Литмир - Электронная Библиотека

Весь инцидент полон глубокого значения. Он озадачивает. С кем имели дело русские представители? От чьего лица говорили представители Центральных держав? От лица их парламентского большинства или от лица партий меньшинства, того милитаристического и империалистического меньшинства, которое до сих пор преобладало во всей их политике и держало под свои контролем дела Турции и балканских государств, бывших вынужденными присоединиться к ним в этой войне? Русские представители настаивали, очень справедливо, очень мудро и в подлинном духе современной демократии, чтобы их переговоры с тевтонскими и турецкими государственными деятелями проходили при открытых, а не закрытых дверях... Кого же тогда мы слушали? Тех, кто выражает... дух и намерения либеральных вождей и партий Германии, или тех, кто упорно сопротивляется этому духу и настаивает на завоеваниях и порабощении? Или, может быть, мы слушали обе стороны, находящиеся в открытом и безнадежно непримиримом конфликте друг с другом? Это серьезные вопросы, чреватые последствиями. От ответа на них зависит мир во всем мире».

Затем президент отметил искреннее стремление к миру со стороны русского народа: «Раздается голос, призывающий к такому определению принципа и цели. Этот голос кажется мне более волнующим и более убедительным, нежели любой иной из множества взволнованных голосов, наполняющих собою взволнованный воздух мира. Это голос русского народа. Русские повергнуты и, казалось бы, почти совершенно беспомощны перед зловещей мощью Германии... Их сила кажется разбитой, но душа их не покорилась. Они не поступятся ни принципами, ни делами. Их убеждение в своей правоте, в том, какие условия было бы человечно и почетно принять, было высказано с откровенностью, широтой взгляда, духовной щедростью и чувством всеобщей человеческой солидарности, которые должны вызвать восхищение всех друзей человечества, и они отказались поступиться своими идеалами или ради собственной безопасности бросить других в беде».

Эти человечные, честные, откровенные и большие слова неоднократно повторялись Лениным и Троцким 30 декабря. Вильсон не скупился на похвалы. Он надеялся, что они не выйдут из войны ради собственной безопасности. «Они призывают нас сказать,— продолжал он,— чего мы хотим, в чем различие между нашим духом и целями и теми, которые они высказали, если такое различие есть...» Он хотел, чтобы Ленин и Троцкий поверили ему: «Верят или не верят этому его теперешние вожди, мы надеемся от всего сердца, что нам представится почетная возможность оказать народу России помощь в его высоком стремлении к свободе и узаконенному миру».

Целью Вильсона было отторгнуть Турцию и Болгарию, эти слабейшие звенья в цепи Четверного союза, от Германии, расширить трещину между военными и штатскими политиками Германии и, в первую очередь, сорвать прерванную конференцию в Брест-Литовске, расточая большевикам комплименты и предлагая им помощь, в духе Робинса-Локкарта-Садуля, если они будут продолжать войну.

С этой целью президент приступил к формулировке мирных (или военных) целей Соединенных Штатов:

«1. Открытые мирные договоры, заключенные открыто...

2. Абсолютная свобода судоходства на морях...

3. Устранение... всех экономических барьеров и установление равенства условий торговли.

4. ...гарантии... сокращения вооружений...

5. Свободное, не ограниченное и абсолютно беспристрастное разрешение всех колониальных требований...»

Пункт 5-й мог понравиться большевикам.

Пункт 6-й был специально для них: «Очищение всей занятой русской территории и такое разрешение всех затрагивающих Россию вопросов, которое обеспечит ей самое полное и свободное содействие со стороны других наций в деле получения ею беспрепятственной и ничем не стесненной возможности принять независимое решение относительно ее собственного политического развития и ее национальной политики; обеспечение ей искреннего и радушного приема в сообщество наций при условии установления ею формы правления по собственному выбору и, сверх того, оказание ей любой помощи, в которой она может нуждаться и которой она сама пожелает. Отношение братских народов к России в ближайшие месяцы будет пробой доброй воли этих народов, понимания с их стороны, что ее нужды могут быть отличны от их собственных интересов, их разумного и бескорыстного сочувствия.

7. Бельгия... должна быть эвакуирована и восстановлена...

8. Вся французская территория должна быть очищена, а Эльзас и Лотарингия возвращены Франции.

9. Исправление границ Италии... на основе... национальных границ.

10. Народам Австро-Венгрии... должны быть предоставлена наиболее свободная... возможность автономного развития.

И. Румыния, Сербия и Черногория должны быть эвакуированы...

12. Турецким частям нынешней Оттоманской Империи следует обеспечить прочный суверенитет, а всем нетурецким народам империи — ...абсолютно нерушимые условия автономного развития; Дарданеллы должны быть постоянно открыты для свободного прохода торговых судов всех стран под охраной международных гарантий.

13. Независимое Польское государство должно быть создано...

14. Образование всеобщего союза наций...»

Полмиллиона экземпляров речи президента было

отпечатано большевиками в немецком переводе для распространения среди немецких военнослужащих. Тысячи плакатов с русским переводом были вывешены на улицах Петрограда и других городов. Речь Вильсона передавалась по советскому радио. С помощью большевиков американская Христианская Ассоциация Молодых Людей распространила миллион экземпляров на русских позициях и еще один, в немецком переводе, на германском Восточном фронте. Полный текст речи Вильсона появился во всех советских газетах1.

«Но несмотря на такое широчайшее распространение,— пишет Уилер-Беннетт,— Четырнадцати пунктам це суждено было повлиять на ход Брест-Литов-ских переговоров». Джордж Ф. Кеннан заключает: «В общем и целом трудно предположить, чтобы дальнейший ход событий в Брест-Литовске был существенно иным, если бы речь о 14 пунктах вообще не была произнесена»272 273. История подтверждает эти суждения. Вопрос заключается в том, не принесла ли эта речь вреда. Шестой пункт Вильсона гласит: «Отношение братских народов к России в ближайшие месяцы будет пробой доброй воли этих народов, понимания с их стороны, что ее нужды могут быть отличны от их собственных интересов, их разумного и бескорыстного сочувствия». Вильсон и Соединенные Штаты не выдержали этой пробы. В ближайшие месяцы Америка предприняла военную интервенцию против советского правительства. На поверку сладкие комплименты Вильсона превратились в горькое разочарование.

Через шестнадцать дней после речи Вильсона о Четырнадцати пунктах Рэймонд Робинс телеграфировал из Петрограда в Америку Вильяму Бойсу Томпсону: «Не могу преувеличить значение немедленного признания большевистского правительства и установления modus vivendi с целью щедрой и доброжелательной помощи. Сиссон одобряет эту телеграмму и советует показать ее Крилю»274.

Четырнадцать пунктов привели Робинса в возбуждение. Он не мог и мечтать о большей победе в своем крестовом походе за дружеское отношение Америки к советской России. Телеграмма Томпсону показывает, что он ожидал от речи конкретных результатов, в первою очередь, в виде признания Соединенными Штатами большевистского режима. Этому не суждено было случиться.

Робинс, как и Локкарт с Садулем, потерпел неудачу. Весь их энтузиазм, сочетавшийся в Садуле с идеологией (он стал ярым сталинистом), в Робинсе — с приятием революции как преобразования, а в Локкарте — с пониманием и с сильно развитым чувством общественного долга, остался безрезультатным, потому что их целью было вернуть Россию в Мировую войну. Они предлагали большевикам сохранить власть, приняв военную помощь Запада. На это наме-кается и в речи президента Вильсона. Ленин понимал, однако, что большевикам ставится условие: они должны поддерживать боеспособный фронт против Центральных держав. А это было, на взгляд Ленина, продолжением войны, т. е. смертельной угрозой для революции.

63
{"b":"236623","o":1}