Гигантское темное небесное тело плыло сквозь непроглядную черноту. Оно почти не отражало света от далекого солнца, но поблескивало зловеще и смутно и с неспешной периодичностью сердцебиения волнообразно пульсировало низким кармазинно-красным излучением, что раздражающе действовало на подсознание Ньёрда, даже пройдя через механизмы корабля и будучи обработано кибербиотами. С завороженным отвращением Ньёрд глядел на мерцающий, вибрирующий шар.

Вокруг непристойно сплюснутой планеты кружило целое семейство небесных тел меньшего размера: сами по себе, по-видимому, тусклые и безжизненные, но наклонно подсвеченные зловещим тоном планеты-родителя.

— Юггот… — Тихий шепот Шри Гомати резко вывел Ньёрда из задумчивости. — Юггот… — И снова: — Юггот!

— Это еще что такое? — огрызнулся Ньёрд.

— Юггот, — повторила Шри Гомати.

Мужчина раздраженно зашипел, не сводя глаз с гигантского пульсирующего небесного тела, что во внешних датчиках «Хонсу» казалось еще огромнее, и с семейства спутников, которые сами вели себя как точь-в-точь как игрушечные планеты на орбите вокруг раскаленного ядра миниатюрного солнца.

— Великий мир — Юггот, — промурлыкала Шри Гомати. — А Нитон и Заман — миры малые; есть еще кружащаяся пара — вон, видишь, видишь! — Тог и его близнец Ток с нечистым озером, где плещутся раздутые шогготы.

— Ты не знаешь, что это еще за бред? — осведомился Ньёрд у Шотена Бинаякья, но Шотен лишь покачал андрогинной шелковисто-блестящей головой: серебристые глаза замерцали, органические губы раздвинулись, за ними блеснули верхний и нижний монодонты из нержавеющей стали.

Дистанционные датчики «Хонсу» уже собрали достаточно информации; теперь кибербиоты корабля рассчитывали и упрощали данные, составляя выборки характеристик новой планетной группы. Шотен поднял телескопический киберимплант и указал на мерцающий экран, по которому сверху вниз медленно бежали строки.

— Видите, — зажурчал неопределенный, синтезированный голос, — масса у планеты гигантская. Превосходит Юпитер в два раза. А Землю — так в шестьсот раз! И сплюснута она еще больше, чем Юпитер, — что у нас там с вращением? — Шотен помолчал, выжидая, пока на экран выползут новые строки информации. — Период вращения у нее еще короче, чем у Юпитера. А скорость вращения поверхности должна быть… — Он умолк, послал запрос в нейрокибернетическую сеть корабля и усмехнулся: ответ высветился на экране.

— Вы только представьте себе, каково это — отдыхать на поверхности этой планеты, одновременно вращаясь со скоростью восемьдесят тысяч километров в час!

Ньёрд Фрейр поднялся с кушетки. Наименее киборгизированный из всех троих, он сохранил три из своих изначальных органических конечностей. Он развернулся, хватаясь за поручни, чтобы не упасть, продел автоматизированную руку сквозь две опоры — и принялся яростно жестикулировать, переводя взгляд от Шотена к Шри Гомати.

— С экрана читать мы все горазды. Я спрашивал, что за чушь несет эта евразийская стерва!

— Ну право, солнышко, — неопределенно проворковал Шотен Бинаякья.

Мерцающие серебряные глаза Шри Гомати в кои-то веки не были полностью экранированы: они неотрывно смотрели куда-то вдаль. Ее руки — одна оснащенная целым набором научных и механических приспособлений, вторая с множеством вживленных в нее гибких хрящевидных органов, в равной степени пригодных и для технических операций, и для эротических забав, — затрепетали, запорхали у самого ее лица. Говорила она, обращаясь не то к себе, не то к какому-то отсутствующему, незримому существу, чем к Ньёрду Фрейру или Шотену Бинаякья. Казалось, она программирует целую партию кибербиотических мозгов, заполонивших электронные сети корабля.

— Пятнадцатого марта две тысячи триста тридцать седьмого года, стандартное земное время, — мурлыкала она. — Ему бы понравилось. Ему приятно было бы знать, что о нем помнят. Что в свое время он был прав. Но как он проведал? Просто-напросто догадался? Или общался с сущностями извне? С созданиями из странного, сумеречного мира за пределами звездной бездны, из этой тусклой и призрачной земли теней?.. Ты вот уже четыреста лет как мертв, Говард, — покоишься ли ты в древней земле и по сей день? Уж не воскресил ли какой-нибудь современный Карвен твой прах, сиречь основные соли?

— Безумие! — воскликнул Ньёрд Фрейр. Органической рукой он ударил Гомати по лицу: ладонь отскочила от твердой кости и еще более твердого металла, внедренного в плоть.

Ее мерцающие глаза вспыхнули, она отпрянула, извернулась, обожгла его негодующим взглядом. Между ними словно замкнулась электрическая цепь: губы у обоих напряженно подергивались, немые лица исказились враждебностью. Помимо этого, ни один и пальцем не пошевелил.

Недвижную напряженность разрушило лишь властное вмешательство Шотена Бинаякья:

— Пока вы тут ссоритесь, милые, я велел кибербиотам вычертить нашу орбиту в новой системе.

— В системе Юггота, — повторила Гомати.

— Как скажешь.

На долю секунды экран данных покрылся абстрактными кляксами, а затем заполнился мерцающими диаграммами новой системы: в самом центре возникла сплюснутая у полюсов планета с ее шероховатым поверхностным рельефом; маленькие каменистые луны стремительно вращались вокруг нее.

— Мы можем приземлиться только единожды, — проворковал Шотен. — Надо тщательно выбрать точку касания. Последующие экспедиции смогут изучить планету подробнее. Но если мы ошибемся с выбором, от этого Юггота, — он саркастически передразнил название Гомати для огромной планеты, — миры, чего доброго, откажутся навеки. — Шотен самоутверждающе закивал кибернетически модифицированной головой и синтезированным голосом повторил: — Да, навеки.

Азиатско-Тихоокеанская Сфера Взаимного Процветания продолжала эволюционировать. Вне всякого сомнения, то был центр мирового могущества, экономического развития и политического руководства. А еще — гигантская держава, вобравшая в себя континенты и океаны, включая десятки огромных городов и миллиарды жителей.

Главным ее городом был Пекин. Вторичными административными центрами стали Лхаса, Бомбей, Мандалай, Кесон-Сити, Аделаида, Крайстчерч, Санта-Ана.

Первый великий вождь Сферы, Во Тран Куок превратился в фигуру легендарного масштаба спустя какие-то сто лет после смерти. Научные школы спорили о том, кем же он являлся на самом деле. Несмотря на имя, вьетнамцем он не был. Это установили доподлинно. Одна группа ученых утверждала, что он — маори. Другая — что айну. Третья доказывала, что в действительности он женщина-бенгалка, которая стала жертвой насилия в ходе войны за независимость в Бангладеш и впредь выдавала себя за мужчину (или, возможно, подверглась операции по смене пола, включая пересадку пениса и яичек, пожертвованных безвозмездными донорами).

Как бы то ни было, но Во Тран Куок умер.

После его смерти началась борьба за власть. Из тех, кто претендовал наместо покойного вождя, одни делали это исключительно из личных амбиций. Другие — во имя идейной убежденности. Великий идеологический диспут 2137 года был посвящен проблеме интерпретации древнего политического афоризма.

Древний политический афоризм звучал так: «Как все сущее в мире обладает двойственной природой, вот так же двойственна природа империализма и всех реакционеров: они — тигры настоящие и одновременно — „бумажные тигры“».[6]

В то время как политические идеологи в Пекине спорили о значении и смысле этого политического утверждения, из ниоткуда возникла новая сила — с центром в таинственном городе Ангкор-Ват в глубине джунглей древней Камбоджи. Эта новая сила утвердила в мире феминистский орден. Ее лидер, по примеру Во Тран Куока, взяла себе имя мифического героя из иной, не своей культуры.

Она провозгласила Новую Кхмерскую Империю, что протянулась от Уральских до Скалистых гор.