Во время своих маршей и передвижений в обратном направлении, которые Багратион предпринимал, чтобы уйти от Даву, он застиг врасплох бригаду французской кавалерии под командованием генерала Бор-десуля и полностью лишил ее 3-го полка конных егерей, которым командовал мой друг Сен-Марс.

Захват корпуса Багратиона имел бы громадное значение для Наполеона, поэтому гнев императора против короля Жерома, давшего Багратиону ускользнуть, был ужасен! Он приказал ему немедленно покшгуть армию и вернуться в Вестфалию. Эта строгая, но необходимая мера произвела на армию впечатление, крайне неблагоприятное для короля Жерома. Однако был ли он виноват больше других? Первая его вина состояла в том, что, как он считал, его достоинство монарха не позволяло ему получать указания от простого маршала. Но император слишком хорошо знал, что этот молодой человек в своей жизни не командовал ни единым батальоном. Так, может, и Наполеон должен был упрекать себя за то, что доверил ему с самого начала армию в 60 тысяч человек, к тому же в столь серьезных обстоятельствах? Короля Жерома заменил генерал Жюно, который тоже очень быстро совершил непоправимую ошибку.

В этот период русский император послал к Наполеону одного из своих министров, графа Балашова. Этот парламентер застал французского императора еще в Вильно. Цель этой встречи не стала хорошо известна. Кое-кто подумал, что речь шла о перемирии, но эти слухи были опровергнуты весьма быстро отъездом г-на Балашова. Вскоре стало известно, что английская партия, пользовавшаяся огромным влиянием при российском дворе и в русской армии, огорченная миссией г-на Балашова и опасаясь, как бы император Александр не дал себя толкнуть на переговоры с Наполеоном, во весь голос потребовала, чтобы русский император покинул армию и возвратился в Петербург. Александр согласился с этим желанием, но пожелал увезти также своего брата Константина. Предоставленные самим себе и подстрекаемые англичанином Вильсоном, русские генералы думали только о том, чтобы придать войне варварский характер, который смог бы ужаснуть французов. Генералы приказали своим войскам оставлять за собой пустыню, сжигая жилища и все, что они не могли забрать с собой!

В то время как из центра Вильно Наполеон руководил различными корпусами своей армии, 15 июля к реке Двине вышли колонны, которыми командовали Мюрат, Ней, Монбрен, Нансути и Удино. Последний, видимо, не очень хорошо понявший приказы Наполеона, совершил какой-то невероятный марш-бросок, спустившись вдоль по левому берегу Двины, в то время как по ее противоположному берегу навстречу ему двигались корпуса Витгенштейна, и вышел перед городом Дюнабургом¹⁰⁰. Этот старинный город был плохо укреплен, и Удино рассчитывал захватить мост, чтобы перейти на правый берег и атаковать хвост колонны Витгенштейна. Но, уходя из Дюнабурга, тот оставил в городе большой гарнизон и многочисленную артиллерию. Как обычно, мой полк двигался в авангарде, которым в тот день лично руководил маршал Удино.

Дюнабург расположен на правом берегу. Мы подошли по левому, обороняемому значительным укреплением. Оно служит «тет-де-поном» (предмостным укреплением), расположенным между мостом и передовой позицией неприятеля на берег)' реки, которая в этом месте очень широка. В четверти лье от укрепления, не имевшего пушек, по утверждению Удино, я обнаружил русский батальон, чей левый фланг опирался на реку, а фронт укрывался за дощатыми постройками покинутого лагеря. При таком расположении неприятеля с ним было очень трудно войти в соприкосновение. Однако маршал приказал мне атаковать врага.

Оставив на усмотрение офицеров заботу вести эскадроны в промежутки между сараями, я дал сигнал атаки.

Но едва полк выдвинулся вперед под градом пуль русских пехотинцев, как артиллерия, существование которой маршал отрицал, начала яростно стрелять с укреплений, от которых мы находились так близко, что гранаты пролетали у нас над головами, не успевая разорваться. Одно из редких ядер пробило дом рыбака и попало в ногу одного из моих самых смелых трубачей, трубившего в этот момент около меня сигнал атаки. Я потерял здесь многих моих людей.

