Маршал Мюрат встретил его, щедро предоставил ему все необходимое, как того требовало состояние несчастного, приказал усадить в повозку с одним из своих адъютантов, который получил приказ постоянно охранять его пикетами французских кавалеристов и, не останавливаясь, днем и ночью двигаться к Байонне, настолько он опасался, что толпа может опять ополчиться против Годоя!.. Сам же Годой, узнав меня среди офицеров штаба, пожал мне руку и горячо поблагодарил за то, что я сделал для него в Пинто. Ему хотелось, чтобы я сопровождал его до Байонны. Я с удовольствием выполнил бы это поручение, но, как я уже говорил, нештатным адъютантам не поручают легких дел. В результате принц Мюрат доверил сопровождение одному из своих постоянных адъютантов, а я тут же вновь получил очень опасное задание.
В это время старые государи приближались к Байонне. 20 апреля они уже были там. Наполеон устроил им королевский прием, выслал навстречу свою гвардию и двор: войска выстроились по обе стороны прохода, были произведены приветственные артиллерийские залпы. Император проводил короля и королеву до особняка, приготовленного для этих бывших государей Испании, затем их сопроводили на обед в замок Марак, где они наконец встретились со своим дорогим Мануэлем Годо-ем, с которым их разлучил мятеж в Аранхуэсе. Во время этого трогательного свидания Фердинанд VII, пришедший приветствовать своего отца, был встречен Карлом IV с негодованием. Если бы они не находились во дворце императора, отец и вовсе прогнал бы его.
На следующий же день после прибытия в Байонну Карл IV узнал о планах Наполеона, но не выразил, казалось, никакого сопротивления — королева и князь Мира убедили его, что, поскольку теперь он не может больше править Испанией, следует принять то положение, которое император предлагает ему во Франции. Это даст двойное преимущество: он сможет спокойно провести остаток своих дней, а Фердинанд будет наказан за безобразное поведение. Так рассуждала плохая мать, лишая всех своих детей прав на корону и передавая их в руки семье Наполеона.
В то время как в Байонне происходили эти важные события, принц Мюрат, оставшись временно главным в Мадриде, опубликовал протест
Карла IV и убрал из всех вышедших актов имя Фердинанда VII. Эти действия вызвали большое недовольство народа и грандов. Все стали волноваться, узнав, что происходит в Байонне: новости поступали от секретных эмиссаров, переодетых крестьянами и посланных друзьями Фердинанда VII. Вокруг нас в Мадриде собиралась гроза, которая вскоре и разразилась вот по какому случаю.
Карл IV, королева, Фердинанд и его брат дон Карлос находились в Байонне. В Испании из королевской семьи остались только бывшая королева Этрурии, ее сын, старый инфант дон Антонио, и самый младший сын короля Карла IV дон Франсиско де Паоло, которому было тогда только 12—13 лет. Мюрат получил приказ прислать в Байонну всех этих Бурбонов. Королева Этрурии и инфант дон Антонио заявили, что они готовы удалиться из Испании. Юный дон Франсиско, будучи несовершеннолетним, находился под опекой хунты, которая, видя, что постепенно удаляют всех принцев королевского дома, воспротивилась отъезду ребенка. Народное волнение достигло высшей точки, и днем 1 мая на главных улицах Мадрида, особенно на большой площади Пуэрто-дель-Солъ в центре города, собрались огромные толпы людей. Нескольким нашим эскадронам удалось, однако, их рассеять. Но утром 2 мая, когда принцы уже должны были садиться в экипажи, из королевского дворца вышли слуги и стали рассказывать, что юный дон Франсиско горько плачет, цепляется за мебель и заявляет, что он родился в Испании и не хочет покидать свою страну... Легко понять, какой эффект произвели на этот гордый и свободный народ таким образом выраженные чувства королевского ребенка, ставшего в отсутствие его двух братьев надеждой нации!..
В одно мгновение толпа вооружается и безжалостно начинает убивать всех французов, которые оказались в городе поодиночке!.. Надо было предупредить наши войска, но они стояли за городом, и добраться туда было очень трудно.
