Чем старше становится Екатерина, тем более явно и безудержно выступает наружу ее страсть к расширению своих владений. Она не перестает науськивать Европу на борьбу с Францией. Внезапная смерть австрийского императора, убийство шведского короля Густава являются в ее толковании деяниями якобинцев, и она утверждает, что ее собственной жизни беспрестанно грозит опасность со стороны убийц, подсылаемых ужасным Робеспьером. Она осыпает берлинский двор оскорблениями за то, что он вступает в переговоры "с убийцами и мятежниками", и невероятно негодует по поводу Базельского мира. "Заключать договоры с цареубийцами, - пишет она, - это значит поддерживать мужество новых цареубийц".

Когда Австрия хочет приостановить военные действия против Франции, Екатерина несказанно возмущена и утверждает, что с французами необходимо поступать так, как в свое время поступили ее генералы с разбойничьими шайками Пугачева: уничтожать всех, кто будет задержан с оружием в руках. Двадцати тысяч казаков достаточно, заявляет она, чтобы образумить мятежников и реставрировать во Франции монархию.

Но она не посылает во Францию ни своих генералов, ни своих казаков. Ей необходимо расправиться с последней вспышкой польского патриотизма, подавить восстание Костюшки. Во имя восстановления порядка ее войска занимают Польшу. Во имя порядка, которого он не умеет поддержать, Станислав понуждается к отречению от престола, во имя порядка Польша исчезает с географической карты в качестве самостоятельного государства.

Вместе с уничтожением Польши получает окончательное решение и курляндский вопрос: Курляндия являлась до той поры ленным владением Польши. Достаточно одного полка, чтобы свергнуть сына покойного Бирона и превратить Курляндию в провинцию России, чем, в сущности, только легализуется то положение, которое де факто существует уже на протяжении тридцати лет.

Все эти территориальные присоединения не обошлись, разумеется, без сложных переговоров с соседними державами - Пруссией и Австрией. Из-за каждой квадратной мили земли торговались вовсю, и так как политические аргументы являются убедительными лишь в том случае, если они поддерживаются штыками, то как Пруссии, так и Австрии пришлось увести немало войск с западного фронта.

Та недоверчивость и подозрительность, с которой относились друг к другу три легитимистские державы при разрешении восточного вопроса, послужили далеко не последней причиной их неудач в борьбе с Францией. Нельзя не отметить следующего, не лишенного внутренней логики, исторического гротеска: Екатерина разжигала борьбу против французской революции с той целью, чтобы ей не мешали завладеть Польшей, но вследствие той зависти, которой не могли не вызвать ее территориальные завоевания в Польше, она ослабила активность реакции, раздробила ее и сыграла, таким образом, роль ангела-покровителя французской революции.

Достигнув шестидесятипятилетнего возраста, Екатерина осуществила программу своего великого вдохновителя Петра: она владеет Балтийским и Черным морями, русские границы продвинуты далеко на запад. Она могла бы удовлетвориться этим и отдохнуть. Но она не в состоянии так поступить. Ни одна из черт ее характера не смягчилась, ничто в ней не утихомирилось, ее честолюбие все еще так же ненасытно.

- Если бы я могла дожить до ста лет, - говорит она Державину, - то объединила бы всю Европу под русским скипетром. Но я, во всяком случае, не хочу умереть раньше, чем мне удастся прогнать турок из Константинополя, сломать гордыню китайцев и завязать торговые сношения с Индией.

Она ни за что не хочет умереть. Жизнь осуществляла до сих пор все ее желания. Ей кажется, что она не может умереть до тех пор, пока у нее еще есть неисполненные желания. После своих бесчисленных успехов она думает, что может господствовать над таинственными законами судьбы и диктовать свою волю звездам.

