- Люди смертельно устали, многие валятся с ног, - продолжал командующий. - Я хотел бы обратить ваше внимание вот на что. Посмотрите на карту, и вы убедитесь, что река Истра, водохранилище и прилегающая к ним местность представляют собой прекрасный естественный рубеж. Если его занять заблаговременно, можно организовать превосходную оборону, и ни один танк противника преодолеть ее не сможет. Для этого потребуются небольшие силы.
- Тогда некоторое количество войск мы бы вывели во второй эшелон, - заметил генерал Захаров, - создав этим самую глубокую оборону.
- Совершенно верно, - оживился Рокоссовский. - А часть сил мы могли бы перебросить на Клинское направление.
Всесторонне обдумав и обсудив этот замысел, Рокоссовский изложил его командующему фронтом Жукову.
- Я считаю этот замысел неудачным, и его я не могу поддержать, - категорически заявил командующий фронтом. - Приказываю стоять насмерть, не отходя ни на шаг.
- Я понимаю, - сказал Рокоссовский, - на войне может быть ситуация, когда решение стоять насмерть является единственно возможным.
- У нас именно такой случай.
- Я с этим не могу согласиться, - возразил командарм. - Такой приказ правомерен, если преследуется цель - спасение от верной гибели большинства...
— Большинство - это народ, - перебил его Жуков.
- За нашей спиной нет других войск, и если мы погибнем, то путь на Москву будет открыт, - настаивал на своем Рокоссовский.
- Эти доводы здесь неуместны, - дал понять Жуков, что разговор закончен. - Приказываю - ни шагу назад! Стоять насмерть!
Рокоссовский считал, что вопрос об отходе на Истринский рубеж в данной ситуации чрезвычайно важен, и отступать от своего замысла не собирался. Его долг и честь командира, от которого зависят жизни десятков тысяч людей, не позволяли безропотно согласиться с Жуковым. Штаб армии подготовил телеграмму, в которой обстоятельно было мотивировано это предложение, и за подписями Рокоссовского и Лобачева направил в адрес начальника Генерального штаба. Через небольшой промежуток времени был получен ответ. Борис Михайлович Шапошников замысел поддержал и дал санкцию на отвод войск.
Рокоссовский хорошо знал Шапошникова еще по довоенной службе и был уверен, что он наверняка согласовал ответ с Верховным Главнокомандующим.
Командарм в этот же день дал распоряжение об отводе ночью главных сил за Истринское водохранилище. Прежние позиции продолжали занимать усиленные отряды, которые под давлением противника должны были приближаться к переднему краю обороны главных сил. Офицеры связи довели распоряжение до частей.
- Теперь фашисты на Истринском рубеже сломают себе шею, - весело потирал руки Малинин. - Мы вам покажем кузькину мать!
Но долго ликовать не пришлось - последовала телеграмма Жукова: «Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю. Приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни на шаг назад не отступать. Генерал армии Жуков».
- Самодур! - пробормотал себе под нос Малинин и отнес телеграмму командарму.
Рокоссовского эта телеграмма задела за живое, но приказ есть приказ, а он был Солдатом. Пришлось подчиниться.
К сожалению, опасения Рокоссовского оправдались. Противник отбросил наши части на восток, форсировал с ходу Истру и захватил на ее восточном берегу плацдармы. Южнее Волжского водохранилища он прорвал оборону на участке 30-й армии и расширил прорыв. Немцы ввели в бой пять новых дивизий и овладели Солнечногорском, а затем и Клином. Обойдя Истринское водохранилище, противник начал продвигаться на юг в сторону Москвы.
4
На рассвете 23 ноября Рокоссовский и Лобачев находились иа переднем крае левого фланга армии, когда им сообщили, что противник овладел Солечногорском, где оборону по поручению командующего фронтом держал комендант Москвы. Командарм с тревогой взглянул на карту—фашистские войска обтекали 16-ю армию с севера. Это очень опасно. Для прикрытия Ленинградского шоссе нужны резервы, а их нет. Ему удалось с местной почты связаться с начальником штаба фронта Соколовским. Коротко доложив обстановку, он попросил подкрепления.
