О разговоре Екатерины с Иоанном ничего, к сожалению, не известно. А жаль, потому что никогда еще в истории не было встречи лицом к лицу двух личностей, в такой мере воплощающих величие и совершенство. С одной стороны - женщина, являющаяся олицетворением всей красоты, всей мудрости, всей ответственности и всей испорченности светской власти, с другой стороны - чистейший, невиннейший мужчина, столь же свободный от греха, как в первый день рождения, никогда не читавший ни одной книги, кроме священного писания, хранивший на себе печать величия как следствие незаслуженно переносимых страданий. Что ощущает этот мужчина, никогда еще не видавший существа женского пола, при встрече с этой гордой красивой женщиной? Какое впечатление производит его внешность на узурпаторшу его трона? Говорят, будто она после этого разговора разразилась безудержными рыданиями. Почему?

Впоследствии Екатерина рассказывала, что арестант бормотал что-то совершенно непонятное, обнаруживая слабоумие и почти полное отсутствие человеческого рассудка. Но этот ее отчет относится к такому моменту и такому положению, которые дают основание сомневаться в его правдоподобии: он был дан во время процесса об убийстве Иоанна, в котором Екатерина, в глазах всей Европы, играла роль обвиняемой. Если бы Екатерина действительно встретила в Шлиссельбурге заикающегося, бормочущего что-то непонятное идиота, то она, несомненно, не преминула бы щегольнуть своим добрым сердцем, освободила бы несчастного и предоставила бы возможно большему количеству людей случай убедиться в том, каким невозможным претендентом на престол является этот жалкий "царь".

Она, несомненно, только с той целью и отправилась тайком в Шлиссельбург, чтобы затем огласить во всеобщее сведение результаты своей поездки и тем положить конец толкам об Иоанне как претенденте на престол.

Но она так же тайно вернулась оттуда и, следовательно, Иоанн не был безумным. Разумеется, его духовные способности не могут равняться ее дарованиям. Да как бы оно и могло быть иначе? Ведь он ничему не учился, ничего не узнал, ничего не пережил. Он не в состоянии управлять государством, но своей поразительной чистотой он в состоянии вызвать смятение в стране. Он привел в смятение даже Екатерину: ведь ее, а не его нервы не выдержали разговора.

Но это, конечно, только общечеловеческая слабость. Императрица не имеет права ей поддаваться. Иоанн, сидящий в Шлиссельбургской крепости, - мученик и святой, и она никогда, несмотря на все самообладание, не забудет облика этого невинного страдальца. Как бы ни обливалось кровью ее сердце, Иоанн является опасностью для всех благих начинаний Екатерины, опасностью для благоденствия и величия России, опасностью для прогресса, для просвещения, для философии.

Вскоре после посещения Екатериной Шлиссельбурга охраняющие Иоанна офицеры Власьев и Щекин получают указ, где им разъясняется, что если за арестантом явится кто-нибудь без подписанного собственноручно ее величеством распоряжения о выдаче оного, то, значит, речь идет об обмане и вражеских происках и выдавать арестанта ни в коем случае нельзя. Если же явится столько лиц, что сравниться с ними силой окажется невозможным, то надлежит арестанта убить, но, во всяком случае, не выдавать его живым.

Этот указ подписан Паниным. Панин достойный человек и человек принципа. Руководясь принципами, он неоднократно возражал Петру III и тем вызывал его недовольство, он часто возражал Екатерине, не вызывая тем ее неудовольствия. Власьев и Щекин отправляют Панину слезное послание: они же вот уже шесть лет не имеют права отлучаться из Шлиссельбурга, пусть их наконец освободят от выполнения несказанно тяжкой службы. Но Панин отвечает, что знает, как нелегка их служба, но знает также, что им обещан скорый конец возложенной на них миссии, просит их еще немного потерпеть и заверяет, что они не останутся без надлежащего вознаграждения.

