Он задумался, продолжая курить, потом произнес:

– Ты хочешь превратить мое занятие в коммерческое предприятие?

– Конечно! А как еще? – недоуменно переспросила она.

– То есть, ты хочешь, чтобы я писал и делал на этом деньги?

Длинная пауза повисла в комнате, потом Галя произнесла:

– Ты уже сделал это – они лежат перед тобой на столе.

– Это случайность, но не самоцель! – настаивал он.

– Любую случайность можно превратить в закономерность или ты что-то имеешь против? – говорила она мягко и разумно. Мягко, потому что знала его характер, и не хотела обострять разговор. И все-таки он не выдержал:

– Нет, милая, нет! Этого не будет! Или я пишу и серьезно делаю это или занимаюсь «остальным». Есть вещи несовместимые! Так, как хочешь ты, не получится!

– Почему? – спокойно спросила она.

– Если ты делаешь это ради денег, ничего существенного не напишешь!

– А как же Бальзак или твой любимый Дали? Они стремились заработать как можно больше. Я недавно смотрела передачу. Дали даже называли мистер Доллар. Но он гений! Или ты изменил свое мнение о нем? – разумно продолжала она.

– Я не помню, чтобы Бальзак заработал сумасшедшие деньги, скорее наоборот, всю жизнь считал долги… Дали? Да, он стал очень богат, но, скорее всего, это заслуга Галы. Пойми, имея такой стимул, никогда не сделаешь ничего достойного, – это закон! Такой стимул по своей сути порочен. Посмотри, что сегодня творят «мастера» на экранах и в литературе, в театрах, в кино. Можно сойти с ума! Суррогат, дешевый заменитель, хот-дог! Я не хочу этого, мне это не интересно.

После этой тирады замолчал, уставившись в окно. Долгая пауза зависла в комнате.

– Ты говоришь, Гала? – твердо сказала Галя, спустя какое-то время. – Значит, я и буду твоей Галой, а ты сиди и твори…. писатель. Остальное – не твоя забота, – и добавила: – Разделим обязанности, устраивает?

– Если тебе это интересно,… – задумался он, – конечно,… почему бы и нет.

– На том и порешили, – примирительно произнесла она, подведя черту, а глаза ее загорелись незнакомым огнем. Потом спросила:

– А чего, собственно, хочешь ты? Написать и положить в стол?

– Нет, Галя, конечно же, нет… Хочу, чтобы меня читали…

– Но тебя не будут читать, пока ты не станешь известным писателем. Это и есть закон! Ты сам это понимаешь?

Она была убедительна, и он не нашел, что возразить:

– Да, наверное,… пожалуй, ты права…, это замкнутый круг… Что мы сделаем с деньгами? – уже спокойнее спросил он.

– Вложим в тебя, то есть, в новый бренд под названием Леонидов! Кстати, ты не хочешь взять псевдоним, а то как-то?…

– Нет, пока останусь Леонидовым, – возразил он, – меня не стесняет моя фамилия…

– Как знаешь, – согласилась она, а он, задумавшись, добавил: – Послушай пару минут, хочу тебе кое-что прочитать.

– Конечно, послушаю, Леонидов, еще как послушаю, теперь я слушаю только тебя, – серьезно ответила она.

Он внимательно на нее посмотрел и начал читать:

«Клейзмер снова посмотрел в окно. Канарейки не было. Взглянул на экран компьютера. Там письма, как маленькие муравьи, двигались по плоской поверхности. Но самое ужасное, они уже спрыгивали и начинали расползаться по комнате. По его комнате! Они были крохотные и безобидные, но их было очень много, и все вместе они напоминали огромный рыжий ковер, который шевелился, потревоженный звонками в дверь и телефона. Дверь начинала деформироваться. Она прочно висела на старых, ржавых, добротных петлях, но теперь изгибалась, шевелясь лохмотьями металла и дерева после каждого звонка, изворачивалась, словно ее щекотали или кусали эти муравьи. Но рук она не имела, и нестерпимый зуд заставлял делать немыслимые движения. Это был мягкий сосуд, наполненный жидкостью, который колыхался в воздухе, меняя цвет и размер, но пока еще прикрывал надувшимся телом дверной проем. Телефон был похож на маленькую разъяренную крысу. Она сотрясала черным носом, на котором держалась трубка, пытаясь сбросить ее. Сбросить и заставить замолчать. Но тогда был риск, что из трубки тоже поползут муравьи или вырвется рой диких ос, от которых уже не избавишься. Клейзмер почувствовал, что его гонят из собственной жизни. И во всем этом хаосе оставалось незыблемым только одно письмо – то самое, которое он дочитал до конца. Оно горделиво, по-хозяйски, заполняло весь экран:

– Вам присуждается премия за доказательство теоремы… миллион… миллион долларов… миллион… миллион…

Окно было раскрыто. Как захотелось шагнуть в него, сделать шаг, потом еще и еще, идти так по спокойной гладкой поверхности, оставляя под собой тротуары и дороги, мигающие светофоры и дома…. его дом… А над головой солнце. А дальше можно свернуть куда угодно, куда захочешь! И он знал эту дорогу! Он вычислил ее! А теорема? Просто она попалась ему на пути, и он легко, мимоходом, пнул ее, как мячик, случайно оказавшийся под ногами, и доказал, как само собой разумеющееся. За что ему дают этот миллион? Нужен ли он ему, и что он будет с ним делать? Интересно – много ли это? Он мысленно прочертил дорожку от экрана компьютера в сторону окна. Потом еще и еще. И теперь зеленые маленькие купюры стелились перед глазами. Они чертили в воздухе крохотную зеленую тропинку, которая стелилась над городом по прямой, предлагая по ней пойти. Шаг и еще, сотня другая. Там внизу улицы и площади, люди, ничего не видящие, собаки, в испуге задирающие морды. А над головой бесконечное небо и солнце, а ты по узкой тропинке идешь по прямой. Как просто и скучно, как хочется сделать шаг в сторону и раствориться в этом удивительном пространстве, перешагнуть его, изогнуться, ступить куда-то еще. Но твоя тропинка крохотная и зеленая, ты выбрал ее, значит, должен идти, не оглядываясь. Забыть обо всем доказанном, еще непознанном, и только шагать.

Вдруг посмотрел вдаль. Тропинка обрывалась. Эта прямая лента зеленого цвета заканчивалась, а за ней пропасть, и ты уже легко соскакиваешь с крохотной зеленой линии, падая вниз. И головой, и носом, и телом трехмерным прилипаешь к дороге, превращаясь в кровавую кляксу, в собственную тень, в след. А на краю зеленой тропинки сидит та самая канарейка, которая звала за собой. Но она вспорхнет и улетит, а ты грохнешься носом вниз.

Не интересно! – вздрогнул он. – Скучно! Глупо! Стоило ли того?

Клейзмер подошел к компьютеру, стер письмо, остальные тоже, поднял и сразу же повесил трубку телефона, дверной звонок сам понял все и замолчал, а диктор с экрана огромными губами теперь рассказывала совсем другие новости. В окно светило солнце, в комнате стало просторно, уютно и хорошо. Снова появился объем, тени и следы исчезли, муравьи и осы, сидящие в черном телефоне, тоже, тропинка провалилась, пролилась зеленым дождем. А заботливый ветер подхватил ее и унес, схоронив подальше отсюда в зеленом могильнике, чтобы не пачкала все вокруг, не сорила, не гадила своими зелеными купюрами. Он успокоился, с удовольствием подошел к окну, где солнце беззаботно светило, улыбаясь ему, а мир стал великим, многомерным и полным жизни. И мир этот снова принадлежал ему».

– Он сумасшедший? – произнесла Галя.

Леонидов немного помолчал, подбирая нужные слова.

– Я хотел, чтобы ты кое-что поняла. Если мы что-нибудь теперь делаем вместе, ты должна быть на моей стороне, а тропинка эта не должна быть тупиковой…. Ты должна быть со мной! Договорились?

– Договорились. Да, Леонидов, конечно, я буду с тобой. Я постараюсь понять тебя. Только…

– Что?

– Ничего. Ты тоже будь со мной, тогда все получится. Хорошо?

– Только не буду тенью или следом, ладно?

– Да… Да… Конечно… Хорошо…

– Ну, что, – уже весело спросил он. – Начнем наш год?

– Начнем, – воскликнула она, с удовольствием на него посмотрев.

– И, вообще, Леонидов…. возвращайся…

Она странно на него взглянула, и он даже смутился.

– Я никуда не уходил, – возразил он, – я рядом.

– Да, рядом. Но очень далеко… В соседней комнате. Такое расстояние иногда бывает бесконечным, непреодолимым. Впрочем, мы вместе куда-то уходили…