Как только я услышал первые выстрелы, я поспешил на свой пост к маршалу Мюрату, особняк которого находился рядом с моей квартирой. Я сел на лошадь и собирался уже выехать, когда мой хозяин, уважаемый советник при дворе Вест-Индии, показал мне, что на улице было около трех десятков вооруженных людей, встречи с которыми я никак не смог бы избежать. Когда же я ответил этому достойному человеку, что честь офицера требует пренебречь опасностью и быть рядом с моим начальником, он посоветовал мне выйти пешком, сам провел меня через сад к калитке и вывел обходным путем к заднему входу особняка Мюрата. Этого уважаемого человека, которому я, вероятнее всего, обязан жизнью, звали дон Антонио Эрнандес, и я никогда его не забуду.
Штаб я застал в страшном смятении, так как, хотя при Мюрате находилось только два батальона и несколько эскадронов, он был полон решимости подавить мятеж. Все седлали лошадей. Я же был в отчаянии, потому что оказался пешим. Но вскоре начальник штаба генерал Бель-яр приказал выслать пикеты гренадеров, чтобы отбросить испанских стрелков, уже занимавших подступы к дворцу. Я вызвался провести один из их отрядов через улицу, на которой находился дом дона Эрнандеса. Как только я смог до него добраться, я взял свою лошадь и присоединился к принцу Мюрату, который как раз выезжал из ворот своей квартиры.
Для штабного офицера нет более опасного задания, чем доставлять приказы войскам, когда в стране или городе полыхает восстание, потому что он часто может оказаться среди врагов совершенно один, его легко убить, и он не всегда может себя защитить. Как только Мюрат выехал из дворца, он разослал офицеров во все лагеря вокруг Мадрида с приказом предупредить о мятеже и ввести в город войска одновременно через все городские ворота. Кавалерия Императорской гвардии и дивизия драгун стояли лагерем в Буэн Ретиро, ближе всего к штабу, но дорога туда была самой опасной, так как по пути надо было пересечь две самые большие улицы — Алькала и Сан-Херонимо, — где на всех перекрестках засели испанские стрелки. Само собой разумеется, что такое трудное задание командующий не поручил своим собственным адъютантам. Его получил я и тут же пустил рысью свою лошадь.
Едва я удалился метров на двести от штаба, как был встречен ружейными выстрелами. Но мятеж только начинался, огонь был еще не очень силен, тем более что стрелявшие из окон люди были торговцами или рабочими, не очень хорошо владеющими оружием. Но когда под одним из сопровождавших меня драгун убили лошадь, испанцы вышли из домов, чтобы добить беднягу. Обрушив на мятежников удары своих сабель, мы уложили человек двенадцать, остальные разбежались. Отбитому драгуну пришлось бежать рядом с одним из его товарищей, держа его за руку, пока мы не добрались наконец до аванпостов нашей кавалерии.
Защищая драгуна, я получил удар стилетом, пробивший рукав моего доломана, двое из моих сопровождающих были легко ранены. У меня был приказ привести кавалерию к центру мятежа — площади Пуэрто-дель-Соль. Солдаты перешли на галоп. Гвардейские эскадроны под командованием известного смельчака Домениля двигались во главе колонн, сразу за мамлюками.
Мятеж за это время расширился, в нас стреляли почти изо всех окон, особенно из дома герцога Ихара, во всех проемах которого засели хорошие стрелки. Мы потеряли много людей, среди них и наводящего ужас Мустафу, бравого мамлюка, который при Аустерлице чуть не поразил русского Великого князя Константина. Товарищи Мустафы поклялись отомстить за него, но останавливаться было нельзя, и наша кавалерия продолжала скакать под градом пуль до самой площади. Там мы нашли принца Мюрата, сражающегося с огромной плотной толпой вооруженных людей, среди которых было несколько тысяч испанских солдат с пушками, стреляющими по французам картечью.
Когда прибыли мамлюки, которых испанцы очень боялись, сопротивление длилось еще некоторое время, но турки наводили страх даже на самых смелых! Врезавшись в гущу толпы, мамлюки в один миг снесли своими кривыми саблями сотню голов и проложили путь гвардейским егерям и драгунам, принявшимся яростно рубить мятежников. Вытесненные с площади испанцы надеялись отступить по многочисленным улицам, отходящим от площади, но их остановили другие колонны французских солдат, по приказу Мюрата двигавшиеся к площади с разных сторон. В других кварталах тоже произошли столкновения, но сражение на площади было главным и определило нашу победу. У восставших было 12—15 сотен убитых и много раненых, и их потери были бы еще больше, если бы принц Мюрат не прекратил огонь.
