Доминик потребовал подробностей, ему нравились Майкины рассказы. Мытьё посуды прошло без сучка и задоринки, ничего не пригорело, не засохло и не прилипло, а мужу нравились лёгкие и конкретные занятия, когда результат виден сразу, и он мог чувствовать себя образцовым супругом: жена готовит, муж моет посуду…

— Между нами, я бы предпочла посудомоечную машину, — вздохнула Майка, выходя из кухни. — Претензий меньше и не требует моей компании. Вот бы вы ещё не рвали на каждом шагу штаны и ботинки и не вырастали в таком темпе из одёжек…

— Ну, не все вырастают, — беззаботно заметил Доминик. — Опять же посудомоечная машина не питает к тебе нежных чувств…

Раздался звонок телефона. Майка усаживалась за компьютер. Доминик был ближе и снял трубку:

— Да, слушаю!

Пристраивая поудобнее на рабочем месте свой чай, Майка взглянула на мужа. Без всякой конкретной причины, просто любила на него глядеть. Тот какое-то время слушал, а затем Майка с изумлением увидела, как краска заливает его лицо, а ей прекрасно было известно, что так муж реагирует, когда злится. Нет, злость — слишком слабое слово. Ярость. Гнев. Бешенство. Что его могло так взвинтить?

— Нет, — ответил Доминик крайне резко и твёрдо. — Это должно быть готово к двенадцати.

И бросил трубку. Осторожно бросил, чтобы не нанести аппарату никакого ущерба, а затем посмотрел на сидящую за компьютером Майку. Краснота быстро сходила с его лица.

— Вот было бы здорово, — сказал с сожалением Доминик, — если бы все так относились к работе, как моя жена. И единственным человеком, кто иначе бы относился к работе, чем все, была бы моя жена.

— А ты? — вырвалось у Майки.

— Что я?

— Если бы мой муж относился к работе, как все…

Доминик несказанно изумился:

— Плевал? Подводил? Косячил? Делал левой задней ногой?

— Да боже упаси… Нет. Получал за неё деньги.

К немалому её удивлению, Доминик не возмутился, не возразил и не обиделся. Только тяжко вздохнул:

— Вот именно. Может, я всё-таки обдумаю то предложение…

— Какое предложение?

— Пока об этом рано говорить, да и не очень-то мне хочется, но я подумываю об одной дополнительной подработке. Ну, за деньги. Очень мне это не по душе, чувствую, будто я продаюсь, впрочем, сама знаешь.

Майке стоило невероятного труда сдержаться. Знала, ещё как знала! Залив приличным глотком чая бушевавший внутри вулкан, она постаралась выдавить из себя максимум сарказма, на который была способна.

— И радуйся, счастье моё, что есть у тебя жена, которая обожает работать, а как охотно продаётся — ни в сказке сказать, ни пером описать, и представь себе, за самое заурядное бабло. Это тебя звонок так расстроил по службе или как?

Доминик сразу помрачнел:

— По службе. Идиотские отмазки, а мне нужны все распечатки на совещание у руководителя проекта. Терпеть не могу таких вещей.

— Проблемы?

— Проблемы. Не будем о них сейчас говорить.

Не будем, так не будем. Майке тоже не особо хотелось. Она угадала. Доминик переживал из-за служебных неурядиц, а если в придачу на горизонте замаячила сверхурочная, да к тому же хорошо оплачиваемая халтура, то ему было от чего расстраиваться. Отказаться, значило подвести людей, потому что работа явно планировалась коллективная. Обломил бы своим чистоплюйством весь фарт Юреку и Стефану. А согласиться? Кошмар. Обязательства, сроки, расписанное под завязку время…

Майка похвалила себя за догадливость.

И совсем не обратила внимания на его удивительную молчаливость вплоть до позднего вечера, а что битый час уже торчит в ванной, заметила только тогда, когда самой туда понадобилось. Муж освободил место общего пользования без малейшего протеста, зато категорически потребовал, чтобы жена прекратила валять дурака и ложилась спать, как все нормальные люди. Так твёрдо стоял на своём, что Майка сдалась, покинула рабочее место необычно рано, за пару минут до полуночи, и даже весьма охотно поддалась урагану супружеских чувств. А что в них больше было огня, чем нежности, так таинственному стрессу Доминика требовалась разрядка, и пожалуйста, для того жена и существует.

