уверен — выйдет первосортный материал для опытов. Только, маленькая просьбочка, — пусть этих самозванцев через гильотину пропустят. Для облегчения творческого процесса. А уж я — расстараюсь! Вот, взгляните, какая восхитительная формулка вырисовывается при эксперименте с сырцом. Профессор приплясывал от нетерпения вокруг бесчувственных Владимира Ивановича и черта. Со стороны могло показаться, что исполняется какой-то обрядный танец. Патлатому профессору не хватало лишь бубна. «Шаман» подскочил к вмурованной в стену черной доске и начал крючкотворствовать: выводить длинный ряд букв, символов и цифр.

— Пошло-поехало! — Второй судейский не был настроен на изучение заумных каракулей и, обратившись к старшему из тройки, предложил:

— Этого мэтра придется охладить. Старший утвердительно кивнул.

— Профессор! — Второй попридержал бегающую по доске руку с мелом. — Бросьте вы, к чертям собачим, этот мел. Берите ручку и пишите по всей форме письмо-донос. Или объяснить, как это делается? Практики, наверняка, не занимать. Вспомните…

— Нет-нет-нет! Извините, отвлекся.

— Тогда пишите все, что было и чего не было. Это облегчит нашу работу. А Вы, — он обратился к ассистентке, — приведите в чувство невменяемых. Для последнего слова.

Профессор присел за стол, положил чистый лист бумаги, на котором появились строчки.

— Довожу до Вашего сведения, что во вверенном мне учреждении…

— А может не надо? Они хорошие, особенно вот этот — хвостатенький… — Слабо пыталась защитить, почти приговоренных, дева.

Однако ее душевный порыв остался без внимания, завис в воздухе. И ассистентка, глотая слезы, принялась тормошить «наркоманов».

Усилия девы не пропали даром: первым пришел в себя Яков. Разодрав глаза, он пялился по сторонам, пытаясь вспомнить, в какую передрягу они влипли, что с ними произошло на этот раз.

Владимир Иванович все еще витал в облаках, грезил Эльвирочкой и мечтательно улыбался.

До черта, наконец, дошло, что дело пахнет керосином: спеленатый, как младенец, он напружинился, стараясь освободить лапы и бешено зарычал:

— В чем дело?

Тройка молча переглянулась.

— Вы хоть понимаете, с кем связались? На чью свободу покушаетесь? Да я из Вас такое сотворю…

Главный из тройки отбрил холодным взглядом Якова, но вслух произнес:

— Да-да. Успокойтесь, подследственный. Мы в курсе, что Вы — Наполеон Бонапарт, а ваш сообщник — фараон Тутанхамон. А теперь — слушайте. Быстренько, чистосердечно, как на духу, выкладывайте! Откуда получили наркотики? С кем связаны? Имена сообщников в НИИ ПСИНиА? Ловите момент. Чистосердечные признания нами будут учтены… Да, где вы умудрились приобрести фирменную одежду? Наши кадры, в шестом, так не ходят.

— А как ходят ваши кадры? — Яков, несмотря на сложносочлененное состояние своих конечностей, чувства хамоватого юмора не терпел.

Но подковырка не произвела ожидаемого эффекта.

Профессор эпистолярно отмучился, и передал сдобренную убийственными аргументами стряпню главному.

Тот, скорее ради проформы, бегло ознакомился и, попеняв ученому мужу за неточность в терминологии, внешне безразлично распорядился:

— На основе этой «телеги» составьте обвинительное заключение, а я пока выясню некоторые детали. Кстати, почему так долго не приходит в себя второй? Неужели в Вашей лаборатории не имеется сильнодействующих средств?

Ахенэев действительно не желал сбрасывать обволакивающую тело истому, расставаться с любимой Эльвирочкой и присутствовать на собственном процессе.

— Сейчас я его, хряка, электрошоком! Враз оживет! — Алхимик было начал присоединять провода к генератору высокой частоты, как именно в этот момент Ахенэев вынырнул из ласковых вод грез и погрузился в суровую действительность. Правда, действительность воспринималась в несколько искаженном виде. В его мозгу тяжело поворачивалась и покусывала, сказанная кем-то из окружающих непонятная фраза-слово: