Рокоссовский сделал паузу, давая возможность участникам совещания осмыслить сказанное, потом продолжил:

- Выполнение этой задачи возлагается на три фронта. - Он снова подошел к карте. - На 1-й Белорусский, 1-й Украинский и 2-й Белорусский. В общих чертах операция должна развиваться следующим образом. - Командующий фронтом подошел к столу, выпил несколько глотков чая и вернулся к карте. ~ Удар в общем направлении на Берлин наносит 1-й Белорусский фронт, одновременно частью сил обходит город с севера, 1-й Украинский фронт наносит рассекающий удар южнее Берлина. Наш 2-й Белорусский фронт наносит рассекающий удар севернее Берлина, обеспечивая правый фланг 1-го Белорусского фронта от возможных ударов противника с севера, и на этом направлении ликвидирует вражеские войска, прижимая их к морю. Срок начала операции для войск Жукова и Конева - 16 апреля, для нашего фронта 20 апреля.

По палатке пробежал шумок.

- Да, да, друзья, 20 апреля. - Рокоссовский подошел к столу, оглядел своих соратников. - Кровь из носу, а мы должны быть на исходных позициях и начать наступление в срок. - Он глянул на карманные часы. - Судя по всему, мы проводим последнюю операцию в этой войне. Матери, жены, близкие ждут не дождутся своих родных с фронта. Я прошу вас и требую принять все меры для сохранения жизни людей. Это, пожалуй, самая главная задача в этой операции. Надо - приостанавливайте наступление, не жалея боеприпасов, подавляйте огневые точки, активно привлекайте для этого артиллерию и авиацию. Все команды на Этот счет им выданы. По моему разумению, теперь уже не имеет существенного значения, когда мы добьем фашистов - днем раньше или днем позже, - главное, чтобы было меньше жертв. На этом заканчиваем разговор и приступаем немедленно к делу.

2

В начале апреля уже начали подсыхать дороги. Войска 2-го Белорусского щли и шли на запад. В тучах пыли двигался нескончаемый поток машин, повозок, пехотных колонн.

Рычали тягачи; злобно фыркали грузовики, везущие тяжелые боеприпасы; гудели полуторки, в которых сидели запыленные, с потемневшими лицами, солдаты; парусами поднимался брезент над «Катюшами».

Приспособившиеся к войне, ритмично переставляли ноги лошади; прижимаясь к обочине дороги, скрипели крестьянские телеги; дымящимся потоком скрежетали танки.

Машина командующего фронтом, обгоняя колонны войск, пробиралась между воронками от бомб и снарядов, обгоревших артиллерийских лафетов, танков и машин. Когда до Одера оставалось несколько десятков километров, Рокоссовский подъехал к остановившейся на привал колонне.

- Чье соединение? - спрцсил маршал, заметив хорошую организацию передвижения войск.

- Корпус генерал-лейтенанта Аревадзе, товарищ маршал.

- Где командир?

- В голове колонны.

- Спасибо, полковник! - сказал командующий фронтом и сел в машину.

- Маршал Рокоссовский! - разнеслось по колонне.

Когда этот клич докатился до генерала Аревадзе, он тут же достал из машины принадлежности для чистки сапог и начал наводить на них зеркальный блеск. Он надел новую пилотку, влажным полотенцем протер лицо, машинально поправил брови. Педантичная аккуратность генерала не однажды была предметом досужих разговоров. Многие подчиненные называли его «фронтовым щеголем». Аревадзе знал об этом и не обижался. Он был уверен, что во внешнем виде командира, особенно в условиях войны, заложены любовь к жизни, уважение к людям, которыми ты управляешь, к самому себе и уверенность в победе. Машина командующего фронтом резко притормозила у «Виллиса» , стоявшего у обочины дороги.

- Товарищ маршал Совет... - Пытался доложить Аревадзе, щелкнув каблуками.

- Михаил Егорович, перебил его Рокоссовский, улыбнувшись. - Что случилось, почему без усов?

- Я дал себе слово, товарищ командующий фронтом, как только Ступлю на территорию Германии, то сразу сбрею усы.

- Чем это вызвано?

- Не хочу, чтобы женщины тех мужчин, с которыми я воюю, любовались моими красивыми усами.

- Остроумно, - рассмеялся Рокоссовский.