Она ненавидит смерть и не хочет думать о ней. Она обладает способностью воспринимать всеми своими фибрами богатство и красоту жизни, любит эту жизнь во всех ее формах. Не обнаруживая ни малейшего затруднения, она справляется с проявлениями старости, преодолевает дефекты своего здоровья. Она любит свою деятельность, пестрое разнообразие которой столь же показательно для ее гениальности, как и та легкость, с которой эта почти универсальная смесь серьезных занятий и любительских забав составляют ее режим дня.

Ее день начинается в шесть часов утра. С той поры, как ей стало нелегко нагибаться и становиться на колени, Екатерина уже не сама растапливает камин, но все еще проводит первые утренние часы одна за своим письменным столом и пишет до тех пор, пока руку не начинает сводить судорога, или до тех пор, пока не притупляются изготовляемые для нее ежедневно два гусиных пера. Она пишет письма своим заграничным друзьям, пишет свои мемуары, политические статьи, комедии. Она пишет с необычайным увлечением, забывая все окружающее, сосредоточенно - как и все, что она делает. Она любит скромничать и называть свое писательство "пороком", но в действительности чрезвычайно высокого мнения о своем таланте.

Настоящая работа начинается по окончании этого писания. Появляются с докладами ее секретари, министры, генералы. В накинутой поверх шлафрока широкой кофте, с чепчиком на голове и очками на носу принимает императрица своих посетителей, приглашает каждого из них сесть, находит для каждого ласковое слово. Она никого не заставляет дожидаться. Она всегда занята, но никогда не суетится, никогда не перегружена работой.

Работает она с короткими перерывами до двух часов дня. Во второй половине дня она читает поступившие депеши и напутствует командируемых курьеров. В промежутках она находит время для того, чтобы переодеться, причесаться, пообедать, поболтать с внуками, почитать книжку, заняться рукоделием, сыграть на бильярде.

Она знает много способов бороться со старостью, и напряженная повседневная работа является одним из этих способов. Вторым является веселость. Екатерина всегда ставила смех чрезвычайно высоко, а с течением времени смех становится одной из составных частей ее мировоззрения. Тот, кто умел ее рассмешить, всегда являлся для нее желанным, и она прощала ему за это множество прегрешений. У нее здоровый, грубоватый, громкий и звонкий смех. Поводы для ее знаменитых взрывов хохота либо совершено невинного, либо совершенно недвусмысленного характера. Она смеется над "Девственницей" Вольтера и над способностью Льва Нарышкина кивать париком. Сама она умеет шевелить правым ухом и чрезвычайно этим гордится.

Случаи посмеяться представляются ей очень часто, опотому что в этом отношении она остается до старости столь же мало претенциозна, как ребенок. На интимных вечеринках в Эрмитаже, которые устраиваются в последние годы жизни Екатерины чуть ли не ежедневно, участники переодеваются, играют в фанты. Детская невинность ; этой игры в фанты прямо поразительна: проигравший должен выпить залпом большой стакан воды, или про-1 декламировать несколько строф из "Телемахиды", или громко зевнуть. Иногда самой матушке-императрице приходится сесть на пол, чтобы выкупить свой фант. И над всем этим Екатерина в состоянии искренно хохотать, хохотать до болей в животе.

Чем старше становится она, тем более страстно любит детей и притом не только детей царской семьи. Она воспитывает около полудюжины чужих детей, и все они находятся в непосредственной близости к ней, так что она может в любой момент прервать свою работу и в течение некоторого времени забавляться с ними.

Она любит животных и в особенности собак. В свое время она получила в подарок от своего английского врача Дисделя пару борзых, которые живут в ее комнате, плодятся и кладут начало знаменитой породе русских борзых. Екатерина лично о них заботится, ухаживает за ними, поднимается из-за письменного стола, чтобы открыть дверь и выпустить собаку в сад, следит с величайшим вниманием и интересом за особенностями характера щенят. Когда она гуляет по парку в Царском Селе, ее всегда сопровождают собаки, и во время приступов хандры и разочарования в людях собаки примиряют ее с мирозданием.