- Командующий фронтом уже направил в район Солнечногорска группу танков, несколько зенитных дивизионов. Из района Серпухова ждем подкр...
На этом связь оборвалась - снаряд угодил в здание почты. Слева от командующего сверкнул огонь, и его отбросило в сторону взрывной волной. Лобачев подбежал к правому крылу здания, из которого выскочил Рокоссовский. Он на ходу протирал глаза и покрытое копотью лицо.
- Не зацепило? - выдохнул встревоженный Лобачев.
- Кажется, пронесло, - ответил командарм не своим голосом.
К вечеру машина подходила к КП армии. Они несколько часов ехали по выжженной земле, мимо развороченных траншей, ходов сообщений, следов крови. На дорогах неподвижно чернели сгоревшие, взорванные, пробитые танки. Железный запах гари, с одной стороны, вызывал тошноту, а с другой - вселял надежду, что усеивать так густо наши поля танками у немцев не хватит возможностей. Рокоссовский поделился своими мыслями с Лобачевым.
- Алексей Андреевич, нам надо во что бы то ни стало продержаться хотя бы десяток дней. Фашист слишком далеко замахнулся своим бронированным кулаком. Думаю, пробивная сила этого кулака вот-вот иссякнет.
Лобачев не ответил. Командарм глянул на заднее сиденье: генерал, примостившись в углу машины, дремал.
Прибыв в штаб глубокой ночью, командующий приказал начальнику артиллерии Казакову снять с других менее опасных направлений два противотанковых полка и направить их под Солнечногорск.
После двухчасового сна на временном КП в деревне Пешки командарм на рассвете вышел из избы. По небу, усеянному яркими звездами, огненной дугой вспыхнула комета и над горизонтом погасла. Почти до конца села хорошо были видны хаты* за которыми простиралось белое поле. Вокруг деревни время от времени падали снаряды. Они проносились с жалобным свистом и мягко шлепались на землю. Видимо, танки стреляли болванками. Справа от деревни прорезала проклюнувшийся рассвет полоса трассирующих пуль.
Рокоссовский зашел на КП. В избе толпилась группа генералов. Стоял шум. Каждый старался высказать свое мнение по поводу состояния дел в полосе обороны армии. Это были многочисленные представители штаба Западного фронта.
- Что здесь происходит? - спросил командарм.
- Не дают работать! - буркнул Малинин. - Каждый норовит дать указание!
Рокоссовский заметил, что начальник Штаба доведен до белого каления, раз проявляет такую несдержанность.
- Вы что, нам не доверяете? - спросил командарм.
- Н-нет, что вы, - ответил старший из них. - Вы делаете все возможное, чтобы на своем участке отстоять Москву.
- Тогда в чем дело?
- Мужики, хватит тут устраивать балаган! - сказал старший группы. - Поехали в соседнюю армию.
В середине дня Рокоссовский выехал на Истринское направление, где шли тяжелые бои. В течение суток он изучал противника, говорил с людьми, давал советы по укреплению обороны.
Когда он поздно вечером вернулся на КП, Малинин доложил:
- Несколько раз звонили Жуков, Соколовский и уточняли, перешли ли войска в наступление под Солнечногорском.
- Какое может быть наступление, если мы на пределе сил держим оборону?
- Командование фронта изменило задачу войскам, которые мы послали для обороны Солнечногорска.
- Но ведь соединения еще на марше, - возмущенно проговорил Рокоссовский, - и на организацию наступления времени нет.
- Я такие же доводы приводил командованию фронта.
- Ну и что?
- Просили по этому поводу их больше не беспокоить и немедленно начать наступление.
Поспешное, неподготовленное наступление на Солнечногорск, как и следовало ожидать, успеха не имело. Противник быстро подтянул достаточно сил и сначала остановил наступающих, а затем отбросил их в исходное положение. Группа Доватора, поддержанная мизерным количеством танков и артиллерии, несмотря на решительные действия, задачу выполнить не смогла. Многие населенные пункты несколько раз переходили из рук в руки, но одолеть противника не хватило сил. Конница понесла большие потери и вынуждена была перейти к обороне.