- Приглашаю на чай, товарищ маршал, - сказал генерал, покосившись на походный столик, за которым хлопотали адъютант с водителем.

- За язык никого не будем привязывать? - усмехнулся Рокоссовский, напомнив генералу о забавном приключении на Курской дуге.

- Никак нет, - покраснел Аревадзе, в душе радуясь, что его еще раз свели фронтовые дороги с этим знаменитым и простым человеком. Их первая встреча, благодаря Аревадзе, приобрела большую огласку, обросла неправдоподобными подробностями и теперь уже смахивала на анекдот, который гулял по всему фронту.

- Теперь скажите, как идет переброска войск? - спросил командующий фронтом, допивая чай.

- Все идет по плану, товарищ маршал, - бодро ответил Аре-вадзе. - Мы даже опережаем график на десять часов.

- Артиллерия не отстает?

- Никак нет, я ее держу впереди колонны. У меня на учете каждая пушка.

- Вот за это молодец, Михаил Егорович, - поднялся Рокоссовский.

Похвала маршала была бальзамом для впечатлительной души Аревадзе, для его гордой самолюбивой натуры. Он вдруг покраснел, заморгал глазами и взволнованно произнес:

- Мы на пороге конца войны, товарищ маршал. Я уверен -последняя ваша операция будет такой же успешной, как и остальные. Заранее поздравляю вас с победой.

Рокоссовский добродушно улыбнулся и, прощаясь, произнес:

- Желаю успеха, Михаил Егорович. Но победу трубить еще рано.

Он сел в машину и уехал.

3

В теплый и ясный весенний день, 10 апреля, на своем КП в районе Жидовице, в бывшем управлении одерскими шлюзами, командарм Батов встретил Рокоссовского, прибывшего с большой группой генералов на рекогносцировку. Здесь уже находились все три командарма ударной группировки - кроме самого хозяина были на месте командующий 70-й - В.С. Попов и командарм 49-й - И.Т. Гришин.

Настроение у всех было приподнятое и боевое - на огромной территории разворачивалась последняя в этой изнурительной войне битва. Еще одно решительное усилие, и гитлеровский рейх будет уничтожен. Не об этом ли времени мечтал каждый участник этой исторической рекогносцировки?

Командующий фронтом всегда старался быть в хорошем настроении, которое передавалось его подчиненным, если даже на душе было скверно. Но сегодня, казалось, он искусственно сдерживал положительные эмоции и старался выглядеть строгим и серьезным. Вероятно, он боялся, что на последнем этапе войны, когда до победы подать рукой, могут появиться самоуверенные и легкомысленные настроения в ожидании скорого и неизбежного успеха. А это может привести к неоправданной гибели людей. Это тревожило Рокоссовского не на шутку. Обладая определенным педагогическим тактом, он не стал выражать свои мысли в назидательной форме, а поступил по-другому.

- На войне нередко бывает, - говорил он, - когда полководец уже потирает руки и радуется, что выиграл сражение, вовсю бьет в фанфары. Но вдруг узнает, что противник, сохранив силы, перешел в контрнаступление и давит на войска по всему фронту. Вот тогда-то эйфория победы мгновенно сменяется отчаянием. Такую ситуацию я переживал и сам. Фашистский зверь ранен, но он еще не добит. Думаю, вы знаете, что раненый зверь более опасен, чем тот, который сумел скрыться от охотника.

Затем участники рекогносцировки обсудили замысел предстоящей операции, который сводился к тому, чтобы сначала задержать Мантейфеля*, не дать ему возможности двинуть армию к Берлину, а затем расчленить его войска и уничтожить.

После обеда генералы поднялись на крышу рыбачьего домика, стовшего рядом с берегом.

С моря тянул сильный порывистый ветер. Наши войска и позиции противника разделяла река. Хорошо просматривались два широких рукава - Ост-Одер и Вест-Одер, а между ними тянулась огромная трехкилометровая пойма, переплетенная множеством каналов и дамб. Гидротехнические и дорожные сооружения предусмотрительными немцами были приспособлены к обороне еще в мирное время.

Километрах в четырех от западного Вест-Одера поднимались в небо крутые высоты. Оптические средства позволяли увидеть юго-восточные окраины Щецина. Огромной глыбой серого камня город нависал над рекой.