Алексеев-Самойленко взял портфель и прошел к выходу из самолета. Сошел по трапу на горячий асфальт. Поморщился, провел рукой по лицу. Жара-а.

На пункте милицейского спецконтроля он получил табельный пистолет «Макарова», который на время рейса, как положено, сдал экипажу самолета — находиться с пистолетом в салоне запрещено даже подполковнику ГУОПа. У выхода из аэропорта, как всегда, толпились извозчики.

— До города? Хозяин, договоримся? — разбитной «жучок» подскочил к Алексееву.

— Хозяев в семнадцатом вывели, — привычно ответил Алексеев.

— А сегодня снова народились.

— Сколько хочешь?

— Считайте задаром.

Названная сумма показалась Алексееву вполне приемлемой.

— Седлай своего ишака.

— Ишака, скажете… Ласточка, — «жучок» кивнул на ухоженную белую «шестерку».

Алексеев сел на переднее сиденье, положил портфель на колени. Машина неторопливо вырулила на шоссе и, набирая скорость, понеслась в сторону Ростова.

— Как жизнь в Ростове-папе? — завязал привычный треп Алексеев.

— Как везде — погано. «Черные» замучили. А Москва давить их не дает. А то мы бы им показали шариат.

— Жив казацкий боевой дух?

— «Черные» скоро наши ядерные бомбы воровать начнут. Вон, по телеку показывали, как их охраняют. Рванут парочку… Не, порядка в государстве не видать. Конец нам.

— Так и конец?

— Гадом буду — каюк. Москва с чеченами управиться не может, так хоть бы американцы войска к нам ввели, пока «черные» тут всех не повзрывали.

— Американцы, — усмехнулся Алексеев, закрыл глаза. Он устал. Трое суток практически без сна, если не считать часа дремоты в самолете. Ничего, не впервой, бывало и похуже. Он задремал. Шофер искоса поглядывал на своего пассажира и пытался определить, кто перед ним. За годы неспокойной «жучковой» суеты он стал неплохим психологом и обычно чувствовал, от кого можно ждать опасности, кто готов накинуть тебе в тихом месте удавку, чтобы забрать машину, кто способен не заплатить, кто просто лох, с которого грех не состричь лишние баксы. На сей раз он решил, что этот клиент — работник средней руки из какой-нибудь фирмы — в меру денежный, в меру продувной и безопасный, как червяк. Вон, дремлет после полета и улыбка наивная на лице… Не знал «жучок», что такое настоящий хищник. Хоть и жил в бандитском районе и с детства насмотрелся на воров, бандитов и убийц, но даже представить себе не мог, что существуют смерть-машины такого типа, потому и обманулся нарочитым миролюбием пассажира. Водитель не подозревал, что этот человек ощущает опасность каждой частичкой своего тела и в любой миг способен превратиться в боевую машину.

“Жигули» завернули на стоянку около больницы «скорой помощи». Алексеев протянул деньги. «Жучок» одобрительно крякнул и осведомился:

— Подождать?

— Не стоит, — Алексеев вылез из салона и направился к больнице.

Вход стерегли двое дюжих охранников в зеленой форме. Алексеев предъявил милицейское удостоверение, и двери распахнулись. Он направился к заведующему реанимационным отделением — здоровенному детине в синем халате. Тот был сильно озлоблен. Его только что отшили с заявкой на необходимые медикаменты и на замену изношенного оборудования, он не знал, как теперь будет спасать людей.

— Ну? — он хмуро сдвинул брови, разглядывая непрошеного визитера.

Алексеев продемонстрировал удостоверение.

— Мне нужно поговорить с Асланом Хамидовым.

— Невозможно. А то у Хамидова скоро другие собеседники будут. Ангелы небесные.

— Так плохо?

— Да.

Заведующий отхлебнул черного чая из мензурки.

— А что вы хотите? Три пули в жизненно важные органы. Чудо, что он вообще жив. Очень сильный организм. Ваши коллеги уже пытались говорить с ним. Я не могу пустить к нему.

— Он обязан был дождаться, — сказал Алексеев.

— Чего дождаться? — подозрительно уставился на него заведующий.

— Меня. Он ждал меня, доктор. И вы должны меня пустить. Он жил ради этого.

Завотделением зло сверкнул глазами.

— Исключено.

— Это очень важно. Вы не представляете насколько.