Почему не исполняется столь понятная просьба обоих сторожей заключенного Иоанна? Вероятно, из опасения, что оба офицера, выбравшись из Шлиссельбурга, начнут болтать и своей болтовней могут вызвать беду. Но что означает упоминание о скором конце возложенной на них миссии? Ведь Иоанн может прожить еще десятилетия. Ну это, должно быть, просто фраза, имеющая целью умерить из нетерпение и успокоить их.

Но они не успокаиваются. В ноябре они снова пишут Панину, еще настойчивее, еще нетерпеливее. "Батюшка, освободи нас ради Христа, потому что силы наши подходят к концу". И Панин посылает каждому из них по тысяче рублей золотом и обещание, что "исполнение вашей просьбы может затянуться никак не дольше, как до первых летних месяцев".

На этот раз назван известный срок, правда, неопределенный, но все же срок. И 5 июля Иоанна не стало. Это, разумеется, только несчастное совпадение. Обстоятельства, при которых произошло убийство Иоанна, настолько сложны и запутанны, что Панин ни в коем случае не мог их предусмотреть. Если бы ему и впрямь мерещился такой вид "исполнения их просьбы", то он, несомненно, не намекал бы офицерам на это. По всем вероятиям фраза Панина носит совершенно случайный характер.

Но возможно также, что в тот момент, когда он ее пишет, существует план действительно вскоре положить конец миссии Власьева и Щекина, то есть перевести Иоанна в какую-нибудь другую крепость, в какое-нибудь другое верное место, но что к моменту, когда намеченный для этого перевода срок приближается, предпочитают оставить арестанта в Шлиссельбурге под прежним надзором. В начале лета Екатерина начинает собираться в поездку в остзейские провинции, несмотря на предостерегающие голоса, несмотря на анонимные письма и невзирая на сказанные ей когда-то Фридрихом Прусским и, несомненно, не забытые ею слова: "Пусть ваше величество только представит себе, что в ваше отсутствие какой-нибудь несчастный начнет строить козни с целью возведения на престол Иоанна". В то время, когда Фридрих написал эти слова, никто в стране еще и не говорил об Иоанне, никто не сомневался в праве Петра III на престол. Но теперь имя Иоанна жужжит ежедневно в ушах Екатерины, как шмель. И она тем не менее решается на поездку. Она верит в свою счастливую звезду. Она доверяет также Власьеву и Щекину. Оба они, угнетенные долголетней оторванностью от мира, жаждущие свободы и ненавидящие до бешенства невинного виновника их страданий, несомненно, не задумаются ни на секунду, если им придется выполнить инструкцию, данную им осенью 1762 года. Если появится кто-нибудь, кто захочет силой освободить арестованного, то эти два офицера охотно воспользуются случаем безнаказанно отделаться навсегда от того, кому они и так по сто раз на день желают смерти.

Но во время процесса об убийстве Иоанна инструкция, данная охранявшим его офицерам осенью 1762 года, исчезает бесследно. Никогда, вплоть до сегодняшнего дня, не найдено было также ни малейших фактов о том, знала ли Екатерина в момент своего отъезда, что в Шлиссельбурге находился человек, "строивший козни с целью освобождения Иоанна и возведения его на престол".

Этого человека звали Мирович.

Мы знаем о Мировиче только то, что выяснилось о нем на официальном процессе. Вот в каком виде предстает перед нами его образ на основании данных тщательно произведенного судебного дознания.

В момент государственного переворота ему двадцать два года, и он служит подпоручиком в Смоленском полку. Он происходит из хорошей дворянской семьи на Украине, но имения его семьи были конфискованы в 1709 году из-за участия его родственников в восстании Мазепы.

У молодого Мировича нет денег, и, что еще хуже, у него их меньше, чем у любого из его товарищей. Он играет в карты и играет неудачно. У него тяготящие его долги, которых он не в состоянии уплатить. Три его сестры голодают в Москве, и он не может им ничем помочь. Он затевает судебный процесс с целью добиться возвращения конфискованного имущества и проигрывает его. Но Мирович не так скоро успокаивается и надоедает всем со своим процессом.