Удино совершил серьезную ошибку, атакуя неприятеля, закрепившегося между бараками и защищавшегося огнем из пушек и ружей. Надеясь выбить с позиции вражеских пехотинцев, маршал послал против них батальон португальцев, шедший впереди нашей кавалерии. Но эти иностранцы, бывшие военнопленные, которых завербовали в армию во Франции, отчасти вопреки их желанию, повели себя очень трусливо, и мы все время оставались под огнем. Видя, что Удино храбро держится под вражескими пулями, но не отдает никаких приказаний, я понял, что если так будет продолжаться еще несколько минут, мой полк будет разбит. Поэтому я приказал своим егерям рассеяться и предпринял против русских пехотинцев «фуражирскую» атаку¹⁰¹, двойным преимуществом которой является то, что она заставляет противника разбежаться и прекратить огонь артиллерии, поскольку канониры больше не осмеливались стрелять из боязни задеть собственных стрелков, смешавшихся с французами. Под сабельными ударами моих кавалеристов защитники лагеря в самом большом беспорядке бежали к «тет-де-пону». Но гарнизон, которому было поручено защищать укрепление, состоял из солдат-новобранцев. Они, боясь, что мы ворвемся внутрь, преследуя бегущих, поспешно закрыли ворота. Это помешало беглецам броситься к понтонному мосту, чтобы переправиться на другой берег и найти укрытие в самом городе Дюнабурге.

На этом мосту не было перил, понтоны шатались, река была широкой и глубокой, и я видел гарнизон укрепления, пытающийся закрыть ворота! Идти еще дальше вперед показалось мне безумием. Тогда, думая, что полк сделал уже достаточно, я остановил его, как вдруг появился маршал, крича: «Доблестные воины 23-го полка, сражайтесь, как при Вилькомире, перейдите через мост, взломайте ворота и захватите город!» Напрасно генерал Лорансе хотел заставить Удино понять трудности, которые здесь были неизмеримо большими, и то, что кавалерийский полк не может атаковать укрепление, как бы плохо оно ни охранялось, если для доступа к нему требуется строем по двое переправиться по понтонному мосту, маршал заупрямился, говоря: «Они воспользуются беспорядком и страхом, царящими среди врагов!» Потом он повторил мне приказ идти на город. Я повиновался. Но едва я оказался на первом пролете моста вместе с первым взводом, как гарнизон Дюнабур-га, которому удалось закрыть ворота укреплений, выходящих на реку, появился над валом и принялся оттуда обстреливать нас!

Наш рассыпной строй не позволял этим неопытным вражеским солдатам стрелять эффективно, поэтому наши потери оказались меньшими, чем я ожидал. Но, услышав, что из укрепления в нас стреляют, защитники «тет-де-пона», оправившись от испуга, занялись тем же. Видя, что 23-й полк оказался таким образом меж двух огней при вступлении на шатающийся мост, двигаться по которому вперед не было никакой возможности, маршал Удино послал мне приказ отступить. Большие промежутки между отделениями позволили всадникам развернуться по одному без особого беспорядка. Однако два человека и две лошади упали в реку и утонули. Чтобы вновь оказаться на левом берегу, нам пришлось снова пройти перед «тет-де-поном», и мы опять подверглись сильному огню, который, к счастью, вели неумелые стрелки, потому что, если бы мы имели дело с более опытными, хорошо натренированными в стрельбе солдатами, мой полк был бы полностью уничтожен.

Этот неудачный бой, начатый столь неосторожно, обошелся мне примерно в тридцать убитых и множество раненых. Все надеялись, что маршал, по крайней мере, учтет этот неудачный опыт, тем более что, как я уже говорил, инструкции императора не предписывали ему захватывать Дюнабург. Однако сразу по прибытии кавалерийских полков Удино приказал опять атаковать «тет-де-пон», где неприятель имел время усилить гарнизон батальоном гренадеров. Поэтому наши части были отброшены со значительно большими потерями, чем те, какие испытал 23-й полк. Узнав об этой напрасной попытке, император отругал за нее маршала Удино.