— А, — завотделением махнул рукой. — Делайте, что хотите… Только не больше трех минут. И не волнуйте его.

Вскоре Алексеев в белом халате сидел около кровати в одноместной палате. На постели лежал опутанный проводами Аслан — сильный, отчаянный человек. Человек с большой буквы. Алексеев вздохнул. Сколько их связывает с Асланом — отличным, верным другом, майором госбезопасности, бывшим старшим оперуполномоченным УКГБ по республике Чечня. Аслан, как и Алексеев, был тоже из хищников. Он — истинный тигр. Вся жизнь его в последние годы состояла из побед над смертью. Но сейчас он уже не мог мечтать о победе — только о непродолжительной отсрочке.

Осунувшееся бледное лицо Аслана отливало зеленью, грудь не вздымалась. Алексееву показалось, что друг уже умер. Но веки Аслана дрогнули. Глаза открылись. В них он увидел прежнее упрямство, смешанное с нечеловеческой болью.

— Ты пришел, Коля.

— Я пришел, Аслан.

— Они достали меня… Я уложил двоих, но они достали… Я не успел отомстить, Коля… «Серые волки»… Они не волки вовсе… Они шакалы…

— Да, Аслан, — Алексеев взял своего друга за шершавую сухую, недавно еще сильную, а теперь беспомощную руку.

— Ты помнишь Керима?

— Еще бы.

Он помнил его. Один из первых митингов вооруженных сепаратистов. Москве нужно было бросить перчатку, которую, как тогда понимали горцы, никто не поднимет. Разъяренная толпа жаждала крови и нашла свою жертву — майора КГБ. Его тут же расстреляли. Но перед этим продемонстрировали перед телекамерой. И выражение обреченности на его лице облетело всю Россию. Керим был другом Аслана. Одним из тех, за кого тот не успел отомстить.

— Достали меня… А еще скольких, Коля… Они залили мою Родину кровью. Я ненавижу их, грязных подонков. Они прокляты Аллахом. Жалко, я не могу достать их. Я ухожу. Не успел.

— Выживешь, Аслан.

— Нет. Я не умер потому, что ждал тебя. Ты — мой друг. Мусса — враг. Убил сестру. Убил брата. Они шакалы и кидаются со спины. Они не дерутся лицом к лицу… Не мужчины…

— Да, Аслан.

— Теперь информация. Я ждал, чтобы передать тебе. От моего старого источника… Мусса прибывает в Москву

— Что?!

— С ним будут восемь его дворняжек — самые зубастые, самые подлые…

— В пасть ко льву.

— Москва — лев? Москва — старая собака, не способная сомкнуть челюсти.

— Зато у нас зубы острые.

— У тебя — да… Они что-то готовят. Теперь слушай, запоминай…

Аслан засипел, слабо закашлялся. Он стал еще бледнее, закрыл глаза. Алексеев подался вперед, но Аслан шевельнул рукой.

— Все в порядке.

Затем, прерывисто дыша, начал выдавать фамилии, легенды, маршруты движения, документы прикрытия террористов. Его источник был близок к самой верхушке организации, на которую работал Мусса.

Алексеев кивал. Ему сдавали одного из самых отпетых бандитов, у которого руки по локоть в русской крови.

Аслан замолчал.

— Все? — спросил Алексеев.

— Да…

Из Аслана будто выкачали последний воздух. Он расслабился, закрыл глаза.

— Спасибо, Аслан. Что я могу для тебя сделать?

— У меня не осталось близких. Мусса и его шакалы убили их… Он — мой кровник. Обещай, что отомстишь за меня.

— Обещаю.

— Я верю тебе.

Аслан приподнял руку. Алексеев пожал ее. Пальцы Аслана сомкнулись с неожиданной силой. Потом рука упала на простыню. Затренькал прибор на тумбочке. Забегали медсестры.

— Выйдите! — прикрикнул завотделением на Алексеева и склонился над телом. Но он уже ничем не мог помочь.

Алексеев вышел из палаты. Сглотнул вставший в горле комок… Побоку переживания! Считать потери будем потом. Сейчас нужно поторапливаться. Времена настают — успевай поворачиваться.

Жаров увидел движение в приборе ночного видения. Колыхнулась масса камышей. Палец привычно лег на спусковой крючок.

— Приготовиться, — произнес майор Жаров. — Они пошли в атаку.