Атмосфера тем временем сгущалась. Доминик возвращался домой поздно, раздражённый и злой. А также усталый. Это мгновенно отразилось на детях, поскольку папа перестал укладывать их спать. Обычно Доминик появлялся, когда дети уже спали, а значит, от них последовали неизбежные вопросы.

За ответом Майка в карман не полезла:

— Я вам скажу, только упаси вас бог, говорить с ним на эту тему.

— Почему? — немедленно спросила Кристинка.

— Ещё больше огорчится. Они втроём, пан Стефан, пан Юрек и ваш папа, получили очень большой и важный заказ и должны выполнить его в срок.

— За бабло? — вырвалось у Томека — В смысле за деньги?

— Слава богу, да За деньги. Вашему папе это ужасно не нравится, свою работу он любит, но хочет её делать как ему удобно, сам всё решать…

— Когда вдохновение? — прервала понятливая Кристинка.

— Вот именно. По вдохновению. А тут совсем другое дело. Во-первых, их трое, и вдохновение могут испытывать не синхронно, а во-вторых, жёсткие сроки, после них работу перенимают другие специалисты, которые ждать не будут. Выходит, надо напрягаться, а ваш папа напряга терпеть не может, потому и нервничает, а работы жутко много, вот он и приходит поздно. Нужно набраться терпения и переждать, ну, как дождь или пробку на дороге.

Специалистов Майка добавила от себя по ходу дела. Для пущей убедительности. Вышло удачно. Все реалии детям были прекрасно известны и понятны, уважение к труду впитали ещё с молоком матери (во всяком случае, Майке лестно было так думать), таким образом результат объяснения оказался положительным.

Вдвойне.

Поскольку практически с самого начала его выслушал и Доминик. Вошёл он потихоньку, думая, что дети уже спят или как раз засыпают, боялся их разбудить, разулся в прихожей и услышал в глубине квартиры голоса. Он замер, стараясь не шуметь, и прислушался.

Информация, что он не любит напрягаться, не стала для Доминика новостью. Знал за собой такое практически всю свою сознательную жизнь. Изложение сложившейся ситуации в Майкином исполнении ему очень даже понравилось, тем более что избавляло его от необходимости что бы то ни было объяснять. Детей Доминик и в самом деле очень любил. По большому счёту он остался доволен, вот только неприятно резанули эти слова… Не терпит напряга.

И что с того, что он всё знает? Кому какое дело, что он находится, так сказать, под тройным напряжением? Противно такое осознавать, мочи нет! И нечего лезть в душу, сам разберётся, но не сейчас…

Важно, что дети успокоились и не будут чувствовать себя несчастными.

Когда Майка закрыла дверь детской и вошла на кухню, она застала там мужа в домашних тапках и с портфелем в руке.

— Отличная ты моя жёнушка, — признал Доминик, врезав портфелем отличной жене пониже спины, тогда как верхнюю её половину заключил в объятия. — Я всегда знал, что на тебя можно положиться!

Отличная жёнушка охнула:

— Что ты в этом бауле таскаешь? Мортиру, гранаты?

— Нет, пару хитрых шарниров. Проверю на практике, — ответил Доминик и выпустил портфель, который грохнулся об пол, одновременно доказав, что не содержит взрывчатых материалов. — Я есть хочу. Найдётся что пожевать?

— Пельмени. Горячие. Я, пожалуй, тоже перекушу.

Доминик обожал пельмени. В принципе он был всеядный и капризничал за столом весьма умеренно, пельмени же мог есть всегда. Всё равно, какие. С мясом, с грибами, с капустой, хоть с ягодами, с чем попало. Правда, с ягодами или творогом — это, скорее, уже были вареники, но Доминик не придирался к названиям. При всей своей дурости Майка не докатилась до того, чтобы возиться с этими трудоёмкими изделиями собственноручно, зато обнаружила на базаре киоск, хозяйка которого располагала такого рода деликатесами, притом отличного качества. Майка покупала про запас и держала их в морозилке.