Я взглянула на вырезку и увидела, что по невнимательности порвала ее, конверт и приклеившийся к нему кусок газеты уже валялись неизвестно где. Заметка была достойна «Франс-суар» и ее стиля: зверская драма в пригороде Марселя, обнаружено мрачное, садистское преступление, бывший водопроводчик, связанный на койке, заткнутый кляпом рот, труп и так далее, соседи неохотно признают, что имели место частые сцены насилия, маленькая дочь исчезла несколько дней назад, соседи подозревают, что она сбежала, полиция ищет сожительницу, жуткое зрелище, представшее глазам тех, здесь вырезка обрывалась — в конце концов, слишком смочив клапан конверта, скульптор сделал то же, что Джек Лондон, то же, что Джек Лондон и моя память; но фотография дома была цела, и то была лачуга посреди огорода, натянутая проволока и листы цинка, высокие стены вокруг с их слепыми глазами, соседи неохотно признают, соседи подозревают, что она сбежала, все это, выхваченное из обрывков заметки, било меня по лицу.

Я села в такси и доехала до улицы Рике, зная, что это глупость, и делая это потому, что так делаются глупости. Среди бела дня это ничуть не соответствовало моим воспоминаниям, и хотя я двигалась, вглядываясь в каждый дом, и перешла на другую сторону, как, помнится, сделала тогда, я не узнала ни одного подъезда, который походил бы на виденный мною в ту ночь, падавший свет скрывал все, словно бесконечная маска, подъезды, но не Подъезд, ни один не вел в огород в окружении домов: просто потому, что этот огород находился в пригороде Марселя. Но девочка была, она сидела на какой-то ступеньке, играя с тряпичной куклой. Когда я заговорила с ней, она тут же убежала, юркнув в ближайшую дверь, консьержка вышла, прежде чем я успела постучать. Она спросила, не социальный ли я работник, конечно же я пришла за заблудившейся девочкой, которую она нашла на улице, как раз сегодня утром приходили господа, чтобы ее опознать, теперь ее должен забрать социальный работник. Хотя я уже это знала, перед тем как уйти, я спросила ее фамилию, потом зашла в кафе, на обороте письма скульптора написала окончание текста и тут же сунула листок ему под дверь, было справедливо, чтобы он узнал конец, чтобы сопроводительный текст к его скульптурам был полностью дописан.